Игрушка для генерала (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 14

Попробовал и хватит. К дьяволу! К такой — то матери! Пусть считает, что приснилось и привиделось! Убрать ее!

Подальше от меня. Вместе с дикой злобой на неё. Забываться в телах шлюх, драть их со всей дури, кончать им в рот, представляя, что это она передо мной на коленях…Бля***ь, я в собственном аду. Неожиданно и быстро. Пока без осознания, что это надолго. Что это, мать её, навечно. Ад, построенный своими руками, убивает гораздо изощрённее, потому что его архитектор — ты сам, построивший туда вход, но потерявший право на выход.

Глава 11

Мои права мне объяснила Клара, с нотками уже знакомого презрительного высокомерия она сообщила, что никаких прав в этом доме я не имею. Можно подумать, я не поняла этого сама. Впрочем, Клару вряд ли интересовали мои умственные способности, если она вообще допускала мысль, что я разумное существо, а не вещь. В чем я сильно сомневаюсь. Мы и есть вещи. Только живые. До поры, до времени. Наш срок годности определяет только Хозяин. Тогда я не имела представления, каким ничтожным этот срок может быть. Иногда агент жил не больше одного дня. До первого тестового задания. Я даже не подозревала, с какой легкостью миновала грань чудовищного механизма смерти. Перепрыгнула через тонкое, остро заточенное, лезвие и даже не порезалась, но квест будет усложняться, а уровней в нем ровно столько, сколько я смогу пройти. Не больше, не меньше. Тот, что убьет меня, и станет последним, а убить может любой, и никто не протянет мне руку помощи. Всем наплевать. Не прошла — значит, негодная. Негодная — значит, мертвая. Понимание полного цинизма по отношению к таким, как я, придет не сразу.

Клара сказала, что мое пребывание здесь временное и лучше всего меньше совать нос, куда не нужно и еще меньше попадаться на глаза Хозяину. Со слугами я могу не общаться — им все равно запрещено со мной разговаривать. Я хотела спросить, а что тогда можно, но не стала. Моя неприязнь к этой женщине росла все больше и больше с того дня, как она растоптала цветы. И я уверена, что она знала об этом, видела в моем взгляде, так же, как и Филипп в свое время. Ее это озадачивало и в тот же момент за взгляд не накажешь, а то, что она мечтала найти повод меня наказать, я даже не сомневалась, и также именно с того дня, как там, внизу, на земле, появились кустарники роз. Это была моя маленькая победа… и я смаковала ее каждый день.

Я видела из окна, как Клара остановилась напротив цветов и долго их рассматривала. Очень долго.

Очередной осмотр она превратила для меня в пытку, нарочно причиняя боль, я терпела, чтобы не доставить ей удовольствия понять, что мне действительно больно и что меня это унижает. Металлическим голосом Клара диктовала результаты своей ассистентке, а я, стиснув зубы, ждала, когда это закончится. Когда ее длинные ледяные пальцы перестанут шарить по моему телу и проникать в меня с особой жестокостью. Если бы она могла — она бы разодрала меня на части. И только голос ассистентки заставлял ее сдерживаться.

Когда та комментировала показатели, Клара намеренно старалась причинить больше дискомфорта, словно ненавидя меня за отсутствие недостатков или сбоев.

— ВВ13 прибавила в весе. Объемы талии… груди… бедер. Идеальное соотношение.

— Все они идеальные. Их для этого тренируют и держат на диете. Записывай размеры.

— Не все и не настолько. Это самые лучшие показатели. Она идеальна, вы же это видите. Универсальный агент. И как стрелок, и как разведчик, и как секс-игрушка.

— Нам важно, чтобы она могла выполнять задания как агент под прикрытием. Все остальное никого не волнует. Не справится — найдем другое применение.

— Выберите зеркало поменьше. Девственность ценный продукт…

— Ты будешь меня учить?

— Хозяин придет в ярость, если что-то пойдет не так.

Ценность красивой игрушки — в девственности, и мы все об этом знали. Клара, несомненно, тоже. Меня можно подложить под кого угодно с таким козырем.

Но при том осмотре у меня возникло впечатление, что она бы не отказала себе в удовольствии всё испортить.

Со временем я поняла, что она находится в доме для того, чтобы присматривать за мной и за слугами. Клара не только врач, который ведет за мной наблюдение, она так же выполняет функции смотрителя и управляющей. И я не раз слышала, как Клара отдавала приказы о наказании для кого-то из несчастных, кто, по ее мнению, не так на нее посмотрел или чем-то не угодил. Ей была дана полная свобода действий. Только я ее не боялась. Ненавидела, да, но не боялась, и она это чувствовала. Нас разделала огромная пропасть: то, что пугало её, не имело для меня никакого значения, а то, чего боялась я, не могло даже прийти ей в голову. Жизненные ценности определяют глубину страха. И они у нас с ней явно разные.

Владимира не было очень долго. Я еще не научилась определять временной промежуток, но я остро ощущала его отсутствие, на физическом уровне. Уже тогда это было болезненное ожидание возвращения. Я, как и раньше на острове, ставила тонкие полоски, в том же месте за кроватью, у изголовья. Когда ложилась спать под утро, выцарапывала шпилькой еще одну зарубку. По вечерам я подолгу смотрела на ворота, ожидая, что он вот-вот появится. Иногда мне даже становилось страшно — а вдруг не вернется, вдруг что-то могло произойти… Да, я была настолько наивна. Я еще не понимала, что этот человек гораздо опаснее когда он рядом со мной.

По ночам, как любопытный зверек, я шастала по дому, изучая его. Невзирая на запреты, о которых говорила Клара. Я была влюблена в это здание. Оно казалось мне идеальным и прекрасным. Величественным, мрачным, красивым, как и его Хозяин. Скорее всего, я просто любила все, что принадлежало ему, а еще мне хотелось знать о нем больше, намного больше, чем то «ничего», что я имела. И узнавала. Каждую ночь я выбирала отдельный участок дома и изучала, касалась пальцами стен, картин, тяжелых портьер и хрустальных подсвечников. Представляла себе, как он их касается. Постепенно мне начало казаться, что в этом доме ничего и никогда не меняется. Возможно, уже долгими годами.

Словно ему или все равно, или же наоборот — он не хочет никаких перемен. Я, конечно, не могла сравнивать. Мое познание мира замыкалось на острове и на этом доме, но я, как и любое разумное существо, умела анализировать. Со временем я обнаружила, что дом разделен на секторы. Нижние этажи пустуют, и в них обитает только прислуга, и то, в правом крыле дома, а в левом царит тишина и пустота. Но, в отличие от незапертых помещений, где гулял сквозняк от раскрытых окон, в огромной зале были признаки жизни. Возможно, здесь иногда проходили какие-то празднества неожиданные для прислуги, так как стол был неизменно сервирован, словно вот-вот нагрянет толпа гостей и на утро все убиралось, а вечером снова накрывали. Иногда, затаившись за дверью, я смотрела, как они расставляют столовые приборы и завидовала им, потому что я сама ничего не могла делать и подыхала от скуки. Если на острове весь мой день постоянно был забит тренировками и исследованиями, то здесь я считала, как монотонно тикают на стене часы или смотрела в окно на розы.

После осмотра я долго разглядывала себя в зеркале в ванной, и сама заметила, что немного изменилась, перестала быть бесформенным мешком с костями. На острове нас не кормили так, как меня кормили здесь, да и тренировки вместе с пытками не располагали к здоровому цвету лица и округлости форм. В тот момент я еще не особо присматривалась к тому, как я выглядела. Еще не осознавая, какую власть имеет женское тело над мужчинами, даже несмотря на то, что меня учили, какой оно может быть приманкой. Но я не понимала, как выпирающие ребра, маленькие груди, острые бедра могут кого-то соблазнить. Ведь те женщины, которых нам показывали на картинках, отличались от нас настолько, что мы рядом с ними казались серыми мышами. Моя чувственность если и просыпалась, то еще никак не была связана с собственным телом, скорее, я погружалась в фантазии, в которых видела не себя. Для осознания красоты нужны мужские глаза, горящие желанием, похотью. На меня пока еще никто так не смотрел. Женщина осознает свою власть в мужском голоде. Как бы она не была красива, но её самоуверенность должна быть отражением чьего-либо восхищения.