Догра Магра - Юмэно Кюсаку. Страница 9

Она оказалась настоящей красавицей!

Волосы девушки разметались по белому полотенцу изголовья. Роскошные и блестящие, они были завязаны странным узлом и напоминали лепестки огромного черного цветка. Одета она была в ту же больничную хлопковую одежду, что я утром. На белом одеяле, натянутом до груди, я увидел замотанные свежими бинтами руки. Значит, это она колотила утром в стену и звала, разрывая мне сердце…

Конечно, на стене не оказалось ни одного кровавого пятна, которые я так живо представлял, а девушка, кричавшая громко и жутко, сейчас невинно и спокойно спала…

Тонкие изогнутые брови, длинные густые ресницы, высокий благородной нос, легкий румянец, пухлые сжатые губки, изящный, чистый подбородок с ямочкой… Она была до того красива, что я невольно задумался: уж не кукла ли это?! Забывшись, я все разглядывал ее прекрасное лицо, едва заметный пушок на ушах и пышные ресницы…

И тут… прямо на моих глазах с этой кукольной головкой, что покоилась на большой, покрытой свежим полотенцем подушке, стали происходить загадочные метаморфозы.

Вдруг радостное лицо молодой девушки начало еле заметно грустнеть. Однако изогнутые брови, густые ресницы и губы оставались по-прежнему неподвижными. Лишь невинный персиковый румянец вдруг принял тоскливо-розовый оттенок, и от этого семнадцатилетняя девушка стала походить на барышню лет двадцати трех с аристократическими чертами лица. Внезапно, будто всплыв откуда-то из глубины, на этом лице установилось выражение торжественной печали…

Я не верил увиденному… Не в силах даже вздохнуть, не то что протереть глаза, я следил зачарованным, немигающим взглядом, как из-под ее изящных двойных век медленно появляются капельки… Вот они заблестели на ресницах, как росинки в траве. Вот потекли двумя тонкими струйками… Маленькие губки затрепетали, и послышались воздушные, сонные слова:

— Сестрица… милая сестрица… прости меня… Я… я так люблю братца… Всей своей душой. Я знаю, он дорог, дорог тебе… Я так давно люблю его… Что поделать… Ах, прости, прости меня… Прости меня, сестрица…

Голос девушки был настолько слаб, что понять ее слова удавалось лишь благодаря движениям дрожащих губ. Слезы же текли и текли: спускались по длинным ресницам к уголкам глаз, затем омывали бледные виски и скрывались в густых волосах.

Наконец она перестала плакать. Тоскливо-розовый, рассветный цвет обернулся персиковым, и лицо, все так же по-кукольному неподвижное, снова сделалось лицом здоровой семнадцатилетней девушки. Казалось, печаль, что охватила девушку во сне, состарила ее на несколько лет. Но теперь она помолодела, и уголки рта приподнялись в мягкой улыбке.

Из глубины моей души вырвался вздох. Чувствуя, что сам еще сплю, я нервно оглянулся.

Доктор Вакабаяси, стоявший позади, заложил руки за спину и бесстрастно осмотрел меня. Кажется, он был очень напряжен — я понял это по его длинному и твердому, словно мрамор, лицу. Глядя на меня, он слегка облизнул бледные губы и спросил незнакомым голосом, абсолютно лишенным эмоций:

— Вы помните… как ее зовут?

Я повернулся, снова посмотрел на лицо спящей, чуть помедлил и молча помотал головой.

Доктор Вакабаяси опять зашептал низким тоном, словно пытаясь подловить меня:

— Тогда, быть может… вы хотя бы помните ее лицо?

Я снова оглянулся на доктора и несколько раз моргнул, будто говоря: «Исключено… я и себя-то не помню, а уж других…»

На лице доктора Вакабаяси мелькнула тень невыносимого отчаяния. Он уставился на меня пустым взглядом, но вскоре лицо его снова сделалось печальным. Несколько раз кивнув, он, как и я, повернулся к девушке.

Сделав несколько шагов крайне торжественной походкой, он снова молитвенно сложил руки, оглядел меня и многозначительно продолжил:

— Тогда уж позвольте… Эта девушка — ваша единственная кузина и в то же время невеста.

— А! — вырвалось у меня.

Я схватился за голову и, пошатываясь, отступил, а затем, не в силах поверить в увиденное и услышанное, хрипло пробормотал:

— Такая… такая красивая?

— Так точно. Именно эта сказочная красавица. Все верно. Это ваша единственная кузина, с которой вы должны были сочетаться браком 26 апреля 15-го года Тайсё, то есть ровно шесть месяцев назад. Однако из-за таинственных событий в ночь перед вашей свадьбой она оказалась в столь печальном положении и пребывает в нем по сей день.

Я не нашелся, что ответить.

— Поэтому… доктор Масаки возложил на меня колоссальную ношу: я отвечаю за то, чтобы вы оба исцелились и смогли вступить в счастливую семейную жизнь.

Голос доктора Вакабаяси сделался чинным и спокойным — похоже, он старался убедить меня.

Я же, совершенно растерянный, вновь повернулся к кровати… Невообразимо, ангельски красивая девушка ни с того ни с сего станет моей?! В этом было нечто зловещее… сомнительное… абсурдное.

— Моя единственная кузина… Но… она говорила про сестру…

— Сейчас ей снится сон. Я уже упоминал, что у этой девушки нет родных братьев и сестер. Она единственный ребенок в семье… Однако у ее дальней родственницы, жившей более тысячи лет назад, действительно была старшая сестра — этот факт подтвержден документально. И сейчас ей снится эта сестра…

— Откуда… вы знаете? — мой голос дрожал.

Я невольно отстранился от доктора Вакабаяси и поглядел на него снизу вверх, как если бы вдруг усомнился в его рассудке… Кто, если не волшебник, может знать, что снится другому? Догадки тут бесполезны… С каким жутким спокойствием, словно нечто обыденное, он приводит факты тысячелетней давности! Уж очень непрост этот Вакабаяси!.. А что, если он сам — один из пациентов психиатрической больницы?..

Однако доктор нимало не удивился и ответил как обычно бесстрастно и четко:

— Даже бодрствуя, девушка говорит и ведет себя специфически, из чего мы сделали соответствующие выводы… Поглядите на этот удивительный узел: такую прическу носили замужние дамы тысячу лет назад, то есть в эпоху, когда жила ее родственница. Видимо, поэтому барышня и причесывается так время от времени. Разумеется, в действительности она чистое, невинное создание, однако, когда волосы убраны таким образом, она демонстрирует привычки, воспоминания и характер замужней дамы, жившей тысячу лет назад. Поэтому ее облик и манеры не соответствуют возрасту. Она предстает молодой, грациозной и не по годам умудренной женщиной. Конечно, когда она забывает об этом сне, помощница причесывает ее на современный манер, как и остальных пациенток.

Открыв от удивления рот, я отупело глядел то на странную прическу, то на торжествующего доктора Вакабаяси.

— Но… «братец»?

— Это, конечно же, о вашем предке, который жил тысячу лет назад. Тогда он женился на «сестрице». Иными словами, этой девушке снится ее зять, и в мире иллюзий она живет с ним как наложница.

— Но… это же низко! Это разврат! — выпалил я.

Доктор Вакабаяси тут же мягко ухватил меня своими бледными руками.

— Тсс! Тише! Что угодно, только вспомните имя… — он запнулся.

Мы оглянулись на девушку, но было уже поздно: она нас услышала… Алые губки вздрогнули, веки распахнулись, и, заметив меня, она несколько раз моргнула. Глаза ее заблестели, и на лице появилось крайнее удивление. Она вмиг побледнела. Влажный взгляд темных глаз вдруг засиял невиданной, неописуемой красотой, щеки зарделись до самых ушей, и девушка прерывисто воскликнула: «А… братец! Почему ты здесь?!» Босая, она спрыгнула с кровати и, даже не оправив подол кимоно, попыталась заключить меня в объятья.

Я был потрясен. Невольно отстранив ее руки, я сделал несколько шагов в сторону и сердито посмотрел на нее, не понимая, что происходит.

Девушка вмиг окаменела с протянутыми ко мне руками. Лицо — и даже губы — побледнело, глаза широко распахнулись. Не отводя от меня взгляда, она пошатываясь отступила и оперлась руками на кровать… Губы ее задрожали, она снова выразительно посмотрела на меня, затем — с опаской на доктора Вакабаяси и оглядела палату…

Из глаз хлынул поток слез. Она поникла и, прикрывая лицо белыми рукавами больничной одежды, рухнула коленями прямо на каменный пол, а затем с криком бросилась на кровать.