Сердце отравителя (СИ) - Дэвлин Джейд. Страница 49

Мысли об оставленных за спиной неприятностях придавали сил, потому первый привал мы рискнули сделать, только когда солнце начало клониться к закату.

Есть все же разница — идти каждый день, не выдыхая, или сниматься в путь после длительного перерыва. И дело даже не в физической усталости, а в утомлении, которое накапливается от постоянных скитаний.

Даже несмотря на то, что последствия драки с мертвецами все еще давали о себе знать периодическими болями и головокружением, идти было в разы легче, чем до прихода в поместье. По крайней мере, пока мы не остановились.

Ян занялся разведением костра, я достала нож и принялась нарезать подозрительного вида сыр.

— Ты сильно меня ударишь, если я скажу, что рад оттуда убраться? — Ильян умел суетиться, не суетясь. Создавать уют в любом месте незаметно и легко, словно каждый раз строил дом из незаметных мелочей и располагался в нем со всеми возможными удобствами. Как я не узнала это его удивительное качество еще тогда, когда он притворялся Вороном?

Я неопределенно пожала плечами. Рад, ну кто бы сомневался.

Самой мне радоваться было нечему, но какой смысл злиться на него? Да и вообще злиться на него получалось все хуже с каждым днем. Погано дело.

— Не ударю. Просто скажу, что не удивлена.

А еще могла бы сказать, что рада не быть здесь и сейчас в одиночестве. Но, наверное, не скажу, потому что дальше придется сказать много других слов, к которым я пока что не готова.

Ели в тишине.

Как я и опасалась, стоило мне сесть, на мягких лапках подкралась сонливость. Пока идешь, о ней можно не думать. Просто переставляй ноги, и будет тебе счастье. Но только сядешь и расслабишься…

— Ты спать собралась? — Я и сама не поняла, что задремала сидя, пока Ян меня не окликнул. — Мы же вроде планировали небольшую остановку?

— Ага. — Я плотнее запахнула плащ, не давая теплу покидать размякшее тело. — Да, планировали. Мне, наверное, нужно хотя бы на четверть часа выключиться, потом растолкаешь, и пойдем.

— Растолкаю, если хочешь. А не хочешь — не растолкаю, — с готовностью согласился Ян. — Могу доблестно охранять твой покой от диких животных, если ты, конечно, сама их храпом не разгонишь.

— Ты мне еще колыбельную спой. — Я не сдержала сонной улыбки. Перед глазами мерцал калейдоскоп цветного света, голова слегка кружилась, и отчего-то было очень спокойно. — Как тогда…

— Чтобы точно всех диких животных разогнать? — хрипло фыркнул Ян.

Это навело на мысль, хотя зацепиться за нее с каждым мигом становилось все сложнее, так как сознание неотвратимо перетекало в пеструю дымку сна. Но мне хотелось знать. Это важно. Его голос — то единственное, чем мальчишка когда-то дорожил больше, чем собственной жизнью. Волшебный голос, серебро и пьяный мед, то, что, по словам Яна, только и принадлежало ему по-настоящему, было с ним всегда. И в канаве по соседству с другими бездомными сиротами, и на пиру у какого-нибудь вельможи. И в бою, и в кабаке — везде, где он пел, он мог оставаться собой.

— Так что случилось с твоим голосом?

Разум скользнул за грань реальности, и ответ, если и прозвучал, потерялся где-то вдалеке.

С Наступающим вас, дорогие читатели! Увидимся 1 января!

А заодно в новом году вас ждет новинка;)

Глава 56

Ян

Я бы, наверное, даже разозлился, если бы вообще мог испытывать это чувство, глядя на сонно улыбающуюся Нин-джэ.

Что случилось с голосом?

Жизнь случилась. Собственная глупость. И ты, Нин-джэ. Боль моя. Счастье мое. Мое все…

« — Молодой человек, вы меня заинтересовали. — Старый книжный червь посмотрел на меня сквозь очки, перегнувшись через высоченную кафедру, за которой заседал, обложившись старинными фолиантами как крепостными стенами. — Вы уже третий месяц слоняетесь между стеллажей и что-то ищете. При этом ведете себя не в пример лучше, чем толпа остальных идиотов. Я какое-то время за вами наблюдал и решил, что вы достойны помощи. Итак? Что именно вы ищете?

Больше всего в тот момент мне хотелось подпрыгнуть и вцепиться зубами в горло старика-библиотекаря. Я вообще, кажется, был несколько не в себе после смерти Нин-джэ. Но я искал ответы на свои вопросы. И это было важнее злобы, ярости и диких инстинктов беспризорника.

— Спасибо, достопочтенный. — Глаза было лучше опустить, чтобы дикий зверь не таращился сквозь них. — Я ищу все, что связано с ритуалом "Сердце отравителя".

— "Сердце отравителя"?! — Старик по-настоящему изумился, сверху раздались кряхтение и возня, словно в птичьем гнезде. А потом пыльный филин слетел со своей кафедры и оказался передо мной. — И зачем же вам, молодой человек, этот ритуал?

— Ищу информацию для достопочтенного Тон Лериана. — Я без зазрения совести использовал в своих поисках имя паршивого Дождя. И оно работало.

— Вот как… вот как… ну что ж. Идите за мной.

Спустя несколько часов я пришел в себя и не понял, где нахожусь. Затуманенное зрение рисовало какие-то кусты, отвесные скалы вокруг, пыльную траву под самым носом. На ней спелыми ягодами краснели капли крови. Я кого-то убил? Напился до беспамятства, подрался и расчленил невезучего прохожего?

Стоп, я же был в библиотеке. Разговаривал со старым филином, что властвовал там над горами фолиантов. И он мне дал книгу… книгу…

Я ничего не пил. Я читал. И дочитался?

Надо встать, наверное. И вспомнить. Да, вспомнить!

Перевернувшись на бок, я наконец понял, что кровь на траве моя собственная. Кажется, я бил руками по земле и рыл закаменевшую сухую почву пальцами, пока не стесал ногти. Зачем?

Что-то белое все время падало на глаза и мешало смотреть, приходилось постоянно сдувать эту пакость. И в один такой момент взгляд остановился на невзрачном цветке, торчавшем из пыльной травы прямо у меня перед носом. Хм, шестилепестник. И у него было семь лепестков. Шестилепестник с семью лепестками, настоящий. Я моргнул и позвал:

— Нин-джэ, смотри! — И дернулся вскочить, сорвать глупый цветок, показать ей…

И вспомнил. Все вспомнил. Ущелье, горящие черные крылья, мертвое тело, пустые глаза. Книгу.

Ритуал.

Нин-джэ умерла не для того, чтобы спасти своего поганого дружка. Для него она наверняка придумала бы что-то другое. Она умерла, чтобы спасти меня… меня.

Я убил ее дважды. Вот что имел в виду проклятый Дождь, когда говорил — ищи ответы сам, а когда найдешь… поймешь, что такое моя "не месть"!

Сначала меня чуть не раздавило по тем камням, а потом я заорал.

Я слышал свои вопли словно со стороны. И ничего человеческого в них не было. Так орут ночные твари, когда их убивают. Я орал и выл несколько часов, солнце успело сесть, стало темно, я уже сипел, потому что сорвал голос, и все никак не мог прекратить. Пока не потерял сознание.

В ту ночь я промерз до костей и только чудом не околел. Болел после несколько месяцев, опустился и едва не сгинул в толпе нищих, когда невнятный инстинкт приволок меня обратно в город, на теплую помойку.

Когда я все же пришел в себя достаточно, чтобы осознать свое собственное отражение в мутной луже, оттуда на меня глянуло совершенно седое чучело с незнакомой мордой. А голос… прежний "серебряный" голос пропал навсегда».

— Так все и было, Нин-джэ. — Я поправил одеяло, накинутое на плечи моего самого большого несчастья, и не удержался, потянулся и едва заметно коснулся губами ее виска. Нин-джэ дремала, расслабившись наконец в моих руках. Пока я вспоминал и рассказывал, успел подобраться вплотную и подгрести девушку к себе на колени. Она не сопротивлялась.

— Дурак. — Сонный тихий голос отозвался внутри болезненно-сладким дрожанием струны. — Какой же ты дурак, Ян. Что же ты сделал с нами, чудовище? Ночное… ночь. Моя ночь…

— Твоя. — Я покорно кивнул, с некоторой оторопью осознавая себя окончательно пропащим. Она мне о моей дурости, а я думать ни о чем не могу, кроме того, что жилка на ее шее бьется размеренно и тонко, словно нарочно маня прижаться к ней губами.