Ее друг (СИ) - Февраль Алена. Страница 21

Значит что-то ещё произошло, о чём я не знаю, но это точно касается меня. Молодой куратор не отличался нервозностью, а сейчас он вёл себя даже беспокойнее, чем во время нашей встречи в январе… Что могло случится?

Так я и шла до остановки, бесконечно прокручивая в голове возможные варианты случившегося. Я чего только не надумала и не нафантазировала себе, когда неожиданно услышала голоса… Я знала их обладателей, но главное я услышала среди прочих Мишин голос.

Шум шел со стороны центральной аллеи, которая располагалась неподалёку от колледжа. Раньше мы собирались большой компанией на этой аллее, занимая сразу несколько лавочек, которые мальчишки ставили кругом. Мы с Мишей всегда уходили пораньше с таких посиделок — мы любили гулять вдвоём, а вот ребята могли засижываться до наступления ночи. По всей видимости сегодня на аллее тоже было что-то подобное… Только мне в эту компанию теперь дорога закрыта, да и с Мишей я до ужаса боялась пересечься. Думала о нём часто, переживала, но встретиться с ним глазами было страшно. Прибавив ходу, я попыталась поскорее пройти мимо аллеи, но в последнее время удача не была моим союзником.

Голоса стихли, причём резко. Мне даже показалось, что окружающий городской шум притих в эти секунды. А потом я услышала шаги: быстрые и шумные. Я инстинктивно почувствовала, кто именно шёл в мою сторону…

Трусливо перейти на бег, не решилась, но в свои шаги я попыталась вложить наибольшую скорость. Шаг-второй-третий и меня настигли. Из темноты аллеи, на перерез моей тропинки из снега, вышел Миша.

— Привет, Маша. Ты именно от меня бежишь или просто привыкла скрываться?

Я закинула голову назад и приподняла подбородок. Я не имею право выглядеть перед ним испуганной дурой. И пусть я трясусь и у меня лицо занемело от страха, Решетникову это знать не нужно. Я должна выстоять и нацепить на лицо маску хладнокровия, иначе никак нельзя. Миша не должен увидеть, что прежняя Маша скоропостижно умерла и была похоронена под плитою его жестокости… Розовые очки он сам с меня содрал, когда кромсал моё сердце на ярко-красные кусочки. Я смогла реанимировать один кусочек и теперь именно он помогает мне выживать. Нет не жить. Я изо дня в день борюсь с обстоятельствами и тупо выживаю…

Мише нельзя прказать такую правду.

Глава 36

Миша выходит из тени и свет фонаря ложится на его лицо. Я еле сдерживаюсь, чтобы не ахнуть, настолько я шокирована его внешним видом. Ошалело-распахнутые глаза сразу отмечают продолговатую ссадину на щеке, синяк на скуле, а его губы были настолько сильно разбиты, что распухли.

Я еле сдерживаю внутренний порыв броситься к бывшему другу на шею и пожалеть. Мне его жалко до одури.., до мурашек. Тело так и тянется к Медведю, требуя согреть его раненую кожу тёплым дыханием.

Нет-нет. И ещё раз нет. К чему это всё?! Тебе не должно быть дела до его жизни. Он по твоей душе прошелся грязной обувью, а ты о теле его печёшься. Хватит.

— Значит мой вопрос останется без ответа.., — первым нарушает молчание Миша, — ты как? Совсем говорить не хочешь или я могу украсть несколько твоих минут?

— Нет, — хрипло отвечаю я и пытаюсь обойти молодого человека.

Свернув с тропинки, я упираюсь в ряды ёлок, которые живыми столбами отделяют аллею от дороги.

— Погоди, — тихо цедит Миша и успевает перехватить мой локоть.

Парень тут же легонько толкает меня в тень ёлок, но я всё равно успеваю разглядеть его руки: казанки разбиты, а пальцы покрыты мелкими царапинами и порезами.

— Я спешу. Отпусти меня.

Мой голос вибрирует от дикого волнения, но сдаваться и пасовать перед Решетниковым, я просто не имею право.

— Стой, — чуть громче командует Миша.

Я не успеваю опомниться, как его руки переплетают мою талию и прижимают к себе. Я оказываюсь в его крепких, слишком тугих объятиях.

До боли знакомый запах лавиной врывается в рецепторы и я на несколько секунд просто стою и нюхаю аромат прошлой жизни. Там Миша был другой и окружающие люди не были такими злыми... Впрочем, мне могло все это лишь казаться.

— Как же я соскучился по тебе.., Машка… Всё время думал — увижу тебя и больше никогда не отпущу. Ты моя, Маша! Несмотря ни на что… Ты моя.

— Нет-нет-нет.., — без перерыва шепчу я и уворачиваюсь от горячих Мишиных губ.

Несмотря на холод, мне становится очень жарко. Сильные руки Решетникова, сжимающие моё тело в тиски, причиняют легкую боль.

— Нет! Миша! Отпусти меня или я буду кричать. Я сейчас стану очень громко звать на помощь.

— Кого звать то будешь? — по тихоньку разжимая объятия, бормочет парень, — половине людей пох..р на нас, а остальные будут очень рады представлению. Более того, они мне даже аплодировать будут. Они все, Маша, словно голодные звери, готовые при первой возможности содрать с жертвы кожу… Люди-звери, любимая, я теперь это знаю наверняка.

— Ты тоже зверь, — спешно говорю я и облизываю кончиком языка замёрзшие губы, — волк в овечьей шкуре. Это хуже, Миша. Зверь, спрятавшийся под маской добрых дел и слов, ранит намного сильнее. После таких ран живое существо может сломаться или погибнуть… Дикого зверя знаешь, от него хорошего не ждёшь, инстинктивно его опасаешься, а тут...

Миша не дает мне договорить. Он обхватывает мой подбородок ладонью и сипло выдавливает в самые губы.

— Ты ещё не знаешь настоящих зверей, Маша, и я сделаю всё, чтобы ты их не узнала… Чтобы тебе в этом городе жилось хорошо, любимая. Вот для них я буду зверем. Не для тебя…

Я поднимаю глаза, чтобы посмотреть в глаза Решетникову, но в такой темнноте и при такой близости, я ничего не могу рассмотреть.

— Пошли в машину, дрожишь вся.

Решетников снова хватает мой локоть и утягивает за собой.

Вначале я очень активно сопротивляюсь, несколько раз даже успеваю стукнуть парня по ноге, а потом… снег сливается с тёмной дорогой и сознание уплывает прочь от меня.

Сильные щлепки по лицу не сразу, но возвращают меня в действительность. Тревожно оглядевшись, я понимаю, что больше не нахожусь на улице. Теперь я сижу в тёплом кресле на переднем сидении Мишиной машины. Бывший друг сидит рядом и внимательно наблюдает за мной. Миша снял с головы капюшон и теперь при горящем в салоне свете, я более четко могу рассмотреть его израненное лицо.

— Кто тебя побил? — неожиданно, даже для себя, спрашиваю у парня.

В ответ Решетников криво усмехается.

— Ты считаешь, что меня — такого несчастного — побили плохие дикие звери-мальчики, которые никогда не притворяются хорошими? А я — зверь, скрывающийся под маской добряка, спокойно всё стерпел и к тому же успел причинить им добро во время очередной порции пинков? А потом, при максимально удобном случае, моя добрая шкура слетает и я становлюсь чуть ли не дьяволом. Прекрасный портрет, ничего не скажешь, Маша. Знаешь только, что не сходится? Как такой злобный притворщик как я, полжизни любил тебя и даже не попытался силой требовать от тебя ответной любви? Не знаешь? А я знаю. Потому что он не волк в овечьей шкуре, как ты выразилась. Он влюблённый лох, которому с…ка-ревность беспрерывно изъедает душу и сердце. А ещё, он самый настоящий глупец, потому что всегда думал, что слова любви, которые он дарил своей любимой, доходят до адресата, а не осаждаются в френд зоне. А ещё, бл...ть, он думал, что между ним и девочкой нет секретов. Ты принимала мою любовь и заботу, Маша, а сама все время мечтала о брате. Любой зверь сожрал бы вас обоих, и не подавился. Я не сожрал. Покусал, о чём сильно жалею, но не сожрал.

Глава 37

Отвернувшись к окну, я молча перевариваю словесные обороты Решетникова. В который раз я не знаю, что ответить на Мишин монолог. В прошлой жизни, я бы точно посочувствовала бывшому другу, который озвучил подобные вещи мне… И меня прежнюю ещё больше бы поглотило чувство вины и растерянности. Но сегодня, в этот миг, я даже внутренне не пошла по такому пути. Более того, в голове заскреблись совершенно иные мысли.