Основано на реальных событиях - де Виган Дельфин. Страница 14

Она взяла нож, которым воспользовалась, чтобы нарезать их, сунула его под воду, осторожно провела по лезвию намыленной губкой, а затем вытерла полотенцем. Она убрала его в ящик, достала пакет орехов кешью и высыпала их в небольшую миску. Не глядя на меня, она снова заговорила:

– Я знаю, что такое твоя сокровенная книга. Я знала это с самого начала. Я поняла это, как только впервые увидела тебя. Ты носишь это в себе. Мы носим это в себе. Ты и я. Если ты это не опишешь, оно поймает тебя.

Назавтра после того ужина от Л. не было никаких известий.

Л. на несколько дней исчезла из моей жизни, создав, таким образом, нечто вроде перерыва, передышки, к чему я оказалась не готова.

Мне недоставало Л. Думаю, мне даже казалось, хотя это было совершенно бессмысленно, что она меня наказывает. Я несколько раз пыталась до нее дозвониться, оставила пару сообщений, на которые она не ответила.

В следующие выходные Луиза и Поль уехали на каникулы, каждый со своими друзьями. Поль жил в палатке в Бретани, Луизу пригласили на юг. В тот же вечер курьер доставил мне великолепный букет с запиской от Л., точные слова которой я забыла. Смысл записки сводился к тому, что она извинялась за несдержанность, сожалела о своей горячности в споре. Чтобы успокоить ее, я отправила ей смс.

Я осталась в Париже одна и с нетерпением ожидала возвращения Франсуа, который собирался на две недели прилететь во Францию перед новым долгим пребыванием в Штатах. Я знала, какое значение имеет для него этот документальный сериал, как он мечтал о нем. Мы вдвоем обсуждали предстоящую нам долгую разлуку. Я ободряла его перед отъездом. Франсуа никогда не обсуждал, ни сколько времени я посвящаю процессу письма, ни мой образ жизни.

Как только он приехал, мы тут же отправились в его загородный дом.

В предыдущие годы, когда ему стало поступать множество разных предложений, в прямо пропорциональном «отступательном» движении Франсуа постепенно сосредоточился на своей территории, в этом доме, который избрал, чтобы укорениться здесь, на ровной и скользкой поверхности мира.

В тот день, когда мы с Франсуа познакомились и пили «Маргариту», облокотившись на барную стойку какого-то провинциального ночного заведения, он рассказал мне об этом доме, расположенном недалеко от Парижа, где как раз кипела работа. Он признался мне, насколько важной, почти жизненно важной стала для него необходимость побыть в тишине, в отдалении. Я без обиняков ответила, что ненавижу деревню. Что, по мне, она не имеет ничего общего с природой. Нет, я ничего не имею против, дело в другом. Деревня была для меня синонимом отчужденности, содержала понятие, неотделимое от опасности. Деревня ассоциировалась со страхом и представлением о заточении.

Я вообще не помню этого разговора. Франсуа позже признался, насколько его мои слова вывели из равновесия. Мы явно находились в стадии обольщения друг друга, и он никогда такого не видел, чтобы тот, кому предстояло начать игру, не уважал кодов, не искал совпадений или общих точек, а, напротив, подчеркивал противоречия и несходства. Несмотря ни на что, мы все же нашли точку соприкосновения, когда речь зашла о тех песнях, которые мы слушали в эпоху Хит-FM (мы составили целый список хитов того лета, это нас обрадовало).

Я могла бы рассказать, как впервые приехала в Курсей, почти три года спустя после первого разговора, и о странном пути, который в конечном счете привел меня к этому мужчине (а его ко мне). Я, кстати, уже рассказывала об этом Л. по ее просьбе вскоре после нашего знакомства. Л. никогда не скрывала, что наш союз представляется ей странным. Кстати, я думаю, она употребила именно это слово (она не сказала «ваша пара», или «пара, которую вы образуете», или «ваша любовь»). В ее устах это звучало как союз карпа и кролика. Мне всегда казалось, что Л. заинтригована отношениями, которые мы с Франсуа поддерживаем, и она выражала по этому поводу некоторую озадаченность. И не она одна. Мне понадобилось много времени, чтобы понять и, разумеется, согласиться с тем, что, несмотря на мои собственные предубеждения, у нас с Франсуа много общего. Поначалу я постаралась систематизировать то, что нас противопоставляло, отличало, постаралась привыкнуть к тому, что наши миры не пересекаются, или что если и существует между ними какое-то пересечение, то оно случайное и временное. Позже, когда я получила доступ к его личности, когда наконец поняла, что он за человек, что им руководит, что его воодушевляет, откуда берется его энергия и в чем его слабые места; когда я стала способна видеть сквозь маску, порой открытую и цивилизованную, порой высокомерную и далекую, которую он представлял миру, я поняла, какая любовь может родиться из нашей встречи, и перестала бояться.

Когда я была в Курсее, Л. наконец позвонила мне. Я была рада слышать ее. Она вела себя так, будто между нами не пробежала никакая тень, хотела знать, как мои дела, убедиться, что я по-настоящему отдыхаю. Последние месяцы у меня были наполнены разными переживаниями, будет нормально и даже желательно, чтобы я дала себе немного времени на передышку, сделала паузу. Наш разговор оказался довольно продолжительным, я это помню, потому что дул сильный ветер, и я была вынуждена уйти в глубь сада и вскарабкаться на земляной холмик – единственное место, где при северном ветре есть более или менее постоянная связь. Помнится, этот звонок тронул и успокоил меня. Л. обо мне думала. Казалось, и на сей раз Л. лучше любого другого поняла, чем для меня был только что завершившийся год, скольких сил он потребовал, какие сомнения в меня заронил. Она осознавала двойственность моих чувств, ощущение тесно связанных между собой полноты и пустоты. И снова мне показалось, что только Л. знает, в каком я состоянии, даже на расстоянии. Потому что Л. ощутила странное совпадение этих двух моментов: моя последняя книга, в прямом и переносном смысле опередившая меня и находящаяся теперь вне меня, и мои дети, собирающиеся меня покинуть.

Л. сказала, что останется в Париже на все лето, чтобы завершить текст, который должна сдать к началу учебного года: свидетельство об одном недавнем происшествии. Большего она мне пока открыть не может, но для нее это большая работа, с приличным гонораром. Нет, остаться одной в Париже ей не страшно, она любит замедленный ритм жизни освободившегося от туристов города. Потом она куда-нибудь съездит. Она спросила, что у меня намечено на август; помнится, я поведала ей историю нашего знаменитого «домика-для-каникул», названного так детьми, когда они были маленькими. Это родовое имя, обозначающее не место, а время, было определением неизбежной встречи, обновлявшейся из года в год. Каждое лето с одними и теми же друзьями, с которыми я познакомилась, когда мне было двадцать лет, мы на две-три недели снимали дом, на самом деле большой дом. Но никогда дважды один и тот же и в одном и том же месте. Первые несколько лет, когда мы ездили вместе, детей ни у кого не было. Теперь нашим детям столько лет, сколько было нам, когда мы ночи напролет бродили по барам крошечного курорта на атлантическом побережье Испании. Теперь «домик-для-каникул» вмещает восемнадцать – двадцать пять человек, включая детей, в зависимости от года. Состав группы всегда формируется вокруг твердого ядра, к которому со временем примкнули родственные души, посвященные в сообщество.

Редки друзья, о которых мы с уверенностью, с глубоким убеждением можем сказать, что они изменили нашу жизнь, что без них наша жизнь попросту была бы не такой. Что воздействие этой дружбы, ее влияние, не ограничивается несколькими ужинами, вечеринками или проведенными вместе каникулами, но что эта дружба распространила свои лучи гораздо шире. Что речь идет о самом важном выборе, который мы сделали, который глубинно изменил и окончательно определил наш образ жизни. Мои друзья из «дома-для-каникул» как раз из тех, что стоят у основания. К несчастью для меня (но, похоже, к счастью для них), они давно покинули Париж.