Грани обмана (СИ) - Мягкова Нинель. Страница 56

— Сынок, ты верно с ума сошел? — покачал головой король. — Предлагаешь мне бороться с церковью? А ты представляешь, чем это чревато? Как для меня, так и для всей династии?

— То есть? — оторопел принц.

Как-то не так он себе представлял основную проблему. Думал, отец просто упирается из принципа, верности традициям и прочих свойственных старшему поколению закидонов. А тут вдруг такое.

— Мы слишком много воли дали церкви в свое время. Не я, и не мой отец. Скорее прадед… — задумчиво пояснил его величество. — Тот был известен своей религиозностью, даже прозвище впоследствии получил Всеблагой. Элайдж Всеблагой, твой тезка, между прочим. Супружница у него была та еще истеричка. В какой-то момент сорвалась и чуть не погубила как себя, так и наследников. Одному было шесть, второй еще не родился. Того, что был в животе, спасти не удалось…

Себастиан помолчал, глядя на искусный гобелен на стене, с генеалогическим древом династии Роксов. Скорее всего, отыскивал того самого предка, по чьей милости сейчас маги медленно вымирают.

— Он издал указ, согласно которому всех женщин, не совладавших единожды с даром, необходимо запечатывать.

— Это же несправедливо! — вырвалось у принца. — Я тоже срывался в детстве, раза три, и каждый из нас наверняка тоже…

— Именно! — подтвердил его отец. — Срывы у сильных магов неизбежны. Но многие родители обрадовались. Обучение во все времена стоило недешево, да и неспокойная у магичек жизнь. Куда проще выйти замуж, растить детей… быть как все. Со временем печать на груди стала своеобразным знаком качества невесты. Сразу видно, она сильна, даст одаренное потомство. Таких охотнее брали замуж… Логика очевидна. Со временем женщины перестали стремиться к образованию вообще. Зачем, если можно нарочно сорваться, лишиться дара, но взамен не знать бед всю оставшуюся жизнь? Еще и семье помочь потом, после выгодной партии.

— Чудо, что у нас вообще сохранились еще пансионы! — пробормотал Элайдж.

Король невесело хмыкнул.

— Поскольку изначальная технология наложения печати была придумана церковью, в качестве наказания преступникам, ей же и поставили задачу по ограничению женского дара, — продолжал он. — За каждую запечатанную им положено немалое вознаграждение от государства — все-таки это своего рода знак качества, они тем самым ручаются, что девица одарена сверх меры.

— Они так просто от кормушки не откажутся. — До принца начало доходить.

— Само собой, — подтвердил его величество. — Мало того. Если ты продолжишь продавливать свои сомнительные идеи, нас ждет переворот. К власти приведут тех, кто поддерживает курс обязательного запечатывания. Честно сказать, я уже стар для борьбы за трон. Давай мы подождем, пока я скончаюсь, с этими твоими инновациями?

— Не говорите глупости, отец, вы полны сил и отлично выглядите! — отмахнулся Элайдж, понимая, что его идеи не просто будут отложены в долгий ящик — кабинет министров сделает все, чтобы предать их забвению как можно скорее.

Никому не нужны думающие и образованные жены и дочери. Ведь если допустить девиц до образования, как в Хаконе, они еще, чего доброго, возомнят что сами способны решить, за кого идти замуж!

— Вот такие дела! — добавил принц после того, как пересказал беседу с королём Уинтропу. — Максимум, что я могу на данный момент — попытаться продавить указ о начальном магическом образовании. Отмена печати невозможна, слишком много заинтересованных лиц. Что там — сами женщины зачастую изображают срывы, чтобы заполучить ее!

— О да, мне об этом не рассказывай! — передернулся дознаватель.

В его голове до сих пор не уложилось, как жизнерадостная румяная Ребекка по доброй воле превратилась в серое, блеклое существо. И все ради того чтобы выйти за него замуж.

— Но и указ так просто не пропихнуть, — вздохнул Элайдж. — Сейчас все поголовно убеждены, что женщины физически неспособны усваивать сложные науки. Что там было раньше — не в счет. Мне уже несколько аристократов заявили, что учебники рассчитаны на мужчин, а то, что они оказались в женском пансионе, чистая случайность.

— Как и то, что они написаны с обращением и посвящением девочкам, конечно-конечно! — согласно фыркнул Уинтроп.

— Так что повторю тебе то, что сказал в прошлый раз. Мне нужен прецедент! — поставил принц точку в разговоре. — Если у тебя есть на примете девица, которая не побоится слухов и готова будет доказать свои умения перед комиссией, у нас появится шанс. Нет — рассмотрение поправки к закону об образовании может тянуться годами, если не десятилетиями.

Дознаватель вышел из кабинета приятеля, раздираемый противоречивыми чувствами. Подставлять будущую супругу и приковывать к ней всеобщее внимание он не хотел. В то же время он прекрасно понимал, что запечатывать ее нельзя. Это ее сломает, как сломало бы его самого, лишись он вдруг магии насовсем.

Что же делать?

Подготовка к свадьбе шла полным ходом.

Невеста к всеобщему удивлению самоустранилась и почти не участвовала в выборе ни салфеточек для торжественных столов, ни цветов для украшения храма, ни в составлении списка приглашенных. Собственно, она настояла на включении туда четырех имен — тетушки Вайн и трех лучших подруг, что теперь числились ее личными горничными.

На этом ее интерес к торжеству угас.

Зато гадалка старалась за троих и несколько раз от души поругалась с герцогиней из-за оттенка белого для скатерти и качества бумаги для приглашений. Ее поддержали осмелевшие девочки, и оскорбленная в лучших чувствах Дебора Уинтроп отступила. К сыну не пошла — ниже ее достоинства. К невестке тем более.

В день свадьбы только набралась решимости и попросила о небольшой приватной беседе.

Анника крутилась перед зеркалом, поправляя фату.

Чем-чем, а платьем девица занималась сама, и герцогиня была вынуждена признать: справилась неплохо. Тугой корсет визуально уменьшал и без того узкую талию, тонкое кружево выгодно подчеркивало грудь и оттеняло гладкую кожу.

Немного излишне подчеркивал, особенно учитывая что бюст у девицы выдающийся, а клейма на ней нет.

Дебора поморщилась и отвела взгляд. Даже тут деревенская натура проявила себя. Бесстыдница совершенно не стеснялась того факта, что не запечатана. Вопиюще! И ведь сильная магичка, запросто могла бы попросить святого отца, ей бы не отказали…

— У меня для вас небольшой подарок, — пересилив себя, выдавила герцогиня наконец, поняв, что уже довольно давно стоит столбом в гостевой спальне. — Это фамильная ценность, думаю, моему сыну будет приятно, если вы сегодня продемонстрируете принадлежность к нашему роду.

Девица покосилась на нее с подозрением, и местрис Уинтроп усилием воли приняла вид невинный и даже молящий. Вроде получилось, потому что дворняжка кивнула и, подобрав юбки, двинулась следом.

Герцогиня привела ее в свои покои. Дорогу обе знали прекрасно, так что невестушка не насторожилась, переступила порог без сомнений.

После было уже поздно.

Дебора щелкнула пальцами, подавая сигнал преданным слугам.

— Что здесь происходит? — девица еще посмела возмущаться, оглядывая наводнивших неожиданно будуар мужчин в рясах. — Что вы задумали?

— Я исправляю ошибку моего сына! — торжествующе заявила местрис Уинтроп, бесстрастно наблюдая, как деревенщину удерживают за руки и опрокидывают на диван.

Ее доверенный священник, отец Гудфрид, выступил из тени, держа в руках треугольник печати.

Дворняжка осознала наконец, зачем ее сюда привели, попыталась, судя по жестам, призвать магию… Естественно, у нее ничего не вышло.

— Блокирующие заклинания, — холодно пояснила герцогиня.

Она сама не призналась бы себе, но внутри, где-то глубоко, ликовала: ей не только представилась возможность снова позаботиться о счастье ее мальчика, но и попутно отомстить этой выскочке, осмелившейся претендовать на титул герцогини. Ну какая из нее герцогиня? Пусть знает свое место. Она никто! Сейчас она, возможно, интересна Мэдиссону, как диковинная игрушка, но стоит ей утратить магию, как девица станет одной из сотен. И ее мальчик поймет, как ошибался!