Если сгорим - Роман Виолетта. Страница 7

Исай никак не мог спасти меня, и он не стал бы брать меня на руки и так бережно куда-то нести. Мой Исай давно отказался от меня. Внезапно он остановился.

– Ты нашел ее?! – раздался поблизости встревоженный голос Астахова. От его звучания мне становится холодно, и я подсознательно жмусь к твердой горячей груди, где мне так тепло и хорошо.

Почему они хотят забрать то единственное тепло, что я получаю!?! Я боюсь, что нас снова разлучат. Я боюсь, что сон кончится, и я снова окажусь одна.

– Она была заперта в подвале, кто-то устроил потоп. Она без сознания, нужен врач, – голос так похожий на голос Гесса звучит настолько напряженно, что становится страшно. Он, словно хищник, почуявший опасность, замирает настороженно, в ожидании атаки.

– Дай ее сюда, – я вздрагиваю, когда меня касаются чужие руки. Тело прошибает дрожью, я изо всех сил жмусь к нему, к горячему огромному и сильному.

– Я отнесу ее наверх, найди врача, – он и не думает отступать, его руки смыкаются еще крепче, и я выдыхаю в облегчении. Мне вдруг кажется, что еще не все потеряно, что он не отдаст меня.

– Я сам разберусь.

Он злится. Я чувствую его ярость, и внутренний рык – «Мое». По сжатым пальцам на моих бедрах, по каменно напряженным мышцам его тела. Он готов броситься на всех, кто посмеет меня тронуть.

– Не забывайся, Гесс. Это моя женщина.

Нет-нет! Не отпускай! Не отдавай меня ему! Хотя бы во сне ты можешь остаться со мной? Ты можешь быть верным?

Но уже спустя мгновение, меня подбрасывает в воздухе, и я оказываюсь прижатой к чужой груди, запах которой заставляет меня цепенеть от холода.

– Я вызову врача, а ты выясни, кто запер ее там. Времени до вечера. Если не найдешь, пожалеешь, Гесс.

Глава 5. Злость ей к лицу

Его голос, звучащий над головой раздражал так сильно, что не хотелось просыпаться. Его пальцы постоянно касались меня, словно он имеет на это право. Он делал все в привычной ему навязчиво командирской манере. Ему казалось, будто он помогает мне, но даже малейший контакт с его телом был для меня отравой.

Я не знаю, сколько пролежала без сознания. День и ночь слились воедино, переплетаясь между собой и образуя глубокую темноту, из которой я никак не могла выбраться. Я не чувствовала ничего кроме колючих иголок, кусающих мои вены. Чужие грубые руки держали меня, пока другие оплетали мои предплечья трубками капельниц.

Забытье, огонь, полыхающий в каждом нерве – если и есть ад, то я посетила его.

Мне снился сын, зовущий меня на помощь. Он так сильно плакал, а я ничего не могла сделать. Я бежала к нему, но каждый раз он ускользал, и происходило что-то страшное. И когда у меня больше не осталось сил терять его опять и опять, я так громко закричала… и распахнула глаза.

– Эй, все хорошо, – раздался над головой голос.

Сердце выпрыгивало из груди. Я резко села на кровати, в руке отдало болью. Вид иглы в моей вене ввел меня в смятение.

– Осторожно, – на кровать рядом с изголовьем опустился Давид.

Его помятый вид и темные круги под глазами говорили о том, что все это время он не отходил от меня. Я попыталась воскресить в памяти последние события, но воспоминания обрывочными картинками играли в голове, отказываясь складываться в цельную картину. Помню, как спускалась в подвал, как за мной захлопнулась дверь и я оказалась в полнейшей темноте. Мне было страшно и холодно, а потом он нашел меня.

Я резко обернулась к Давиду.

– Что? – вздернул бровью удивленно.

– Как Исай нашел меня? – выпалила, и тут же осеклась.

Лицо Давида мгновенно приобрело каменное выражение.

– Почему ты решила, что этому идиоту есть до тебя дело? Он выполнял мой приказ… – он подвинулся ближе, его ладонь скользнула по моей шее, отодвигая в сторону волосы. Я видела, как в уставших глазах Астахова загорается ярость.

– А я так переживал… Думал, ты наконец поумнела, сделала выводы… Я даже хотел простить тебя… и дать увидеться с сыном…

Голос Астахова был пропитан презрением, словно и не он все это время заботился обо мне, цербером охраняя мою комнату от посторонних.

Тело пробил озноб. Я вдруг поняла, какую ошибку допустила.

– Нет, Давид… я не то имела ввиду, слышишь?

Его пальцы сильнее сжались на шее, глухая боль пронзила тело. В ртутных глазах мелькнул зловещий огонек.

– Я так переживал, сидел тут всю ночь, а ты как была шлюхой так и осталась… Переживаешь о нем? Ну?

Все еще удерживая меня за шею, он резко встал с кровати. Мои ноги были настолько слабыми, и чтобы не упасть, мне пришлось схватиться за рукава его одежды.

– Давай! Иди посмотри в окно! Всю ночь топчется на одном месте, думает, я не понимаю, почему. Ждет, когда ты в себя придешь! Переживает за тебя, а ты за него.

Он с силой толкнул меня в подоконник. Острая боль пронзила бедро.

– Нет, я не пойду. Не пойду, – отрицательно покачала головой, бросилась к нему, он отшвырнул меня.

– Давай, и я разом завалю вас! Две неблагодарные свиньи!– он присаживается рядом со мной, наставляя пистолет мне в лоб. – А когда Даня спросит, как умерла его мама, я ему скажу, что мама была шлюхой и выбрала трахаря, а не его отца.

Слезы заполонили глаза, я покачала головой.

– Нет, пожалуйста, Давид, не делай этого. Ты не так все понял, мне нет до него никого дела! Я хочу быть с сыном, и все. Меня кто-то запер там, я едва не утонула…

Давид скривился, и, словно осознав, что не сможет сейчас воплотить желаемое в жизнь, убрал пистолет за пояс.

– Иногда я думаю, что лучше тебя убить, и тогда отпустит… – проговорил, устало глядя на меня. – В тот момент, когда я решусь, я наконец-то вздохну свободно.

Я боялась произнести хотя бы слово. Обняв себя за ноги, с дрожащим от слез подбородком, я смотрела на него снизу вверх.

Астахов поднялся и вышел за дверь. Я услышала, как щелкнул замок и лишь тогда оцепенение спало.

Кое-как поднялась с пола и добралась до окна. Меня трясло, голова кружилась. Я осторожно прислонилась лбом к стеклу, и выглянула во двор. Он стоял под окном. С зажатой между пальцев сигаретой, то и дело подносящий ее к губам. Словно почувствовав мой взгляд, он резко поднял голову и посмотрел прямо на меня.

По щекам потекли слезы. Я стояла и задыхалась от страха и боли. Мои губы беззвучно шептали: «Уходи! Прочь, Гесс! Прочь из моей жизни». Даже предав, ты не становишься мне чужим! Даже по тебе такому продолжает тосковать мое сердце.

Я помнила его руки, я знала, что именно он спас меня. И в том, как сильно он не хотел отдавать меня Давиду, было спрятано столько боли! Но эта боль злила меня, ведь после всего того, что он сделал, Исай не имел на нее никакого права.

Я видела как он замер. По светлой глади его глаз словно прошла рябь, но лицо осталось безэмоциональным. Не знаю, сколько бы продлился наш немой диалог, но Гесс вдруг резко опустил голову, и сорвался с места. А я устало прикрыла в попытке переждать резкий приступ тошноты.

***

Весь день льет дождь. Хмурое небо, налитое свинцовой тяжестью словно разделяет мою боль. Удивительно, но сейчас я чувствовала себя немного лучше, несмотря на слабость.

Я никогда не отличалась крепким здоровьем, и перенесенное переохлаждение в подвале не могло не дать своего эффекта. Голова немного кружилась, и мне пришлось облокотиться ей о крепкое плечо Олега, чтобы не свалиться. Парень сделал вид, словно не заметил моего движения, по всей видимости, не желая меня смущать.

– Шеф злится, срывается на Исае. Вы ничего не едите, вам с каждым днем становится все хуже, Роксан, – светлые глаза охранника таили в себе столько тревог, что на минуту мне стало совестно.

Подумать только, бедолага Гесс получает из-за меня тумаки. Вот уж, не увидишь – не поверишь. Я чувствовала себя такой разбитой, что думать об Исае не было никаких сил.

– Что со мной будет? – посмотрела на него с волнением. – Я ведь не сбегу, и руки на себя наложить не смогу. Что мне делать, Олег?