Сердце отравителя (СИ) - Дэвлин Джейд. Страница 39

В голосе почудились отголоски какой-то тихой тоски. Он, видимо, и сам заметил, потому, резко отвернувшись, ушел тушить костер.

Прощались мы с Сан Шином наспех.

И все же, улучив пару секунд, я почти шепотом поинтересовалась:

— Ну и как тебя зовут? На самом деле?

Бледные скулы вспыхнули алым.

— Откуда вы узнали?

— Догадалась. Итак?

— Мейли. — Девушка испуганно покосилась на загружающего последние вещи Огня. Я решила не сдавать его. Пусть думает, что наставник не в курсе.

— Приятно познакомиться, Мейли. — Я церемонно поклонилась, словно в первый раз ее увидев. — Ты хороший воин и надежный товарищ. Надеюсь, мы еще встретимся.

Глава 45

Ли Нин

Кривая дорога отпечатывалась в непрерывно гудящей голове каждой выбоиной, потому я трижды все прокляла, пока мы остановились на следующий привал.

Местность я узнавала. Если не торопиться, то завтра еще до обеда мы будем у Камня. Что, на самом деле, не могло не быть поводом для беспокойства.

Я, конечно, говорила, у кого остановилась. Но даже если не удивляться желанию Огня довести меня до безопасного места целой и невредимой, стоило задаться вопросом, как его там встретят. И что он вообще забыл в доме человека, который, судя по словам Дождя, официально ему не рад?

Костер Юндин развел сам, лишь огрызнувшись на попытки помочь. Однако того, с каким трудом ему дались даже простые чары, не заметил бы только слепой.

Какое-то время я молча наблюдала, затем, решившись, осторожно заговорила:

— Ты не только физически пострадал. Твои пути надорваны.

— Знаю.

Новая тишина стала еще более гнетущей.

— Хочешь, я…

— Не хочу. — Он резко отвернулся от кое-как занявшегося костра. — Не заблуждайся, Ли Нин, мы не друзья. Я не хочу твоей помощи и твоей лживой любезности. Я вытащил тебя на это задание, и я верну тебя туда, где о тебе позаботятся и помогут завершить этот твой ритуал. Верну, уйду и буду надеяться никогда больше не видеть твоего лица. Потому что, поверь, в следующую встречу мне ничто не помешает лично притащить тебя за косу в орден и предать правосудию.

— Не помешает ничто, даже те твари, с которыми мы столкнулись? — Как кстати у меня болит все тело, от душевной боли лицо не смогло исказиться еще сильнее. — Хочешь меня ненавидеть — ладно. Но ты не можешь игнорировать то, что видел. Я предупреждала, что они играют с силами, к которым лучше не соваться. Теперь ты увидел это своими глазами.

— Я увидел новый вид мертвяков, и только. — Юндин вернулся к своему занятию. — Это ничего не доказывает, и нет никакой связи между ними и орденом. И, небо, не тебе говорить о заигрывании с темными искусствами.

— Да очнись ты уже! — От непрошибаемой стены, которой он отгородился, хотелось выть. — Ни с чем я не заигрывала! И проклятия не накладывала! Но ведь никто из вас не захотел меня выслушать. А теперь ты упорно наступаешь на те же грабли. А потом будешь удивляться, когда они треснут тебя по твоей чугунной башке!

Юндин медленно обернулся и взглянул… нет, не со злостью, скорее, с изумлением и каким-то будто отвращением.

— Ты умерла, и проклятие спало. Все закончилось, и больше род Ла Риду никто не преследовал. И теперь ты хочешь сказать, что это все совпадение? А я уж надеялся, до такой глупой лжи ты не опустишься.

— Да послушай, я…

— Нет, это ты меня послушай! — Он, как и всегда, взорвался неожиданно. — Я согласился помогать тебе по старой дружбе, несмотря на все, что ты натворила. Не потому, что считаю, что ты хоть на каплю заслужила второй шанс, и не потому, что допускаю мысль, что ты невиновна. Просто идиотская ностальгия. Но небом клянусь: если ты еще раз откроешь рот, чтобы солгать о том, что было, я брошу тебя на дороге подыхать. И плевать, найдет тебя орден, доползешь ты до поместья, или тебя сожрут собаки.

Я кивнула, просто потому, что сказать было нечего.

В любой другой ситуации после таких слов осталось бы только молча встать и уйти, но сейчас я могла разве что ползти на съедение тем самым собакам.

Ну что же, не впервой мне слышать что-то подобное, переживу.

Или не переживу, если окажется, что долг я ему все же не вернула.

Взгляд сам собой метнулся к запястью.

Показалось или рисунок стал ярче? Да нет, точно стал. Вот и бутоны, бывшие разве что блекло-розовыми, приобрели насыщенный алый цвет.

Про изменение цвета татуировки в тексте ритуала ничего не было, я могла неточно перевести, но не упустить целый пласт информации.

И в какой момент это произошло? Когда я была без сознания? Или раньше, во время боя? Это бы объяснило, почему я не почувствовала жжения, как в первый раз.

А может, жжения и вовсе не было и я хватаюсь не за те ниточки?

От этой мысли стало дурно. Вернее сказать, еще более дурно.

Что, если все, чем я занята, в целом не имеет смысла? Если я ошиблась с переводом и делаю что-то не то? Или просто не успею?

Прикрыв глаза, я попыталась отвлечься от неприятной действительности и собрать в кучу разбредающиеся мысли.

Итак, что мы имеем?

Текст ритуала, в котором я не уверена. Это раз.

Татуировка, которая меняет цвет. Это два.

Неотданные долги, которые вообще непонятно, как отслеживать. Это три.

Новая особо забористая нежить, о существовании которой я подозревала еще двадцать лет назад. Тогда их эксперименты не увенчались успехом, и подопытные, которым еще при жизни подсаживали в мозги какую-то дрянь, восставали хорошо если один из десяти. Сейчас, судя по количеству тварей, они нашли решение. И это не четыре, это, мать их, десять.

Ладно я умру, бывает. Можно даже сказать — уже было. Ладно Юндин уперся в собственную злобу и не хочет видеть очевидного. А вот если Рой-гэ и Рин-гэ откажутся воспринимать всерьез мои предостережения и наработки Миэллы…

На Яна я даже не надеялась. Уж чем-чем, а спасением мира он заниматься точно не станет, не для него это. Разве что мстить пойдет, ну да толку с этого как с козла молока, если мстит он, как показала практика, не виноватому, а тому, кто первый под руку попался.

Я не обратила внимания на шаги, пока в руки мне грубо не сунули кружку с отваром и тарелку с чем-то похожим на еду.

Раньше я, возможно, швырнула бы эту еду в него или, по крайней мере, гордо проигнорировала бы «подачку» после всех брошенных оскорблений. Сейчас мысль голодать кому-то назло казалась глупой, тем более что отвар придавал сил.

Я пила маленькими глотками, стараясь не обжечь губы, и из-под приопущенных ресниц наблюдала за несколько неуклюжими попытками Огня обустроить себе единственной полуздоровой рукой удобное сидячее место.

Злорадства, как ни странно, не было. Вероятно, потому, что и обида была по большому счету не на него самого и не на его резкие слова.

Просто было горько от развеявшихся иллюзий. Я почти поверила, что и эти осколки можно склеить, и эту дружбу починить. Временами Юндин казался настолько прежним, что я почти забывала о минувших годах и трагедиях.

Что ж, он, очевидно, не забывал ни на секунду.

Грызла обида и на саму себя. У меня ведь был шанс нормально все объяснить, был! Еще там, в академии. Или после, в трактире и до встречи с Мейли, когда он был почти весел и расслаблен. Да в конце концов, я могла и сегодня не сдаваться без боя, попытавшись настоять на своем, а не прятать голову в песок.

Ну правда, что бы он сделал? Бросил бы меня? Да не бросил бы, ни за что. Взялся дотащить до безопасного места — и дотащит, не такой он человек, чтобы отступиться на полпути.

Впрочем, и в то, что он меня к скале копьем пришпилит, я тоже никогда бы не поверила. И тем не менее.

Но рассуждать об этом можно было долго, а правда заключалась в том, что остановили меня вовсе не угрозы.

Слишком уж хорошо я знала вкус боли от недоверия самых близких. И кажется, что-то все же надломилось. Вот и сейчас я ведь готова навсегда потерять того, кто был мне братом, просто затем, чтобы больше никогда не слышать от него обвинений во лжи. Чтобы вновь не чувствовать этого болезненного холода и не видеть отстраненности в когда-то родных глазах.