Креолка. Тайна аристократки - Сойер Шерил. Страница 58

— Мадемуазель, с вами все в порядке? Я слышала, как вы звали.

Айша прикрылась простыней и опустилась на подушки.

— Подойди ближе, — прошептала она, глядя на служанку, почти ее сверстницу. — Ты видишь кошмары?

Служанка покачала головой:

— Редко, мадемуазель. Может, мне лечь на диване, если вы не хотите остаться одна? Я раньше не раз поступала так, когда прислуживала другим дамам.

— Зажги эту свечу. — Да, пусть служанка будет рядом: она не вынесет эту ночь в одиночестве. — Хорошо. Пойди, принеси свое белье.

Служанка вернулась с подушкой и одеялом.

— Я проверила дверь, мадемуазель, так что не беспокойтесь. Все заперто. Это место похоже на крепость.

Служанка устроилась на диване, робко посмотрела на Айшу и погасила свечу.

Спустя некоторое время Айша сделала то же самое. Услышав ровное дыхание служанки, она поняла, что та уснула. Айша лежала с открытыми глазами и видела в темноте прямоугольную дверь и зеркало на стене. До рассвета еще оставалось много времени. Айше казалось, будто она с Флорусом на корабле, и оба устремились во мрак. Айшу терзало то, что осталось позади, и то, что ждет ее впереди.

Да, именно так складывалась ее жизнь: на поверхности жалкий маскарад, втайне же ею руководила твердая цель. Пока хозяин жив, она не узнает покоя. Она должна отомстить тому, кто исковеркал ее судьбу, а также судьбы Жозефа, Лори, Мерле, Ниа и всех тех, которые страдают в «Каскадах». Айша не оставила себе иного выбора: она уничтожит хозяина, иначе он погубит ее.

САЛОНЫ

Ги де Ришмон уединился вместе с шевалье д’Эоном в нише недалеко от гостиной элегантного дома на Иль Сент-Луи. Его снедало любопытство: все, что Ришмон услышал в Париже два дня назад, свидетельствовало о том, что шевалье недавно влюбился, и ему пообещали найти какую-нибудь должность за рубежом.

— Что значат эти разговоры о дипломатической миссии?

Шевалье удивился, но этот вопрос был ему приятен.

— Скажи мне, как ты узнал: ведь это секрет.

— Правда? Я слышу твой секрет два раза в день от людей, которым ты и графиня де Рошфор сообщили о нем строго конфиденциально. Говорят, ты уезжаешь на следующей неделе. — Шевалье нахмурился и кивнул. — Куда они посылают тебя? Как это случилось?

— Сначала отвечу на второй вопрос. Об этом я не сообщал никому, клянусь.

— За исключением графини де Рошфор.

Шевалье невольно покраснел.

— Без нее ничего такого вообще не случилось бы. Получив приглашение на бал в Версале, она любезно предложила мне сопровождать ее. Сент-Фуа, Дюбарри и Лораге составили нам компанию. Они утверждали, что некоторые гости придут в масках. Поэтому и посоветовали мне надеть женский наряд. Знаешь, много лет назад я делал это, когда мы ходили в доки и вместе с Грекуром попали в беду.

— Боже милостивый! — Ги хорошо помнил непутевого студента Грекура, который безвременно погиб. Ги никогда не любил ни Грекура, ни его беспутных старших друзей. Тем не менее они чем-то привлекали д’Эона. — Тебе не показалось, что твои юношеские переодевания неуместны и рискованны при дворе?

— Я не удержался: меня очаровала Мари де Рошфор. Она предложила мне свой наряд и даже вызвалась одеть меня. Я просил ее оставить меня одного в спальне в ее доме, пока я переодевался. Но она заявила, что затянет все тесемки. Пока ее пальчики бегали по моему телу, я представлял грядущую ночь, когда этот процесс повторится, но уже я дам волю своим рукам.

— Итак, ты отправился на бал. Тебе удалось добиться успеха?

Глаза шевалье насмешливо блеснули.

— Мы приехали, нас впустили, я очаровательно танцевал. Почти ни одна душа меня не узнала, зато от кавалеров не было отбоя. Наконец, после ужина прибыли члены королевской семьи, но я держался в противоположном конце помещения. Конечно, я не так глуп, поэтому не позволил представить меня им.

— Конечно.

— Затем распространились сплетни. Думаю, их распустила Помпадур. Говорили, будто кто-то из собравшихся явился в маскарадном костюме, и все решили, что это я.

— Не может быть!

— Представь себе, я считал, что в бальном зале никто не может этого точно знать. Лораге и Сент-Фуа веселились как никогда в жизни. Дюбарри, криво усмехнувшись, отвел меня в сторону и сказал, что ему кое-что предложили. Знатная дама, услышав эту историю, отказалась поверить ей. Она заявила, что ее не обманешь. «Я женщина и готова поставить тысячу ливров, чтобы доказать свою правоту». — Шевалье пожал плечами. — При дворе делают ставки на что угодно. Дама пожелала встретиться со мной в отдельных апартаментах, дабы убедиться в своей правоте и выиграть пари. Дюбарри убеждал ее, что она ошибается.

— Она хотела побеседовать с тобой наедине и доказать, что ты женщина?

— Вот именно. Я не исключал, что она рассчитывает выиграть в любом случае.

— И ты согласился.

— Поскольку все об этом только и говорили, я согласился. Что лучше — полная комната сплетников или одинокая герцогиня, снедаемая любопытством? Только так я мог спастись. После неприлично долгой беседы я собирался скрыться через заднюю дверь и стать богаче на тысячу ливров. Меня сопровождал слуга, и я последовал за ним во внутренние апартаменты. Он оставил меня одного в очень красивой комнате, и я стал ждать. Признаться, ожидание оказалось… вполне приятным.

— Кто был тот слуга?

— Полагаю, Лебель. Камердинер, доверенное лицо, и, будем откровенны, он иногда поставлял… о боже… — Шевалье прикрыл глаза. — И тут явился он.

— Продолжай.

— Он вошел. — Ги увидел, как в больших глазах его друга вспыхнула радость. — Дверь за ним затворилась. Передо мной стоял монарх. Мне хотелось провалиться сквозь землю, но я продолжал стоять. Возможно, он что-то сказал, но я ничего не помню. Затем устремился ко мне. Король стремительно пересек комнату. Выражение его лица — боже упаси, не стану его описывать! Я сразу понял, что король ничего не знает о споре, герцогине и сплетнях. Он шел на серьезное любовное свидание, а его выбор остановился на мне.

— Какой же ты идиот! Тебя подставил Дюбарри.

— Я попятился назад, но тут почувствовал, что мои ноги наткнулись на диван. Я сказал: «Сир, вы ошиблись». Но было слишком поздно, в следующее мгновение я лежал на спине — ты бы не поверил, что он способен проявить такое нетерпение. Спрашиваю тебя, мог ли я даже в такой ситуации оказать сопротивление королю? Я кричал, я схватил его за руку, но было уже слишком поздно, ибо он опустил свою руку туда, куда не следовало.

— Удивляюсь, — усмехнулся Ги, — как ты еще жив.

— Король отступил так быстро, что наткнулся на стену. Я подумал, что у него остановится сердце. Он не так крепок, как прежде. В подобных ситуациях это отчетливо видно. Я бросился на колени. Я сказал: «Сир, простите меня, моя жизнь в ваших руках». Я поведал ему все. «Друзья разыграли со мной немыслимую шутку. Они говорили, что я должен встретиться здесь с дамой. Кто-то дал вам основание поверить…» Король стоял, задыхаясь, и смотрел на меня так, будто мы оба потеряли разум. Я уже думал, что он вызовет охрану. Однако, когда король заговорил, его голос звучал совершенно спокойно. Он спросил меня, кто я такой. Я ответил ему и добавил: «Я носил оружие, сир, и сражался за ваше величество, как капитан драгун. Обещаю молчать и вручаю вам свою жизнь. Распорядитесь ею по вашему усмотрению».

Король не поднял меня, пока я стоял на коленях, дрожа всем телом. Не от страха, а от угрызений совести и бешенства, потому что вспомнил Дюбарри и его проделку. Король смотрел на меня: если бы у него в руках была шпага, я стал бы умолять его проткнуть меня насквозь. Он лишь сказал: «Мы слышали ваше имя. От принца де Конти». Я ничего не ответил. Верно, Конти был другом, но разве можно упоминать имена в таком разговоре?

Он попросил меня встать и посмотрел мне в глаза. «Мое повеление просто: верность до самой смерти. Что вы на это скажете, шевалье?» Пока я отвечал, король внимательно смотрел на меня. Я собрался с духом, снова встал на колени и поцеловал его руку. Я проливал слезы — Богу известно, что у меня были для этого все основания! Он все выслушал и попросил меня успокоиться. Мне предстояло сразу вернуться в Париж и быть в его распоряжении на случай, если ему понадобятся мои услуги. Мне было велено не встречаться ни с кем, кроме графа де Дон-ан-Бре, у которого я остановился, и ждать его указаний. Все это король произнес очень серьезно, однако при этом весьма любезно. Он ушел. А мне оставалось подумать, как поступить с шайкой чертовых ублюдков, называвших себя моими друзьями.