Леди Босс - Коллинз Джеки. Страница 33
За рулем своего «порше» Микки чувствовал себя уверенно. В нем есть все, от стереоаппаратуры, проигрывателя компакт-дисков и телефона до запаса продуктов и других вещей в багажнике на случай землетрясения.
Микки часто думал о землетрясениях. В его голове проносились самые разнообразные картины. Любимой была следующая: Абигейль в магазине у Сакса выбирает себе очередную маленькую сумочку за пять тысяч долларов, и вдруг землетрясение, и какое! Бедняжка Абигейль погребена под ворохом модной одежды и задыхается под собольим манто за две сотни тысяч долларов.
К счастью, в его воображении землетрясение не затрагивало его дом и студию. И Табита, и его возлюбленные машины оставались в целости и сохранности. Страдает только Абби.
А какие похороны он устроит! Эйб Пантер тоже хотел бы присутствовать, но не перенес потрясения, вызванного смертью внучки, и наконец откинулся, чтоб он пропал, сукин сын!
И наконец Микки Столли свободен. Студия принадлежит ему по закону. Когда Примроз и Бен Гаррисоны приезжают, чтобы востребовать свою долю, над ними рушится переходной мостик и навсегда выпроваживает их из его жизни.
Вот это фантазия! Лучше не придумаешь!
Вылетая из ворот, Микки махнул рукой охраннику.
Тот отсалютовал ему. На студии все обожают его. Он их царь и бог. Он – Микки Столли, и они все охотно поменялись бы с ним местами.
Все было на месте – фарфор, хрусталь, великолепные скатерти и салфетки, серебро.
Абигейль в развевающемся шелковом халате бродила по своим владениям, в последний раз проверяя все детали.
Будет целая куча слуг. Ее постоянный персонал – Джеффри, ее дворецкий-англичанин, толстушка миссис Джеффри, его жена, выполняющая обязанности экономки, Джэко, молодой австралиец, присматривающий за машинами и выполняющий функции шофера для Табиты, – сегодня он будет помогать Джеффри, и Консуэла с Фиреллой, ее две горничные-испанки.
Специально на вечер наняты трое дежурных для парковки машин, два бармена, повар с двумя помощниками и специалист по десерту.
Получалось, что четырнадцать человек будут обслуживать двенадцать гостей. Абигейль привыкла все делать с размахом. В конце концов она голливудская принцесса, внучка Эйба Пантера, так что для нее – только высочайший уровень. Ее собственная мать, погибшая вместе с отцом в результате катастрофы с яхтой, была прекрасной хозяйкой и устраивала роскошные приемы. Когда Абигейль и Примроз были маленькими, им разрешалось подглядывать во время самых экстравагантных вечеринок. Дедушка Эйб всегда присутствовал в окружении великих кинозвезд, а зачастую в компании парочки сногсшибательных красоток.
Абигейль всегда трепетала перед дедом. Только после его инфаркта она смогла с ним нормально разговаривать. Сейчас она навещала его как можно реже и втайне надеялась, что он тихо приберется и она окажется в центре событий.
Ингу она ненавидела. Та платила ей тем же. Они почти не разговаривали во время визитов Абигейль в дом Эйба вместе с Табитой, его правнучкой, рано развившейся тринадцатилетней девицей. Абигейль всегда с трудом уговаривала Табиту поехать с ней, приходилось что-нибудь пообещать, но одна Абигейль туда ни за что бы не поехала.
– И зачем мне каждый раз с тобой таскаться? – ныла Табита.
– Потому что в один прекрасный день ты станешь очень даже богатой маленькой девочкой. И не мешает тебе помнить, откуда эти деньги.
– У папы есть деньги. Возьму у него.
«Да твой папа сейчас бы по дворам собак гонял, если быне дедушка», – хотелось сказать Абигейль, но она всегда вовремя сдерживалась.
– У вас нет замечаний, миссис Столпи?
Джеффри, старый болван, ходил за ней по пятам. Его положительной чертой было то, что он англичанин. Но он вечно все вынюхивал, как и его жена. Абигейль вполне допускала, что, подвернись случай, и они продадут все ее тайны какой-нибудь паршивой газетенке без всяких угрызений совести.
Хотя нельзя сказать, чтобы они уж так много знали.
Да и какие у нее тайны?
Разве одна… или две…
– Нет, Джеффри, – ответила Абигейль строго, обнаружив сухую веточку в изысканном букете из орхидей. Она выдернула не понравившийся ей цветок, одновременно рассыпав землю по дорогому китайскому ковру. – А что это такое? – спросила она с угрозой.
У Джеффри ответ был наготове.
– Если вы припомните, миссис Столпи, вы всем нам запретили трогать домашние цветы и букеты.
– Это с чего бы? – поинтересовалась она недоверчиво.
Маленький триумф.
– Потому что, как вы сказали, миссис Столли, этим должен заниматься только специалист.
– В самом деле? – недоверчиво спросила Абигейль.
– Да, миссис Столли.
– А где же специалист?
– Он приходит только по пятницам.
Боже милостивый! Уж эти слуги. Особенно англичане.
– Благодарю вас, Джеффри. А теперь, пока не пришел мистер Столли, пусть кто-нибудь уберет здесь мусор.
«Когда он вообще придет домой», – добавила она про себя. Потому что Микки в последнее время заимел скверную привычку опаздывать на свои собственные приемы.
Абигейль просто готова была его убить.
На Микки Столли были бледно-серые шелковые итальянские носки, и ничего больше. Насчет ног у него имелся пунктик. Он считал их безобразными и никогда никому не показывал.
Несмотря на то, что на голове у него почти не осталось волос, тело покрывала на удивление густая черная шерсть. Поросль эта располагалась кустиками – кустик здесь, кустик там, этакие всплески волосатости.
– Ты просто бесподобен, – уверяла его Уорнер, его чернокожая любовница, высокая и тощая, с пышной грудью, огромными сосками и коротко стриженными черными волосами.
Она сидела на нем верхом, как на лошади во время дневной прогулки.
– Ты просто бесподобен, – повторила она, входя в раж.
Никто раньше никогда не говорил Микки Столли, что он бесподобен. Только Уорнер, которая вот уже полтора года, как стала его любовницей. Она работала в полиции и однажды задержала его за превышение скорости, ну а дальше все пошло как по маслу.
Больше всего у Уорнер ему нравилась ее непохожесть на других. Когда она в первый раз легла с ним в постель, она и понятия не имела, кто он такой. Ей это было безразлично.
Микки ощутил, что вот-вот наступит самый кульминационный момент. Он испустил долгий полуприглушенный вздох.
Уорнер напрягла те мускулы, которые стоило напрячь, и прибавила темпа.
Он почувствовал оргазм, охвативший его от кончиков пальцев до головы, которая вполне может в один прекрасный день лопнуть, если Уорнер будет продолжать в этом же духе. А она любила трахаться. С ним. И только с ним. Микки Столли оказался единственным мужчиной в личной жизни Уорнер Франклин. Она ему это постоянно повторяла, и он ей верил.
– Что это было, путешествие в рай или что? – спросила Уорнер, слезая с него. – Ты с каждым разом все лучше, Микки. Ты самый великолепный любовник в мире.
Никто никогда не говорил Микки, что он самый великолепный любовник в мире. Только Уорнер. Она умела заставить его почувствовать, что он может взобраться на Эмпайр стейт билдинг по наружной стене и спрыгнуть оттуда, не сломав ни единой косточки.
Тридцатипятилетнюю Уорнер Франклин вряд ли кто назвал бы хорошенькой. Она жила одна в небольшой квартирке в Западном Голливуде вместе с тощей дворняжкой и, к вящей радости Микки, не собиралась податься в актрисы.
Ей не нужны и его деньги. Ей не нужны его благодеяния. Она отказалась от домика в Уилшире и белого «мерседеса». Ему удалось уговорить ее принять в качестве подарка только телевизор с огромным экраном и видеомагнитофон.
– Надо же мне чем-нибудь заняться, когда тебя нет, – объяснила она.
Ему казалось, он ее любит. Но эта мысль, блуждающая в потемках его сознания, была настолько пугающей, что Микки никогда не вытаскивал ее на свет Божий, чтобы разглядеть получше.
– Абби сегодня устраивает один из своих приемов, – сообщил он, подавляя зевоту объевшегося человека.