Плебейка (СИ) - Плен Александра. Страница 5

– Так вот, – улыбнулся профессор, делая глоток чая, – немного теории. Что ты знаешь о мультивселенных?

Я сдавленно кашлянула.

– Ээээ. Ничего, – ответила, медленно растягивая гласные, судорожно пытаясь вспомнить, не проходили ли мы эту тему в школе. Старичок покровительственно похлопал меня по руке.

– Эта теория скорее философская, чем научная. Даже, можно сказать, теологическая. Она гласит, что Бог изначально не создавал миллиарды и миллиарды миров, он создал один единственный и населил его существами. А мультивселенная – это альтернативные варианты этого самого первого мира. Бесконечные вариации событий, происходившие и происходящие в нем.

Я непонимающе хлопала глазами.

– То есть, во вселенной существует одна планета с жизнью? Наша? – уточнила я.

– Именно так, – ответил профессор, – это подтверждается тем, что ни разу за время изучения нашей вселенной мы не увидели ни малейшего признака деятельности других цивилизаций. А телескопы сейчас такие, что мы видим галактики на расстоянии более четырех миллиардов световых лет. И ничего. Пусто.

Я поежилась. Меня всегда пугала необъятность и чуждость термина вселенная. Что значит бесконечность? У всего есть конец в окружающем мире. Самым близким понятием бесконечности для меня являлось число пи, но и оно где-то заканчивалось, ограничиваясь мощностью вычислительной техники, способной измерить количество цифр после запятой.

Физика в школе прошла мимо. То ли учитель не смог увлечь, то ли мне больше по сердцу гуманитарные науки. А обо всех этих непонятных фантастических мирах я краем уха слышала лишь от Васьки, когда она рассказывала о своих любимых компьютерных играх. Но никогда, даже в страшном сне я не допускала, что подобное может быть в реальности.

– А откуда берутся эти альтернативные миры?

– Хороший вопрос, – профессор снял очки и принялся медленно протирать стекла вытащенным из кармана платочком, – наша цивилизация много раз стояла на перепутье. Метеорит, погубивший динозавров, извержения супервулканов, множество массовых вымираний, войны, катаклизмы… и так далее. Так вот. Теория гласит, что на каждый переходный узел образуется новая вариация, которая идет по другому пути развития. – Николай Ильич вздохнул. Взял маркер и принялся чертить прямо на столе. Благо тот был с пластиковой столешницей. – Начнем с этого, – он нарисовал кружок, потом провел из него две линии, – метеорит упал на землю, – еще один кружок, – пролетел мимо, – кружок.

– Что стало с ящерами – неизвестно, будем продолжать тот кружок, который мы знаем, там, где они вымерли, – он провел штрих пунктиры, расширяя огромное дерево с сотнями веточек, подписывая те, которые он знал. В итоге получилась громадная паутина, исходящая из одной точки.

– Я поняла принцип, – произнесла задумчиво. – То есть, пойду направо – произойдет одно, налево – другое…

– Нет, – усмехнулся профессор и рукавом вытер свои художества, не обратив внимания на темные пятна, оставшиеся на халате, – не так. Направо или налево – роли не играет, все равно ты придешь в одно и то же место, просто разными путями. Все немного сложнее.

Он пожевал губами.

– Если до этого момента теория о мультивселенных более-менее общая, то далее идут лишь мои личные предположения.

Я заинтересованно склонила голову и оперлась подбородком на ладонь, приготовившись слушать.

– По поводу метеоритов или извержений понятно, – сам себе кивнул Николай Ильич, – по поводу людей… Иногда, раз в тысячу или меньше лет, рождаются люди, ломающие ход истории. Ты же в курсе, что любой человек неосознанно выплескивает в мир энергию? – я кивнула, в книгах по психологии об этом много пишут. – Хорошую или плохую. Одних называют донорами, рядом с ними становится легче на душе, они излучают положительную энергию, других – энергетическими вампирами, те распространяют отрицательную. Это, конечно, все условно… Но я отвлекся. Продолжим… В мире накапливается темная или светлая энергетика, которая собирается в один комок и спонтанным образом воплощается в каком-то случайном гомо сапиенс. Светлом или темном, опять же условно. И этот человек становится узловым элементом истории. От его поступков и идет очередное ответвление.

– Александр Македонский, Иисус Христос, Гитлер… – пробормотала я.

– Вполне может быть, – ответил профессор, – но не точно. Кто знает, может быть, эти люди-узлы не остались на страницах истории, и мы о них не знаем…

Я задумчиво качнула головой. Он прав.

– После поступков этих ключевых людей, хороших или плохих, – Николай Ильич уточнил, – для истории нет разделения на плюс или минус, она потом, спустя века, сама корректирует, что было хорошо для мира, а что плохо… так вот, накопленная энергия разряжается. Как аккумулятор. А затем опять копится сотни лет…

– Интересная теория, – произнесла я медленно. – То есть те миры, которые я вижу, это наша Земля, но там история пошла по другому пути? И они сами тоже ветвятся и снова, и снова…

– Да, и так до бесконечности, – улыбнулся профессор.

Я сняла очки и потерла веки. Все равно сейчас я видела лишь комнату в подвале, в правой и левой части глаза была темнота – мы же глубоко под землей.

– А почему я вижу только три альтернативных мира? Если их множество?

Николай Ильич пожал плечами.

– Предполагаю, что ты видишь определенный сдвиг в пространстве, соответствующий деформации твоего зрительного нерва и повреждения глаз. Эти три ответвления вышли из одного узла. Оно произошло недавно, так как люди, о которых ты говорила, очень похожи на нас, и бытом, и внешним видом.

– Но ответвление произошло не позже тысячи лет назад, – уточнила я, вспомнив, что Москве всего 875 лет. Профессор согласно кивнул.

– Сколько таких, как я?

– Мы знаем точно лишь о трех, – ответил Николай Ильич, – неизвестно, сколько их было на самом деле. Наш отдел специально создан для проверки вот таких отклонений. Есть отдел, где работают с предсказателями, медиумами, гадалками. Есть другие отделы…

– С ума сойти… – ошеломленно выдохнула я.

– Ага… На земле и на небе, мой друг, есть много всего, что и не снилось нашим мудрецам, – перефразировал он Шекспира.

Сегодня меня отпустили домой, а вот уже завтра мне сообщили, что я уезжаю в командировку, на две недели. Вместе с тем самым майором Горцевым, профессором и парой коллег из лаборатории.

– Сначала мы облетим Московскую область на вертолете. Для самолета слишком маленькое расстояние. Потом отправимся на юг. – Пояснил Горцев в машине, когда мы ехали на аэродром в Подмосковье. Логично, развитие любой цивилизации начинается с юга.

– Что я должна искать?

– Все, что похоже на фабрики, научные центры, конструкторские бюро. Все нестандартное. Технику, оборудование, оружие…

– Ясно.

– Лучше, если будешь рассказывать обо всем, что видишь интересного, – произнес профессор, до этого времени молчавший и отрешенно смотревший в окно, – Леночка, – он кивнул на женщину около сорока лет, ехавшую с нами, – прекрасная стенографистка, будет за тобой записывать. И у нее всегда включен диктофон.

Я кривовато улыбнулась и принялась говорить.

– В левой части мы выехали за город, в правой – по-прежнему лес. О! В левой мы обогнали колесницу с людьми.

– Притормози, – крикнул Горцев водителю, – медленней. Посмотрим, куда они свернут.

Пару сотен метров мы ехали наравне с повозкой из левого мира. Потом наша дорога повернула влево, а повозка полетела прямо. О чем я и сказала.

– Останови! – крикнул Горцев водителю и мне:

– А ты выходи и беги за ней.

Машина остановилась на трассе. Я вышла и осторожно перелезла через высокий бордюр, благо была в джинсах. Повозка уходила все дальше.

– Быстрее! – рявкнул за спиной Горцев. Я быстро оглянулась, из машины за мной вышел он и Лена с диктофоном в руках. Профессор и водитель остались сидеть внутри. Я побежала по полю за удаляющейся колесницей, пачкая сапожки в грязи, цепляясь за кочки и траву. Стало немного обидно. Беречь меня никто не собирался.