Игрушка для генерала (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 2

Тот, о ком никто не заботится — обделен. Он ничтожен и несчастен, потому что не знает полноты жизни. Нам необходимо быть нужными, чтобы быть людьми, а не роботами. Нам нужно, чтобы нас любили.

Посмотрела, как заходит солнце. Я должна вернуться в сектор и готовится к празднику. Если кто-то обнаружит мое место или меня начнут искать, не останется даже этого одиночества, которое принадлежит мне. Единственное, что здесь принадлежит мне.

Это будет моя первая встреча с Хозяином, и я ждала ее как самого невероятного события в своей жизни, к которому нас готовили несколько месяцев.

А сейчас, за час до их прибытия, я смотрю на Остров и чувствую, как меня переполняет желание его покинуть. Вырваться из клетки, из рамок, стать такой, как те, кто живут в обычном мире если он существует. Я считала, что они счастливчики.

Глава 2

Я бросала взгляды на спины третьей шеренги. Ровные, как струна, одинаковые синие спины. Некая безликость в этом однообразии, и издалека кажется, что все мы одинаковые, как братья и сестры-близнецы. Только цвет волос разный, цвет глаз. Но все мы, как детали одной конструкции, ровно выстроенные в ряды. Где-то внутри меня уже зарождался слабый, едва слышный голос протеста. Я еще не ощущала его, он был едва уловимым. Так не должно быть. Они неправильные. Они не настоящие…Или это я неправильная. Внезапно стихли все звуки и я, как и все, повернула голову к воротам, которые разъехались в разные стороны, и я впервые увидела ИХ. Повеяло холодом. У меня возникло ощущение, что это дуновение зла. Самого настоящего, первобытного зла. Его чувствуешь на расстоянии и покрываешься мурашками от осознания собственного ничтожества.

Их было несколько. Хозяин и его охрана. За их спинами вспыхнули голубые фонари и закрылись массивные ворота интерната.

Но я смотрела только на того, кто шел впереди всех, смотрела на него, как завороженная. Сила и власть, абсолютная, внушающая ужас с первой же секунды. Нечто, чего я раньше никогда не чувствовала так явно. В этой тяжелой поступи, в пыли, выбиваемой из пересохшей земли начищенными до блеска сапогами. Я отчетливо видела, как ветер развевает его военный плащ, как сверкают пуговицы. Ощутила это почти расовое превосходство кожей, каждой порой на физическом уровне. Скорее, угадала в каждом жесте охранников, которые сопровождали его сзади. Внутри появилось жадное, необъяснимое желание увидеть ближе. От волнения у меня даже в горле пересохло. Они приближались, и все замерли в ожидании. Шеренги разделились на две части, образуя проход и пропуская отряд вперед. И я стою с края, а, значит, они пройдут мимо меня. Сердце билось все быстрее и быстрее в такт его шагам. Удар — шаг, удар-шаг, удар-шаг. Неотвратимо. Обреченно. Оно просто впитывало его в себя. Этот образ до мельчайших деталей. Запоминая, чтобы больше уже никогда не забыть. Приговор, не произнесённый вслух, высшая мера, не приведённая в исполнение, но уже запущенная, как чудовищный и неконтролируемый механизм. С первого взгляда, с первого шага. Прошел мимо, равняясь со мной, и именно в эту секунду сердце перестало биться. Замерло. Потому что я увидела его вблизи. Меня никогда не било током, но мне кажется, я почувствовала, как вздрогнула всем телом и по коже поползли мурашки, внизу живота вспорхнули бабочки, и я вместе с ними — в небо, в космос. К эфемерной свободе. Наивная… полетела в самое пекло, в Ад, на безжалостное, жестокое пламя… гореть там добровольно. Вам не нужно знать, что такое красота, чтобы понять, когда вы ее видите. Красоту чувствуют. Она заложена в сознании. Реакция на физическую привлекательность. В шестнадцать еще не осознаешь до конца, что с тобой происходит… спустя время я поняла, что это и был тот самый момент, когда я перестала принадлежать себе. Не свобода, а рабство, наркотический кайф больной зависимости. Самое ее начало, когда еще можно излечиться, но ты еще просто не понимаешь, что уже больна. Первое чувственное волнение, самый первый взгляд на мужчину, как женщина, а не как ребенок. А тогда я вообще не понимала даже самой сути этого слова «красота», но внутри появилось ощущение, что от взгляда на него я лечу с огромной высоты вниз, на такой скорости, что у меня захватило дух и обожгло глаза. Мрачная красота, завораживающая грация, чудовищная, потому что безупречна. Идеальный профиль, ровный нос, презрительная линия чувственных губ, легкая щетина на широких скулах. Хищник. Опасный, страшный, осознающий всю силу своей власти. Небрежный и циничный хозяин вселенной по праву сильнейшего. Полоснул взглядом толпу, глядя на всех и в тот же момент сквозь всех, а меня забило дрожью, когда увидела его глаза синие, как небо, холодные, как лед и судорожно сглотнула, чувствуя, как становится нечем дышать, улавливая его запах. Терпкий мужской запах. Прошел мимо, а я сама не заметила, как стала на носочки, чтобы все еще смотреть, жадно, ненасытно, бессовестно, трепеща всем существом, а потом удивленный взгляд девчонки слева, и я опустилась обратно, стараясь увидеть сквозь спины. В эту секунду я вдруг с каким-то отчаянием подумала о том, что до момента, как я стану в первую шеренгу, мне нужно жать еще два года…два года до того, как я смогу стоять насколько близко, чтобы смотреть ему в лицо.

— Кто это? — тихо спросила у соседки.

— Один из самых страшных и влиятельных людей. Генерал Владимир Вячеславович Власов. Наш Хозяин. Остров принадлежит ему, и мы тоже.

«И я тоже….» Рядом раздался свист хлыста, и мою руку обожгла резкая боль.

— Молчать! — зашипел на нас надсмотрщик, и мы вытянулись по струнке, опустив глаза в землю. Я видела, как из-под манжеты, по кисти потекла тонкая струйка крови, капая в траву.

Хлыст с шипами вспорол материю платья и кожу под ним.

Владимир Власов…. Владимир…Я поднесла руку к губам и слизала кровь. На языке солоноватый привкус вместе с его именем. Вкус боли и восторга. Вкус маленькой искры, которая разгорится в неконтролируемое, опасное, пожирающее меня пламя дикой, больной, ненормальной страсти. И я не в силах ничего предотвратить. Я обречена именно с этой секунды. На руке останется тонкий шрам, как напоминание о том дне, когда я увидела его впервые.

Глава 3

Год. Мне он казался вечностью. В этом месте никто не считал дни, никто не смотрел в календарь, не замечал перемен в погоде. Все дни похожи один на другой, как под копирку.

Я смотрела на лица тех, с кем проводила почти двадцать четыре часа в сутки, и не понимала, как они могут изо дня в день делать одно и то же, и при этом улыбаться, есть, спать, вставать в пять утра для утренней линейки и переклички, идти в столовую, расходиться по классам и не задумываться о том — а что дальше? Неужели у нас только одна цель — пройти отбор и на этом все? Зачем мы? Кто я? Почему меня называют ВВ13? Кто придумал мне это имя? Почему я должна откликаться на него на перекличке? И это не имя. Это номер. Странный, непонятный номер. Имена есть только у наших руководителей, а мы безликие носители номера. У Изгоев нет даже этого. Нас пронумеровали, как шкафчики в раздевалке, как бездушные предметы. Я все чаще смотрела на себя в зеркало и задавала себе вопрос — что есть я?

А еще я меня мучил страх, ежедневный, не проходящий страх. Я приняла его. Если каждую ночь вам снятся кошмары — вы привыкаете к ним или не спите по ночам. Вся моя жизнь на Острове походила на дурной сон и что значат какие-то страхи по сравнению с неизвестностью? Чем больше проходило времени, тем страшнее мне было попасть за границы Острова. Мне перестало казаться, что там нас ждет счастье. Нас там ничего не ждет и никто. Нужно смириться, как все остальные, иначе можно сойти с ума. Я старалась не думать. Не думать о том, что каждый день я вижу то, чего видеть не должна. Не только видеть, но и помнить о том, что видела.

Я стою в третьей шеренге и мне очень холодно, пробирает до костей ледяной морской ветер и доносится карканье ворон с пустыря. Вчера туда отволокли четыре тела. Я видела с окна, как охрана тянет по снегу черные мешки и сталкивает за овраг. Да, их никто не закапывал, бросали там, как мусор. Зимой, по ночам никто не утруждал себя вколачивать лопаты в мерзлую землю ради Изгоев, даже их товарищи. В такой мороз руки примерзнут к черенку. Солнце еще не взошло, утренние сумерки почему-то страшнее вечерних. Все кажется мертвым. Словно за час до рассвета жизнь останавливалась, и именно этот час казался нескончаемым. Возникало странное сомнение, а вдруг солнце не взойдет сегодня.