Сердце отравителя (СИ) - Дэвлин Джейд. Страница 34

— Боюсь, ничего не могу сказать по этому поводу. — Рой жестом предложил вернуться за стол и, дождавшись, когда я сяду, сделал то же самое. — Что еще тебе нужно?

— У меня есть некоторое количество бумаг, которые нужно изучить. — Я махнула рукой в сторону комнаты, запоздало вспомнив, что сумка осталась там. Непозволительная безалаберность, даже в доме друга. — Мне их дала женщина, почти всю жизнь посвятившая слежке за орденом Жизни.

— Слежке за орденом? — Рой позволил себе удивленно вздернуть бровь. — Интересно. Они как-то замешаны в происходящем?

— Напрямую, но еще неизвестно в чем и насколько. — Я невольно хмыкнула, осознав, до чего же «конкретно» описала свои подозрения. — Думаю, нам вместе стоит взглянуть на эти бумаги, и тогда, вероятно, я смогу значительно четче сформулировать свои опасения. Ну или вздохнуть спокойно и отстать от ордена, но я в этом что-то сомневаюсь.

— С этого и начнем. Вернее, с этого начну я. А ты начнешь с того, что выспишься.

* * *

Дождь приехал утром, и это было единственным, что заставило меня оторвать голову от подушки.

Я завалилась под одеяло сразу после обеда и ванны, а когда открыла глаза, было уже глубокое утро следующего дня. Кстати, перед сном все равно сходила и проверила, чем там занят Ильян.

Самое большое несчастье в моей жизни мирно спало носом к стенке. Даже если он притворялся и на самом деле прыгнул в постель за секунду до того, как я вошла, все равно… зрелище было завораживающим.

Ставшие за годы жесткими черты лица смягчились, и он словно помолодел. Настолько, что седина не смотрелась приметой времени, а просто серебром сыпалась на подушку. Пухлые губы, длинные ресницы… они, кстати, не поседели, все такими же черными тенями лежали на гладких щеках. А еще он обнимал подушку — как когда-то. Я любила сидеть у костра и смотреть, как он спит. Очень любила… и хотела иметь возможность видеть его таким всегда. Что же, ни к чему хорошему это желание не привело.

Вот и сейчас болезненная нежность только отдалась горечью во рту. Что же ты наделал… дурак.

А потом я встала и ушла в ту комнату, которую Рой-гэ выделил мне. Думала, не усну и буду долго маяться воспоминаниями, но нет. Отрубилась сразу. Вот что значит возможность действительно спокойно выспаться после долгих скитаний.

Наскоро натянув непривычно чистую и свежую одежду, я спустилась по знакомой уже лестнице в столовую, где хозяин с новым гостем ждали меня за накрытым столом.

При виде улыбок, засветившихся на их лицах, я ощутила давно забытый душевный подъем. Как, оказывается, мало мне нужно от этой жизни. Всего лишь друзья, которые рады меня видеть.

После затянувшегося обмена приветствиями, быстрых извинений Дождя — ведь это он принес нам не ту книгу — и его не менее скорого объяснения, что раздобыть нужный том не было никакой возможности, даже если бы он знал, что книга не та, все коротко выяснили, как кто поживает. А потом Камень передал Дождю выборку документов и перешел к делу:

— Вчера вечером я ознакомился с принесенными бумагами. Пожилая леди, которая дала тебе их, была на удивление последовательна в своем расследовании. Я пока не могу судить о правдивости всего прочитанного, но это как минимум заслуживает пристального внимания.

— А поконкретнее? — Я, в отличие от друга, не чинилась и пыталась вести умный разговор, попутно запихивая в рот завтрак.

— Например, она отмечала передвижения отрядов орденских бойцов при поимке разного рода некромантов и темных колдунов. — Рой-гэ неодобрительно поморщился на мои попытки прожевать слова вместе с лепешкой, но никак отсутствие манер не прокомментировал. — Дело в том, что силы ордена в отмеченных ею случаях направлялись в тот или иной район до того, как там появлялись признаки злой магии, которую они должны были пресечь. То же касается отдельных аномалий, последствий губительных чар. Будто орден не предотвращал все эти происшествия, а провоцировал их. Твоя старушка пишет, что все эти инциденты — дело их собственных рук, но, конечно, столь громкое заявление требует проверки. Я готов поверить в некоторые не предаваемые огласке эксперименты с аномалиями, но темная магия? Сомнительно. Кроме того, она переписала отчеты о книгах, которые орден запрашивал и вывозил из других, в том числе частных, библиотек. Но тут уже даже с натяжкой не выглядит подозрительно. Совершенно закономерно, что они стремятся изъять книги, содержащие в себе недоброе знание, чтобы ограничить доступ к нему.

— Однако к нам эти книги не поступали. — Внезапно нахмурившись, Дождь отставил только что взятый кубок и ткнул пальцем в список. — Совершенно точно. Я мог бы забыть название, но нам точно не привозили партии по дюжине фолиантов. А ведь у нас есть секретный отдел, где собираются опасные и вредные книги, доступ к которым закрыт даже для работников и членов ордена.

— То есть ты хочешь сказать, что эти книги не попали в специализированное хранилище, а остались в руках магов ордена? — Я не смогла скрыть легкого торжества в голосе. Надо же, как удачно!

Камень лишь покачал головой.

Глава 40

Ян

Я слонялся по саду, не в силах решить, чувствовать ли себя заброшенной игрушкой или радоваться, что от меня никому ничего не надо.

В свете нагрянувшего с утра пораньше мокрого дружка Нин-джэ я счел достижением уже то, что дожил до обеда. Это, очевидно, было как-то связано с тем, что на глаза ему я старался не попадаться.

Впрочем, усилий тратить на скрытность и не приходилось.

Завтрак мне принесли в комнату вместе с указаниями по возможности ее не покидать. Что, конечно же, стало поводом заставить себя выползти из долгожданного тепла в холодный жестокий мир. Хрена с два я буду сидеть в клеточке на жердочке, как ручной попугайчик.

С каждым часом желание узнать, что у них там происходит, свербело все сильнее. Но до определенного момента неохота встречаться с прелестями водной магии пересиливала. Да и песок вчера оказался удивительно невкусным.

По идее, стоило попробовать выцепить Нин-джэ и расспросить. Но, как ни смешно, ее нежелания со мной говорить я опасался в разы сильнее, чем хорошей зуботычины от кого-то из ее друзей. Им я смогу дать какой-никакой сдачи, а вот что делать с ее немилостью...

Руки озябли, продолжать дальше принципиальное высиживание смысла из пребывания вне дома казалось глупым. Тем более что за весь день никто не поинтересовался мной, кроме приставленного слуги, вынырнувшего из кустов с благой вестью о поданном обеде. В комнату поданном, разумеется.

К моему приходу еда безвозвратно остыла, а настроение упало ниже плинтуса. Дело даже было не в том, что я понятия не имел, в какой момент Дождь или Камень решат разлучить мою голову с туловищем, к этой их попытке я по крайней мере был готов. Давило другое.

Последние недели Нин-джэ держалась холодно, но нас было только двое. И я нужен был ей, как бы она ни отрицала, как бы ни старалась доказать обратное. Просто потому, что я был единственным существом, которое готово было встать на ее сторону в огромном враждебном мире. В любом случае. Даже если она перережет этот самый мир до последней мыши и съест на завтрак.

Теперь у нее вновь были ее поганые дружки. Те самые, что швырнули ее в пасть ордену, не помедлив ни секунды. И именно им она доверяла, на них полагалась. Им была рада.

Я успел доесть, когда дверь бесшумно отворилась. Я точно помню, что запирал ее на засов, но тот даже не щелкнул, открываясь, как не скрипнули и петли.

Дождь стоял в дверях, чуть прищурившись и скрестив руки на груди.

— И-Нин сказала, что ты здесь.

— Пришел убить меня? — Я плеснул себе немного алого вина и, откинувшись в кресле, отсалютовал гостю бокалом. — Или рассказать, что непременно это сделаешь, как только я оступлюсь? Становись в очередь, ромашка.

Безумно бесило это ласково-фамильярное «И-Нин». Словно она все еще их сердце, их младшая, словно она ИХ.

— Если ты оступишься, я оставлю И-Нин удовольствие и право тебя убить. — Дождь прикрыл за собой дверь и улыбнулся так приторно, что меня затошнило. — Она заслужила это маленькое удовольствие за то, что ей пришлось пережить. И тем более за то, что пережить ей не удалось. Тебе же я пришел сказать спасибо. Думаешь ты отвратительно медленно, факты соотносишь еще хуже. Но, хромая и спотыкаясь о собственные ноги, ты все же добрел и сделал все, что от тебя требовалось. Даже немножко больше.