Злой рок. Политика катастроф - Фергюсон Ниал. Страница 82
Слово «геноцид» – убийство группы людей или целого народа – ввел в обиход в 1944 году Рафаэль Лемкин, польский еврей, бежавший от нацизма и потерявший в Холокосте почти всех родных. Другое слово – «сеницид», осознанное убийство стариков, – знакомо нам гораздо меньше, пусть и имеет более раннее происхождение. Как гласит Оксфордский словарь английского языка, впервые это понятие использовал сэр Генри Гамильтон Джонстон, исследователь Африки, живший в викторианскую эпоху. Слово «геноцид» получило широкое распространение. В отличие от «сеницида»: на сайте Amazon есть лишь две книги на эту тему, еще существует одноименная какофоничная песня одной калифорнийской группы, играющей хэви-метал. Это слово встречается в нескольких более старых книгах и почти всегда в связи с предполагаемыми обычаями древних или малоизученных племен (индийские падеи; вотяки[1118] в России; ранние американские индейцы хопи; канадские инуиты нетсилик; южноафриканское племя сан и живущие в Амазонии бороро). Но оно настолько редкое, что Microsoft Word подчеркивает его красным и предлагает исправить на «суицид». Однако все это, возможно, изменится, когда широкая общественность сумеет осознать, что произошло в первой половине 2020 года. В британских домах престарелых к 1 мая было зафиксировано примерно 20 тысяч избыточных смертей. Таким был парадоксальный итог того, что из Национальной службы здравоохранения сделали фетиш – за счет иных учреждений, не находящихся под ее эгидой[1119]. В Соединенных Штатах на дома престарелых пришлось 45 % всех смертей от COVID-19, случившихся к середине июня[1120]. Допустив пагубный просчет, Эндрю Куомо, губернатор Нью-Йорка, и глава Департамента здравоохранения Говард Цукер обязали пансионаты для пожилых принимать «медицински стабильных» пациентов из больниц без какой-либо проверки. Это привело к гибели примерно 6 % всех стариков и инвалидов, проживавших в домах-интернатах штата[1121]. В остальном мире доля смертей в домах престарелых от общей смертности варьировалась от 0 % в Гонконге и Южной Корее до 72 % в Новой Зеландии, хотя абсолютные числа были невелики. А вот в Европе, где они оказались намного больше, эта доля составила от 35 % во Франции (14 341) и 38 % в Англии и Уэльсе (19 700) до 50 % в Бельгии (6213)[1122].
«Древние сарды, населявшие Сардинию, – писал Генри Джонстон в 1889 году, – считали священным… долгом убивать своих состарившихся родичей». Русский историк Николай Карамзин в XIX веке определял сеницид как «право детей умерщвлять родителей, обремененных старостию и болезнями, тягостных для семейства и бесполезных согражданам»[1123]. Путешественники и исследователи Кнуд Расмуссен и Гортран де Понсен сообщали о том, что сеницид даже в 1930-х годах все еще был в обычае у инуитов нецилик, живших на острове Кинг-Вильям. Но кто мог предвидеть сеницид в 2020 году – тем более в современных развитых демократиях? Ответ – Фридрих фон Хайек, предсказавший в своей «Конституции свободы» (1960), что «уделом старшего поколения, доход которого зависит исключительно от принуждения в отношении более молодых людей, будут концентрационные лагеря для всех не способных позаботиться о себе стариков»[1124][1125].
Но и битком набитые автобусы, и «сеницидные» дома престарелых – это лишь часть истории сетевого заражения; это декорации – но не актеры. Уже в начале 2020 года стало очевидным, что ключевую роль, как и в предыдущих пандемиях (от СПИДа до SARS и MERS), играли «суперраспространители». Джейми Ллойд-Смит, эколог и специалист по инфекционным заболеваниям, определивший коэффициент дисперсии (k) по отношению к прежним вспышкам коронавируса, сумел рассчитать, что у COVID-19 этот показатель такой же низкий, как у SARS[1126]. У SARS-CoV-2 он составлял примерно 0,1, «позволяя предположить, что 80 % случаев вторичной передачи, возможно, вызваны небольшой долей носителей (~ 10 %)»[1127]. В Гонконге зафиксировали почти идеальное соотношение по принципу Парето (20:80)[1128]. Это означало, что мировая пандемия могла разгореться лишь от многих искр того костра, что полыхал в Ухане, – а не от одной и не от двух. Кроме того, теперь мы ясно понимали, что сравнительно малое число суперраспространителей и мест, в которых они присутствовали, превратило эти искорки в неукротимый пожар[1129].
Пациент № 31, суперраспространитель из Южной Кореи, передал COVID-19 тысячам других людей. За две недели до того, как тесты этой 61-летней женщины дали положительный результат, она посещала многолюдные собрания в Сеуле и Тэгу. 6 февраля она стала участником незначительного ДТП в Тэгу и прошла лечение в больнице восточной медицины (Saeronan Oriental Medicine Hospital). Пока длился курс лечения, она побывала на двух службах «Церкви Иисуса Синчхонджи» в Тэгу (9 и 16 февраля); каждая служба длилась по два часа. И даже несмотря на поднявшуюся температуру, она пошла на ужин – причем не одна – в отель Queen Vell
Одна китаянка, к которой приезжали в гости родители из Уханя, 19 января улетела в Мюнхен и заразила шестнадцать сотрудников немецкой фирмы, где работала[1130]. Бизнесмен из Суссекса, в январе подхвативший вирус в Сингапуре, поехал кататься на лыжах на Монблан, а потом улетел в Гатвик – пропустить кружечку-другую на родине[1131]. В Южной Корее нашлась очень общительная пациентка № 31, невольно передавшая вирус тысячам людей в Тэгу и Сеуле, в том числе и своим единоверцам из «Церкви Иисуса Синчхонджи»[1132]. «Маттиа», первый пациент в Северной Италии, заболел в феврале и трижды ходил в больницу, а между приемами продолжал свою социальную жизнь[1133]. В конце февраля в бостонском отеле Marriott Long Wharf прошла конференция по биотехнологиям, в результате которой, как первоначально полагали, коронавирусом заразились 89 человек[1134]. Последующее исследование увеличило эту цифру до 20 тысяч[1135]. В округе Скаджит, штат Вашингтон, из всех, кто посетил репетицию хора 10 марта (61 человек), пятьдесят три заразились, трое попали в больницу и двое умерли[1136].
Самое важное прозрение, принадлежавшее науке о сетях, заключалось вот в чем: чтобы помешать распространению нового вируса, предстояло в какой-то степени разрушить существующие социальные сети – особенно те, которые способствовали нахождению рядом и спорам в ограниченном пространстве, – и несколько расширить «тесный мир»[1137]. Этот принцип следовало применить и к элитным социальным связям от округа Уэстчестер до Аспена и Палм-Бич[1138], и к крепким социальным сетям, созданным латиноамериканцами Лос-Анджелеса или баптистскими церквями Юга. Впрочем, мы еще увидим, что это прозрение почти никак не повлияло ни на ведущих политиков США, ни на граждан страны. А такой исход, к слову сказать, был вовсе не обязателен. Под влиянием Одри Тан, министра цифровых технологий, в Тайване делились сведениями обо всем – о симптомах, о контактах с зараженными, о нехватке масок и о введении карантинов – на множестве разнообразных онлайн-платформ[1139]. На случай если бы в Тайбэе произошла вспышка заболевания, власти планировали разделить город на несколько отдельных районов[1140]. В Южной Корее государство и частный сектор содействовали друг другу, стремительно увеличивая количество тестов; в то же время была развернута система отслеживания контактов, основанная на сотовой связи. Закон, принятый еще в дни MERS, давал правительству право собирать данные с мобильных телефонов и кредитных карт и другие сведения у всех, чей тест оказался положительным, и использовать полученную информацию для воссоздания их недавних перемещений. Затем вся эта информация, без каких-либо персональных идентификаторов, публиковалась в приложениях соцсетей, чтобы люди могли определить, не встречались ли они с носителем инфекции[1141]. Как и в Тайване, власти строго следили за соблюдением карантинов. В Гонконге все обстояло слегка иначе, поскольку инициатива здесь перешла к сторонникам демократии, но подход не поменялся: при помощи технологий распространение инфекции отслеживали, а посредством масок и карантинов – ограничивали[1142]. Примерно так же поступали и в Сингапуре, но там приходилось больше полагаться на «ручное» отслеживание контактов, поскольку специальное приложение скачали очень немногие[1143]. Верным стратегиям следовали не только в странах Азии. Даже без повсеместного (некоторые сказали бы – назойливого) применения технологий Германия и Греция каждая по-своему показали, что уже на ранней стадии можно было обнаружить инфекцию и эффективно противодействовать ей[1144]. И если бы каждый американский штат отреагировал на первые случаи заболевания так, как это сделал Вашингтон, тогда бы США справились не в пример лучше[1145].