Креолка. Тайна аристократки - Сойер Шерил. Страница 2

Все взгляды были прикованы к юноше и хозяину, а корвет скользил вперед и нес их по сверкавшим волнам океана прямо на неприятеля.

Повернувшись, Фуршон твердым голосом отдал приказ, и офицеры бросились выполнять его. Загремели барабаны, призывая к бою. Свисток боцмана означал, чтобы матросы задраили все люки, ведущие к нижним палубам, оставив открытым лишь проход к боеприпасам и к погребу с зарядами. Мушкетеры заняли свои места высоко на шканцах.

Корвет лег на новый курс и, взлетев на еще одну высокую волну, оказался в пределах досягаемости неприятеля. На него тотчас обрушился шквал огня, когда на «Русалке» раздался грохот двадцати пушек. Нос корвета качнулся, вдоль его бортов с воем пронеслись пушечные ядра и, обдав фонтаном брызг корму, шлепнулись в волны.

— Месье Лезель, спуститесь вниз и доложите о повреждениях. Батареи на баке, одиночный огонь!

Услышав приказы Фуршона, старшина-рулевой спустился на батарейную палубу, после чего одна большая пушка спереди, с близкого расстояния, выстрелила несколько раз по верхним палубам неприятеля. Выстрелы сорвали поручни и сразили нескольких пушкарей. Корабли сблизились настолько, что флибустьеры слышали крики раненых. Тут заговорили мушкеты. Резкий звук выстрела из каждого ствола сливался с раскатистым грохотом пушек.

Подобная тактика совсем не походила на ту, к какой привык английский капитан. Считая, что у корвета намного меньше пушек, чем у него, он надеялся сначала держать неприятеля на расстоянии. Затем он пустит в ход свои двадцать четыре пушки, чем потрясет его. Но корвет, идущий на таран, представлял собой столь мелкую и быстродвижущуюся цель, что пушкам «Русалки» не удалось нанести ему вреда. «Русалка», принадлежавшая Ост-Индской компании, имела большой объем и грузовместимость. Отлично вооруженная, она могла совершать длительные, опасные путешествия за экзотическими богатствами Индийского океана. Однако ни владельцам, ни капитану не везло с ней, и они приспособили «Русалку» для торговли с Вест-Индией.

Неделю назад капитан уже совершил ошибку, а теперь у него снова появился повод сыпать проклятиями, потому что незнакомый корвет, словно не заметив залпа с «Русалки», приближался, как пиратский корабль, управляемый малайцами. Капитан уже видывал такое, только на другом конце света. Злясь, что не сразу разгадал тактику неприятеля, капитан намеревался отдать приказ, но рухнул на палубу, не издав ни звука. Мушкетная пуля пробила ему голову.

Корвет сохранил за собой инициативу. Сети, предназначенные для того, чтобы преградить путь идущим на абордаж, все еще лежали в рундуках «Русалки». Половину снарядов, закрепленных в железных гнездах вокруг главной палубы, было нелегко зажечь без сухих запалов. Но худший просчет состоял в том, что большая часть личного состава корабля расположилась внизу, на батарейной палубе, припав к дымившимся стволам, направленным теперь в голубые воды.

В густых, едких клубах дыма от артиллерийских залпов корвет, словно вор, подкрадывался к носу купеческого корабля. Спустив паруса, он прошел последние сто ярдов и чуть не коснулся его деревянного корпуса. В нос «Русалки» с двух сторон вцепились кошки. Пристроившись к торговому кораблю под удобным углом, корвет обезопасил себя от большой пушки и действительно легко отделался, поскольку лишь один снаряд прошил его левый борт.

Флибустьеры устремились к шкафуту мимо юнги и хозяина, спустившегося с юта, чтобы вести их вперед. Фуршон, колеблясь, пожал плечами. На вид юнге было не больше пятнадцати, но раз он завел их так далеко, ему следовало бы взять на себя ответственность и за дальнейшие события. Фуршон бросился к коротким горизонтальным веревкам, и оба они начали подниматься по веревочным трапам, а затем по снастям своего корабля перебрались на снасти «Русалки», не обращая внимания на беспорядочный огонь противника. Стрельба снизу очистила борт от англичан. Пока те отступали, все флибустьеры ринулись к баку «Русалки», расправляясь с пушкарями то сверкающими тесаками, то выстрелами из пистолетов прямо им в головы.

В разгаре рукопашной юнга остался один и наконец сообразил, что безоружен. Выхватив из железного зажима под поручнем снаряд, юнга держал его в вытянутой руке и внимательно оглядывался. Ближе к корме от бака на нижней палубе зиял люк. Лезель, старшина-рулевой, подхватил фитильный пальник, который выронил английский пушкарь, и вставил его в снаряд. Заметив, что юнга не шевельнулся, Лезель выхватил у него снаряд и швырнул в люк.

Внизу, в зарядном погребе, раздался страшный грохот, и из люка вырвались языки пламени. Матросы с воплями выскакивали на палубу, смешиваясь с теми, кто покидал зарядный погреб, но продолжали вести непрерывный огонь со шкафута. При виде этих живых факелов, полыхавших с головы до пят, молодой вожак французов потерял самообладание. Стоя перед засевшими внизу меткими стрелками, он устрашающе взирал на них.

— Прикончить их всех! — заорал он своим людям.

Бросившись к ближайшей пушке, юноша потянул за снасти, и к нему подбежали другие: понадобилось шесть человек, чтобы вернуть пушку на баковую надстройку и развернуть дуло в сторону главной палубы. Двое дюжих старшин-артиллеристов схватили топоры и под прикрывающим огнем прорубили отверстие в фальшборте, чтобы опустить дуло пониже и нацелить его через шкафут на корму.

Пушку зарядили картечью. Посыпался смертельный град, снося все на своем пути, затем он ударил по противоположным судовым надстройкам, срезал рулевого и двух метких стрелков на юте. Флибустьеры с криком кинулись на главную палубу, усеянную убитыми и искалеченными, которых они прикончили выстрелами из пистолетов. Группа во главе с боцманом, стреляя направо и налево, прокладывала себе путь к зарядному погребу.

Молодым вожаком овладела ярость. Он прижал кулаки к голове и задрожал всем телом, его глаза устремились на одинокую фигуру, продолжавшую стрелять с полуюта. Их взгляды встретились, и мужчина наверху, отбросив свой пистолет, вытащил белый носовой платок.

Фуршон, заметив это, заорал:

— Сдавайтесь!

Англичане, с горечью посмотрев на своего старшего по званию офицера, прекратили сопротивление и столпились около главной мачты.

— Сложите оружие!

Оружие со звоном упало на палубу, и Фуршон начал отдавать приказы. Одна часть пиратов бросилась тушить пожар в зарядном погребе, других отправили вылавливать отставших матросов. Пираты пересчитали своих. Ни один не был убит, но трое серьезно ранены. Врач уже собирался вернуть их на корвет, когда молодой человек указал на раненого англичанина, скрючившегося напротив кабестана. Одна его нога обгорела до самого бедра.

— Его тоже забери.

Врач удивленно поднял брови:

— Что мне с ним делать?

— Есть же какое-то средство от ожогов!

— Можно посыпать ногу мукой, чтобы прекратить к ней доступ воздуха. Кроме того…

— Забери его! — одновременно воскликнули Фуршон и юноша.

После этого хозяин отошел, а молодой человек с надменным видом стоял на том же месте. На корвет послали команду плотников починить поврежденный нос. Мертвых англичан положили в ряд, чтобы сбросить их в море, палубы очистили, болтавшиеся снасти и пушки закрепили. Второй помощник капитана на «Русалке» оказался агентом лондонского купца. Его расспросили о товарах и личном составе на борту. Он говорил на ломаном французском, и, судя по его словам, на судне не было ни одного богатого пленного, которого стоило бы отправить к губернатору в надежде на выкуп.

— Ладно. А что скажете о вашем пассажире? — Фуршон указал на высокого, хорошо одетого джентльмена. Его обнаружили на корме вместе с женой и дочерью. Позади стояли четверо слуг, добравшихся до мачты, а рядом с ним — две женщины, старавшиеся не замечать суровых и жадных взглядов французской команды.

— Ручаюсь, у этого человека дома хранится состояние, — сказал Фуршон.

Внезапно молодой человек вышел вперед, оглядел пассажира и назвал его имя, четко выговаривая каждый английский звук.