За пределом (СИ) - Кири Кирико. Страница 107

— То, что сделал я, уже позади, — перебил я его.

— Позади? Я… сомневаюсь в этом, — ответил он.

Отец встал, слегка сгорбленный, будто под тяжестью всего мира, и повернулся ко мне спиной. Словно отвернулся, чтоб не видеть моего лица. Будь я немного более проницательным или дальновидным, я бы смог понять, к чему всё идёт. Возможно, в тот момент я мог всё изменить, но…

Но я не смог. Опыта не хватило, да и интуиция не спешила мне подсказывать что-нибудь.

В тот момент двери за моей спиной распахнулись. Распахнулись громко, от чего я резко обернулся, и… Мне казалось, что земля начала уходить из-под ног. Словно я оказался в одном из своих снов, где мир стал нереальным и сюрреалистичным.

Не мог поверить, что меня… кинули в самом конце. И не кто-то, а мои родные…

Тело среагировало на опасность быстрее, чем я сам понял, что происходит. А может быть то было моё уже искорёженное сознание, готовое реагировать на любую непонятную ситуацию агрессией. Открытой и радикальной. Человека делает его окружение. Мне хватило три месяца, чтоб стать таким — то ли я быстро учусь, то ли я по природе точно такой же, как и те, кого убивал сегодня. Как бы то ни было, я держал в руках пистолет, целясь в вошедших и понимая всю бессмысленность моих действий.

Это были мужчины и женщины в деловых чёрных костюмах, только женщины в длинных офисных приталенных юбках, а мужчины в брюках. Могло показаться, что они ошиблись зданием и пришли на конференцию не туда, но вряд ли я мог на это рассчитывать. Они все были с импульсом, и чтоб пробиться через них, мне как минимум потребовался бы рельсотрон.

Мои сопротивление и трепыхания были бессмысленны и не причинили бы им даже малейших неудобств. Но я не опустил руку, целясь в них — бороться до конца, вот чему я научился. Кто бы ни был передо мной…

— И ты был прав: идеалы, принципы и вера — лишь пустой звук, — негромко продолжил отец за моей спиной, пока к нам приближалась процессия. — Важна только семья, и ради неё, если есть возможность, мы должны идти на всё. Ты был прав… плевать на принципы и правила… Мы просто обязаны идти абсолютно на всё ради нашей семьи… Или хотя бы ради тех, кого мы ещё можем спасти…

Значит, вот оно что… Я лишь жертвенный ягнёнок на алтаре, да? Тот, кого уже не спасти, но можно принести в жертву?

Эта настолько простая мысль пронеслась в моей голове, что я даже немного вздрогнул. Вздрогнул, потому что наконец осознал, что такое смотреть смерти в лицо и жертвовать собой ради других.

Процессия подошла к нам ближе, и люди расступились в стороны, пропуская вперёд крепкого вида старика в тёмно-синем дорогом костюме, который взирал на меня и мою пукалку без какого-либо страха. Наверняка тоже обладал импульсом, и моя пукалка для него была не страшнее комара. Да и, видимо, я был настолько важен или настолько сильно оскорбил его своими действиями, что сам глава клана пришёл лично проследить за тем, чтоб его вещи вернулись обратно. Не удивлюсь, если на улице там вообще целое войско стоит.

Мы смотрели друг другу в глаза с вызовом, но, к моему стыду, первым взгляд отвёл я, хоть пистолет и не опустил. Не потому что трус, просто… Я понимал, что мне оставалось жить всего несколько часов. Мир встретит рассвет уже без меня. Я был ходячим покойником. И мне, как и любому человеку, было страшно. Мне было больно. Грустно и немного обидно, что, пройдя всё, я… споткнулся об собственных родных людей.

— Значит, ты один из тех, кто обокрал меня, — произнёс задумчиво старик, глядя на меня. Его голос не был полон гнева или презрения, он был даже уважительным, словно глава клана Кун-Суран признавал меня. — Настолько молодой… дети в наше время быстро растут.

Непонятно, что именно хотел услышать старик. Но мне было плевать на него. Я обернулся к отцу, но тот всё ещё был повёрнут ко мне спиной.

Кто-то говорит, что цель оправдывает средства. Но это не так, цель не оправдывает их, а требует. И чем она дороже, тем больше придётся расплачиваться. Только готовый умереть ради собственной семьи, я не был готов стать разменной монетой. Была в этом огромная разница — быть жертвой или умереть в борьбе за что-то.

— Флэшку, молодой человек, — произнёс уважительным, но не терпящим возражения тоном старик.

Был ли смысл сопротивляться?

Естественно нет. Можно начать показывать свой характер, можно выпендриваться и показывать, как мне плевать на них с высокой колокольни, но это лишь дешёвые понты. Трата времени и недолгая отсрочка неизбежного конца, как это ни прискорбно. Поэтому я опустил пистолет, окончательно потеряв какое-либо желание сражаться дальше — какая разница, если меня ждёт один и тот же конец, но только при сопротивлении скорее всего ещё более мучительный.

Я полез в карман, достал флэшку и протянул её старику. Только взял её не он сам — тут же подскочила девушка в деловом костюме, взяла флэшку и двумя руками на ладонях протянула её главе клана. Тот лишь мельком посмотрел на неё и сунул в карман, словно это ничего не значило.

— Вы у нас ещё кое-что украли, молодой человек.

На этот раз я нашёл в себе силы встретиться с ним взглядом и не отвести его. На что старик лишь слабо хмыкнул.

— Я так понимаю, добровольно отдавать ты нам их не собираешься.

— Моя сестра больна.

— И ты решил обокрасть мой дом ради неё? Это довольно благородно, пусть и глупо. Я так понимаю, ты хочешь что-то спросить у меня?

— Моя сестра. Та, что больна, входит в сделку?

Да, это была сделка. Я в обмен на сестру и безопасность моей семьи. То есть, что дом не посмеет их тронуть — вот о чём договорился мой отец. Я это понял так же ясно, как если бы мне это кто-то рассказал, стоило просто внимательно слушать и анализировать его слова. Ради тех, кого мы ещё можем спасти… Хех, а я уже был безнадёжен — дом не простит грабителя.

Но я хотел убедиться. Услышать это своими ушами, что мою сестру спасут.

— Да. Твоя сестра входит в сделку, молодой человек.

Я кивнул.

— На стоянке стоит тёмно-серая легковушка. Тоёта с небольшой вмятиной на правом переднем крыле. Там деньги. Но не всё, что мы украли — мы работали на Стрелу, человека Хасса. Изначально он украл у нас деньги, но когда мы вернули их, не досчитались двух сумок. Я не знаю, сколько там было.

— Стоит ли мне верить, что вы действительно не досчитались сумок?

— Мне нечем это доказать, — покачал я головой.

Всё это время я смотрел старику в глаза. Смотрел, не отводя взгляда, с совершенно спокойным лицом — хоть сейчас эта способность могла мне действительно пригодиться. Я нагло врал, невозмутимо смотря ему в глаза. Если есть возможность выбить ещё доллар для других из этого засранца, я был готов это сделать. В конце концов… Пусть эта сучка живёт счастливо. Не ради себя, а ради своего волчонка.

— Понятно… — с этими словами он развернулся и пошёл к выходу в сопровождении половины своих людей. Я был уверен, что дом свяжется с кланом для разбора произошедшего. И они, скорее всего, смогут урегулировать этот вопрос между собой.

Остальные взялись за меня. Довольно грубо схватили за руки, отобрали пистолет, накинули на них стяжку, после чего практически потащили меня вслед за стариком по коридору, словно заключённого.

Когда меня подвели к лестнице, прежде чем вывели на лестничную площадку, я бросил прощальный взгляд на отца. Он так и не обернулся ко мне. Кажется, меня окончательно вычеркнули из семьи.

Малу был прав. Никому нельзя верить. Каждый может предать.

Я говорил, что выбрал этот путь сам и, если потребуется, пойду до конца. Но даже понимая, что таким образом я спасу сестру, легче мне не становилось. Потому что меня просто предали, принесли в жертву, помимо моей воли, словно я был ничем иным, как разменной монетой. И сделал это не кто-то, а самые близкие мне люди.

В этом мире счастье строится на костях других. И так получилось, что счастье своей семьи я отстроил на собственных костях. В итоге именно мои действия привели меня к такому исходу, когда отец решил продать меня дому ради спасения дочери. Спас тех, кого ещё мог спасти… Я понимал, что он поступил правильно, я понимал, что так они смогут обеспечить себе безопасность и всё будет у них хорошо, но… это всё будет без меня. Я оказался за бортом собственной семьи, и моя учесть — быть закопанным далеко в лесу, где меня точно никто не найдёт.