Свет - Кеннеди Рейвен. Страница 12

– Что это? – взволнованно спрашиваю я, смотря на капли крови, что стекают с острых черных шипов. От них по рукам расползаются черные вены, будто Райатт очертил эти линии гусиным пером. Я пытаюсь их стереть, но ничего не выходит.

– Ты изменился! – оживленно говорит отец. – Проявилась твоя сила!

Я чувствую холод по коже.

– Что?

Он ухмыляется, а затем дергает меня за руку, чтобы показать.

– Смотри! Вот твоя сила!

Я провожу взглядом по венам на руках, по венам, тянущимся по земле, по прогнившим стенам конюшни. Они не отличаются друг от друга.

– Я знал, что у меня будет сильный сын.

Я не чувствую себя сильным. Я чувствую усталость, и болит все тело, а еще я зол и очень напуган…

Заплакав, я понимаю, что совершил ошибку, но ничего не могу с собой поделать.

С лица отца тут же слетает гордость, и он брезгливо на меня смотрит.

– А ну-ка перестал! Мне не нужен сын-хлюпик, – холодно говорит он, а потом устремляет черный взгляд на мою мать. – Приведи его в порядок, а потом отправь в сад. Хочу проверить, на что он способен, – приказывает он матери и добавляет: – А ты сиди в своей комнате и до ночи не попадайся мне на глаза.

Мама еще крепче обхватывает мою ногу.

Он поворачивается и уходит, а по моим щекам стекает столько слез, что я даже не утруждаюсь их стереть. Однако радуюсь, что отец ушел и не видит. Я пытаюсь перестать плакать – правда, пытаюсь, но болит все тело, и я ничего не понимаю, а мама…

В ту же минуту она встает передо мной на колени, и я вижу, что ее губа рассечена, глаза такие же красные, как и пятно на щеке.

– Я… Разрушитель? – спрашиваю я и плачу еще горше, потому что не хочу быть похожим на отца. Но я почему-то сломал стену конюшни, землю, а эти шипы пробились через мою кожу… Чувствую себя монстром.

Мама качает головой и ласково приподнимает мой подбородок.

– Нет, Слейд. Ты не Разрушитель. Ты ничего не рушишь. Ты защищаешь.

Вот только когда я оглядываю двор, то не похоже, будто я его защищал. Скорее, я его разрушил. Как мой отец. И мамино лицо лишний раз об этом напоминает.

Мне больно двигать рукой, но я все равно поднимаю ее и нежно касаюсь маминой щеки.

– Ты в порядке?

Мамино лицо становится мрачным, и по ее щекам текут слезы. Я осторожно беру ее за руку и сжимаю, стараясь не обращать внимания на черные линии, которые растекаются по кончикам моих пальцев.

– Не плачь, мама. Я буду тебя защищать.

Но легче ей от этого не становится, потому что она плачет еще сильнее. Я опускаю взгляд и жалею, что не могу стать старше и как-нибудь ей помочь.

Посмотрев вниз, замечаю на подоле ее белого платья пятна от травы, которые остались на ткани после того, как ее ударил отец и мама упала на землю.

– Слейд?

Мы оборачиваемся и видим, что за мной стоит Райатт, который, нахмурившись, держит в рубашке горсть клубники. Наверное, он забрел перекусить в сад. Я совсем про него забыл, и теперь радуюсь, что он не видел случившегося.

– Райатт, смотри, – говорю я и показываю на себя. У брата отвисает челюсть, и он показывает на меня пальцем, уронив на землю все свои запасы ягод.

– Что это?

– Моя магия проявилась, – отвечаю я, пытаясь казаться счастливым, и шмыгаю носом, чтобы перестать плакать.

От радости он вспыхивает.

– Можно потрогать?

– Конечно.

Он бежит ко мне и гладит красным пальцем черный шип.

– Больно?

Я пожимаю плечами.

– Немного.

Он улыбается и поворачивается к маме, но хмурится и тут же забывает, что хотел сказать.

– Мам?

У нее на губах застыла улыбка, а щеки она уже вытерла, но все равно выглядит по-другому.

– Райатт, какая красивая клубника.

Но брата не проведешь.

– Ты плачешь?

– Все хорошо, дорогой. Я просто споткнулась. Видишь? – говорит она и показывает на подол платья.

Он кивает, а потом берет ее за руку своей красной и липкой ладошкой.

– Ничего, я тоже упал, – говорит Райатт и показывает на свои испачканные носки. – И знаешь, что? – спрашивает он.

– Что?

– Пятна от травы по цвету к твоим глазам подходят.

Сомневаюсь, что видел в жизни улыбку грустнее, чем мамина.

Глава 6

Слейд

Помимо сталагмитов, тянущихся вверх со дна пещеры, со свода свисают крупные сталактиты. Они, подобно острым пикам, украшают вход в Грот, образуя своеобразную арку. Как только мы проходим под ней, тонкие витки света, окутывающие пространство, отбрасывают голубые тени на наши лица,

Когда мы оказываемся в новом месте, меня начинают раздирать противоречивые чувства. С одной стороны, здесь царит покой. А с другой, пребывание тут кажется наказанием. Кому-то может показаться странным, что внутри пещеры есть дом, но он уединенный и незримый, и я нахожу его довольно уютным, несмотря на унылые серые стены.

Передо мной встает Райатт и толкает входную дверь, петли которой скрипят от извечной сырости. Я влетаю в темный дом и даже без света четко помню, где что находится.

Быстро прохожу в гостиную и вижу скудную тень от мебели. Задеваю сапогами белый меховой ковер под стоящим в центре комнаты круглым столом. На его деревянной поверхности еще видны пятна от стаканов с выпивкой, которые мы ставили сюда с моим Гневом. Чертов конденсат.

Наткнувшись голенью на мягкий диван, останавливаюсь, а когда кладу на него Аурен и принимаюсь стаскивать с нее мокрую обувь, Райатт уже стоит у меня за спиной и разжигает огонь.

Осторожно приподнимаю Аурен, подложив ей под спину подушки. Потому что ее спина…

Мне невыносимо даже думать об этом.

О том, что он с ней сотворил.

Меня охватывает ярость, и я желаю оказаться в Рэнхолде, повернуть время вспять и вернуть Мидаса к жизни, чтобы лично его умертвить. Я бы не торопился. Отрезал бы конечность за конечностью. Отравлял бы гнилью вену за веной. Смял бы кулаком его сердце.

Заставил бы его страдать.

Сзади слышу искры, которые высекают от кремния, и усмиряю гнев, чтобы сосредоточиться на главном. Если я сейчас же не согрею Аурен, то она попросту умрет от переохлаждения, – а тогда даже это проклятая гниль внутри нее больше не будет иметь значения.

Я снимаю с Аурен оба мокрых плаща. Бросаю их на пол, и прилипшие к ткани кусочки льда ломаются, растекаясь лужицей. Увидев, что платье Аурен влажное, но не промокло насквозь, я радуюсь. К подолу прилипло лишь несколько комочков снега. Быстро сдергиваю одеяла с дивана и накрываю Аурен, плотно ее закутав.

Дом освещает мягкий оранжевый свет, и я, не теряя времени даром, двигаю диван вперед. Когда я тащу его по полу и ставлю напротив камина, ножки протестующе скрипят. Слышу, как Райатт ходит по комнате и зажигает настенные бра, пытаясь прогнать холод.

Я подношу руку к приоткрытым губам Аурен, чувствуя, что ее дыхание становится медленным и ровным.

– Аурен?

Ответа я не жду, но все равно разочаровываюсь. Чтобы подавить страх, единственное, что мне остается – это действовать, потому я снимаю с Аурен промокшие чулки. Потом ощупываю пальцы на руках и ногах, обхватываю их ладонями в перчатках и дышу на них, пытаясь согреть. Плевать, если сейчас, с наступлением утра, на меня воздействует ее сила. Мне лишь нужно согреть Аурен. И как только мне это удается, я снова укрываю одеялами и нежно стряхиваю с ее волос снежинки.

– Почему она не просыпается?

Я не слышал, как Райатт подошел ко мне сзади, но от его вопроса в плечах появляется напряжение. Я бросаю взгляд на ее лицо, чувствуя, как внутри свивается что-то холодное.

– Не знаю.

Мы смотрим на нее: она мерно дышит, а в свете потрескивающего пламени ее кожа приобретает оранжевый оттенок.

– Аурен.

Мой оклик остается без ответа.

Я слышу, как отходит Райатт, а потом мое внимание привлекает бренчание на кухне. Я заглядываю за арку и вижу, что брат стоит перед железной печью. Передняя решетка уже закрыта, и в ней полыхает огонь, а Райатт занимается стоящим на ней котелком. Буря на улице становится еще свирепее, а в пустотах пещеры завывания ветра отражаются эхом.