Черноглазая блондинкат (ЛП) - Бэнвилл Джон. Страница 47

Когда почтальон бросил вторую за день корреспонденцию в почтовую щель, и она упала на кафель в холле, я подпрыгнул на фут от произведённого ею шума. Я был именно в таком состоянии. Я вышел и подобрал пачку конвертов. Коммунальные платежи. Предложение от компании из Небраски снабжать меня первоклассными стейками на ребрышках, упакованными с солью и отправляемыми авиапочтой. Уведомление от PG&E о том, что мой счёт за электроэнергию просрочен. И кремовый конверт с моими именем и адресом, написанными фиолетовыми чернилами аккуратным, петляющим почерком. Я понюхал его. «Кружево Лэнгриш», слабо чувствующееся, но безошибочное определяемое.

Я отнёс письмо обратно на диван, сел и, зажав его между большим и указательным пальцами, долго его рассматривал. Я вспомнил Клэр Кавендиш, сидевшую в тот день за маленьким кованым столиком в оранжерее, день, который теперь казался ужасно далеким, и писавшую в блокноте своей причудливой авторучкой. Я положил конверт на кофейный столик и еще раз посмотрел на него, докуривая сигарету. Что же это будет, Письмо дорогому Джону об окончательном расставании, coup de grâce? [96] Записка, обвиняющая меня в неподобающих отношениях с клиентом? Неужели меня собираются уволить? А может, это был чек, оплата по счету и короткое прощание.

Был только один способ выяснить это. Я взял конверт и просунул палец под клапан, и, проделывая это, я подумал о Клэр, облизывающей его, как её острый маленький малиновый кончик языка быстро скользит по нему, смачивая клеевую полоску.

Вот и всё. Ни адреса отправителя, ни приветствия, ни имени, только инициалы. Она не собиралась рисковать. Это была рукописная версия удара под дых. Я начал злиться, но потом сказал себе, что не должен быть таким глупым. Злость создает нагрузку на печень и не приносит ни черта хорошего.

Я отложил в сторону холодную записку Клэр Кавендиш, откинулся на спинку дивана, закурил ещё одну сигарету и, поскольку избежать этого было невозможно, погрузился в размышления. История с Нико Питерсоном с самого начала не имела особого смысла, но теперь в ней вообще не было никакого смысла. Недавно я наткнулся на хорошее слово: палимпсест. [97] В словаре говорилось, что это рукопись с частично стёртым первоначальным текстом и написанным поверх него новым. То, с чем я имел дело теперь, было чем-то вроде этого. Я был убежден, что за всем случившимся стоит другая версия событий, которую я не могу прочесть. И всё же я знал, что она там. Вы не сможете долго заниматься такими делами, не развив нюх на недостающие факты.

Сидя на диване в полуденной тишине, я ещё раз всё обдумал — самое приятное в жизни на тупиковой улице — это то, что там не так много машин и, следовательно, уровень шума остается низким. Но текст был тот же, что и раньше, и я ничего не узнал, во всяком случае, ничего нового. Единственное, в чём я был уверен, единственное, так это в том, что Клэр Кавендиш была тем кусочком головоломки, который не подходил. О Нико Питерсоне я вроде как всё понял. Он был сыном богача, чьей целью в жизни стало разбогатеть самому и плюнуть в глаза отцу, только у него не было ни мозгов старика, ни смелости, ни безжалостности, ни всего того, что нужно, чтобы заработать миллион баксов. Он ничего не добился в агентском бизнесе — даже Мэнди Роджерс смогла заметить, что толку от него никакого, — и, вероятно, оказался не в той компании.

Я также подозревал, что любая контрабанда, которую Нико перевозил в чемодане из Мексики для доставки Лу Хендриксу, стоила немалых денег: вы не будете фальсифицировать собственную смерть из-за горсти мелочи. И я был почти уверен, что Флойд Хэнсон был в сговоре с Нико и предоставил для подмены труп одного из своих Потерянных Мальчиков. Я предполагал, что Уилбер Каннинг не знал, что устроили Хэнсон и Нико, и верил, что Нико мёртв, пока я не сунул свой клюв под их навес. Что касается Гомеса и Лопеса, то я предположил, что они были первоначальными владельцами того, что было в чемодане, с которым сбежал Нико, и они пришли сюда, чтобы найти Нико и вернуть своё.

Оставалась только Клэр Кавендиш. Она наняла меня, чтобы найти своего приятеля, который так эффектно её перехитрил, сначала притворившись мёртвым, а затем воскреснув, но я не купился на эту версию. С самого начала я не мог поверить, что такая женщина, как она, могла связаться с таким мужчиной, как Питерсон. Конечно, есть женщины, которые любят копаться в грязи — их возбуждает рисковать своей репутацией и, возможно, даже здоровьем. Но Клэр Кавендиш была не из таких. Я вполне мог представить, как она бросается в объятия какого-нибудь мерзавца, но он должен быть мерзавцем, соответствующим ей, из её класса, стильным, богатым. Ладно, она легла в постель со мной, парнем, который не знает, что такое ездить на модной иностранной спортивной машине. Я не мог этого объяснить. Как я мог это сделать, если каждый раз, когда я задумывался об этом, то видел только её в своей постели той ночью, склонившуюся надо мной в свете лампы, касавшуюся моих губ кончиками пальцев и позволявшую её светлым волосам падать мне на лицо? Может быть, я напоминал ей кого-то, кого она когда-то знала и даже любила. Или, может быть, она оставалась со мной любезной только для того, чтобы продолжать использовать меня для того, что, чёрт возьми, она задумала. Такую возможность я предпочел бы не рассматривать. Но как только мысль оказалась у вас в голове, она там и останется.

Я уже держал трубку в руке и набирал её номер, прежде чем понял, что делаю. Бывают моменты, когда вы ловите себя на том, что следуете своим инстинктам, как хорошо обученная собака, бегущая за своим хозяином. Мне ответила горничная и велела подождать. Я слышал её шаги, когда она шла по гулкому коридору. Дом должен быть ужасно большим, чтобы производить такое громкое эхо. Я вспомнила изумленный взгляд Доротеи Лэнгриш, когда она заметила, что сколотила состояние на раздавленных лепестках цветка. Забавный мир.

— Да? — произнесла Клэр Кавендиш таким голосом, от которого на поверхности озера Тахо образовался бы ледяной покров. Я сказал, что хочу ее видеть.

— Ах, да? — сказала она. — Вы хотите что-то сообщить?

— Я хочу кое о чём вас спросить, — сказал я.

— А Вы не можете спросить по телефону?

— Нет.

Наступило молчание. Я не понимал, почему она так холодна. В тот вечер у меня дома мы расстались не по-хорошему, но я пришёл, когда она позвала меня на помощь, когда ее брат умирал от передозировки. Это не сделало меня сэром Галахадом, [98] но я не думал, что заслужил такой холодный тон или ту мерзкую маленькую записку, которую она мне прислала.

— Что вы предлагаете? — спросила она. — Это не очень хорошая идея — прийти домой.

— Что насчёт ланча?

С её позволения миновали секунды.

— Хорошо. Где?

— В «Ритц-Беверли», — сказал я. Это было первое, что пришло мне на ум. — Там я встречался с вашей матерью.

— Да, я знаю. Мамы сегодня нет в городе. Я буду там через полчаса.

Я прошел в спальню и посмотрел на себя в зеркало гардероба. Серый костюм выглядел потрепанным, и, кроме того, он был примерно того же оттенка, что и мое лицо. Я переоделся в тёмно-синий, снял свой галстук и надел красный. Я даже подумал о том, чтобы почистить ботинки, но в моем хрупком состоянии мне не захотелось наклоняться, чтобы это сделать.

Когда я вышел через парадную дверь и увидел пустое место у тротуара, я сначала подумал, что «олдс» угнали. Потом я вспомнил, как Трэвис забрал у меня ключи прошлой ночью и отправил домой на такси. Я пошёл по улице в сторону Лорел-Каньона. Солнце освещало эвкалипты, и воздух был свеж от их запаха. Я сказал себе, что чувствую себя не так плохо, и почти в это поверил. Мимо меня проехало такси, я свистнул ему вслед и оно остановилось. Водитель был размером с лося, и, взглянув на него, я понял, что это тот самый итальянец, к которому я сел вчера вечером у «Виктора». Этот город с каждым днём становится всё меньше. Настроение его ничуть не улучшилось, и, конечно же, он ругался на каждый светофор, который был против нас, как будто кто-то, кто ими управлял, включал красный каждый раз, когда мы приближались.