Дресс-код для жены банкира - Сиверс Лиза. Страница 53

— И какие он себе придумал трудности?

— Решил собирать нераскрученных пока художников, ну и соответственно их по ходу дела раскручивать. И уже накупил целую кучу картин. Теперь ему нужно поднять цену своей коллекции, так сказать, в глазах общественности. Поэтому начинаем пиар-кампанию. Готовься, придется даже тебе напрячься. Да и дед обрадуется.

— Обрадуется? С чего это?

— Ну, мне так кажется. Вообще-то, может, он на тебя и в обиде. Ты ведь взяла и пропала с горизонта. — Она вопросительно на меня посмотрела. — Но ты не думай, я ни на что не намекаю. И вообще перейдем к делу, времени мало.

Оказалось, что коллекция Павла Викторовича уже насчитывает несколько десятков единиц хранения, и поэтому к новому дому на берегу Финского залива пришлось даже пристраивать крыло — под галерею. Задумана фотосессия: меценат в окружении своих подопечных художников и их произведений.

— Три съемочных дня, не меньше, — прикидывала Глафира. — Этих шизов-художников еще собрать нужно, и чтобы стилист с ними поработал, и журналиста пригнать, чтобы детали биографии прояснить и мнения экспертов собрать, и еще ведь эти мнения нужно с ними обговорить… Ну, это я уж сама справлюсь, надеюсь, продажные твари среди них найдутся, — заключила Глафира. — А ты поезжай к деду на объект, там прикинешь, как все можно будет снять, заодно посмотришь дом. Он классный, не то что это убожество в том дурацком поселке, где все заборы высотой по три метра. Его, кстати, продали, и говорят, что очень выгодно — лохов-то много вокруг.

Она сделала такой особый легкий жест рукой с бледным маникюром, на которой блеснуло кольцо белого золота с большим, много более карата бриллиантом, явно означающий, что я свободна. Может, они теперь с Юрой вместе посещают одного преподавателя по актерскому мастерству? Манеры ее поразительно изменились в самый короткий срок Выходя, я еще раз украдкой оглядела ее и решила, что мне нравится и эта ее нарочито простая белая блузка с высокими манжетами и бантом-галстуком, и стальные часы лаконичного дизайна на свободном браслете, и взъерошенная, в расчете на контраст со строгостью костюма, стрижка. Не пора ли, кстати, и за себя взяться?

Вернувшись в свой загончик в редакции, я осмотрела себя в зеркало и осталась не слишком довольной. Может, пора заканчивать с периодом принципиального минимализма в плане внешнего вида? Возможно, джинсы и водолазка, даже если она самого лучшего качества, не всегда подходящий вариант?

В новые владения Павла Викторовича я отправилась принарядившись. На мне были бриджи в коричневую мелкую клеточку, высокие сапоги, толстый свитер кораллового оттенка и короткая кожаная куртка цвета темного шоколада. Дом Жарова мне понравился еще издали. Это было большое деревянное трехэтажное здание, стилизованное под дачу в стиле модерн, с несколькими верандами и высокой башенкой. В одной из веранд, где часть остекления стен убрали, но добавили стеклянный фонарь в потолке, и была устроена галерея, и я успела осмотреть почти всю экспозицию, прежде чем ко мне вышел хозяин коллекции.

— Не знаю, не знаю, хорошо ли это будет — фотографироваться с этими ребятами, моими художниками, — как будто мы встречались буквально вчера, начал Павел Викторович. — Уж такой получится контраст, что многим и смешно станет, честное слово. А вы, Валерочка, какого мнения об этой Глашенькиной идее?

— По-моему, придумано интересно. — Я тоже стала делать вид, что наше дружеское общение не прерывалось. — Тут у вас все должно получиться очень эффектно. Можно часть съемки сделать на берегу, в дюнах, тоже, по-моему, будет хорошо.

— Хорошо-то оно хорошо. Да только Глафира не любит теперь, когда ее планы изменяют. Да вы, наверное, это и без меня знаете И как, кстати, вам живется на месте младшего редактора? Нравится? Кстати, вон то ню — как оно вам? — Он подвел меня к картине, изображавшей чрезвычайно худую девушку. — Такая истощенная Венера, куда там Иде Рубинштейн Серова… Впрочем, не без обаяния… Как вы считаете?

— По-моему, работа действительно обаятельная и очень даже эротичная.

— Да, обстоятельство немаловажное, сейчас в этом плане сильнее фотографы, а вот у художников не всегда этот жанр получается… Так что, часто вашим мнением на работе интересуются? — Он опять начал гнуть свое.

— Ну, во-первых, я не младший редактор, а редактор специальных проектов, а это, если вы не в курсе, приличная должность. — Я попыталась изобразить иронию. — И оклад хороший, и премии за креатив выплачивают, живу, не жалуюсь, и мнение свое иногда высказываю.

— Ну-ну, продолжайте. И о чем спрашивают? Каким лаком модели ногти покрасить?

— На это стилист имеется, поэтому, когда в вашем проекте дело дойдет до маникюра, на мое влияние не рассчитывайте. Скажут вам ногти отполировать до зеркального блеска — придется подчиниться.

Жаров засмеялся.

— Сдаюсь, поймали вы меня. Я, кстати, знаю, что Глафира вас ценит и уважает и ничего такого себе не позволяет в вашем отношении. А другие-то жалуются, ездят тут с прошениями, требуют усмирить ее. Как вам это нравится, а?

— Честно говоря, я о таких случаях не знаю, но…

— Но подозреваете, что девушка может, а? Признайтесь. — В его голосе явно прозвучала гордость за внучку, и я тут же с ним согласилась:

— Да, Глафира личность волевая, а этого от нее, наверное, не ожидали…

— Вот именно что вдруг стала демонстрировать просто железную волю. Правда, обаяния чисто женского ей не хватает. По этой части зато вы, Валерия, очень сильны.

— Спасибо, мне очень приятно слышать это…

— Это не комплимент, а констатация факта, — перебил меня Жаров. — Вот ведь случилось так, что вроде и отвернулись от вас все, даже наш друг дизайнер и тот разлюбил, так вы не растерялись, за неимением мужчин женщину обаяли. Это я про Глафиру говорю. Она за этот год всех в бараний рог успела свернуть… Не знали? А о вас вот заботу проявляет.

— Да я редко с ней вижусь…

— Ну, это понятно. — Он немного помолчал. — А то, что она помогает, это хорошо, я ведь, знаете, виноват перед вами — это я про ваш развод толкую… Неловко мне.

— Хотите сказать, если бы знали, что Глафира сама со всем будет справляться, не стали бы ее за Юру выдавать?

— Точно, ведь получилось, что мы вас какой-никакой опоры лишили…

— Это ничего, не стоит переживаний…

— И все-таки, и все-таки, — упорствовал Павел Викторович. — То, что с Василисом, этим пиратом, с позволения сказать, Карибских морей… Мы тут с Глашей недавно в кино ходили на этот фильм, очень красиво, ничего не скажешь… Так о чем я?.. А, да… Что с Василисом у вас ничего не выйдет, сразу стало понятно, когда он узнал про материалы из компьютера. Я-то как раз хотел все это с ним обсудить, на предмет, так сказать, дальнейшего творческого взаимодействия… Людей с идеями очень сейчас не хватает.

— Да, и рассказали ему, откуда их добыли… Нет чтобы дать понять, что сами до них добрались. Он бы поверил.

— То есть и здесь я перед вами виноват… Уж простите меня, старого толстокожего бегемота, что всю вашу личную жизнь загубил!

— Это правда. — Мне даже расхотелось поддерживать ироничный тон нашей беседы. Тем более что личная жизнь действительно была погублена вместе со всеми радужными планами на будущее.

Повисло неловкое молчание. Наконец я решила его нарушить:

— Может, наметим, как и что будем снимать? У вас есть какие-то предпочтения по работам? — В конце концов, я приехала сюда не для того, чтобы обсуждать крах моей личной жизни.

— Есть у меня пара-тройка любимых, сейчас покажу.

Но у первой же картины — вида на крыши старых домов где-то в центре города — он опять вернулся к теме моей личной жизни:

— Чем я могу загладить свою вину? Хотите, Юру вернем вам? Глаша-то его со дня на день прогонит.

— А мне-то он зачем, по-вашему? Да еще и вместе с Ольгой Арсеньевной, дамой специфических свойств.

— Ольгу Глафира перевоспитала, так что гонору у нее сильно поубавилось, — заверил меня Жаров. — А из Юры я дельного человека сделаю. Не сомневайтесь. Тем более что как технический специалист он уже на высоте. Даст бог, будете женой министра. Хотите?