Глядя в будущее. Автобиография - Буш Джордж. Страница 14
Однажды после особенно удачной игры в нападении в Рейли, штат Северная Каролина (я, помнится, отбил тогда мяч четыре раза из пяти попыток и пару раз добежал сразу до второй базы), ко мне, когда я покидал стадион, обратились вербовщики из профессиональных бейсбольных клубов. Но это было первое и последнее предложение в мой адрес со стороны "профи".
В то же время я получил множество советов, как улучшить свой отбив мяча, не только от нашего тренера Этана Аллена, но и от главного администратора стадиона Морриса Гринберга. В первый год моей игры за йельскую команду Моррис, понаблюдав за тем, как я отбиваю мяч, пришел к нам на Чапел-стрит, где мы жили с Барбарой, и подсунул под дверь письмо следующего содержания:
"Уважаемый сэр,
Наблюдая за Вами с начала сезона, я пришел к выводу, что главная причина Ваших частых промахов по мячу состоит в том, что Вы бьете не в полную силу. Я убежден, что если бы Вы вложили в свой замах больше силы, то Ваши показатели в позиции отбивающего сразу бы улучшились вдвое. Я также заметил, что Вы совсем не пытаетесь отбить неправильно поданные мячи, а при Вашем хорошем глазомере Вам бы следовало пытаться это делать.
Ваш друг Морис Гринберг".
Моей первой реакцией, после того как я прочел эту записку, было желание найти Морриса и поблагодарить его за совет; моя вторая мысль состояла в том, что в его совете что-то есть. Обычно я так много думал о технике удара битой по мячу — где и как встретить мяч, как продлить контакт с ним и как отбить его подальше, — что отбивал мяч, как бы защищаясь от него. Я старался не столько сделать мощный результативный удар, сколько не допустить ошибки по принципу: не выиграть и не проиграть. Поэтому я решил последовать совету Морриса и стал на тренировках больше "атаковать" мяч. Хотя это не принесло мне контракта с профессиональным клубом, но, когда я заканчивал играть в бейсбол, мои показатели с битой улучшились до весьма уважительного уровня 0,280.
А закончил я свою карьеру бейсболиста в финале студенческого чемпионата США в Каламазу, штат Мичиган, в июне 1948 года, через два с половиной года после того, как был демобилизован из военно-морского флота и поступил в Йельский университет. Подобно другим семейным ветеранам войны, я стремился как можно быстрее получить диплом и наверстать потерянное время. Моя жизнь в этот период разительно отличалась от развеселой студенческой жизни перед войной.
Барбара, маленький Джордж — он родился в июле 1946 года — и я жили вне университетского кампуса в огромном старом доме, поделенном на маленькие квартирки. Если быть точным, их было 13. Я не хочу особо подчеркивать нехватку жилья в послевоенный период, но в этом доме кроме нас проживала еще дюжина семей ветеранов, и каждая тоже с ребенком, а у Сэлли и Билла Ридеров было двое детей. Итого 40 человек.
Нехватку пространства в этом доме 37 по Хиллхауз-авеню мы компенсировали как только могли. Когда в одном доме все 24 часа в сутки живут сразу 40 человек, то вы должны или полюбить друг друга, или сразу же съехать. Но именно здесь мы надолго и тесно подружились с несколькими семьями, и добавлю к этому, что сам адрес — Хиллхауз-авеню, 37 — был очень знаменит, ибо нашим соседом был сам президент Йельского университета Чарлз Сеймур.
Политическая жизнь в кампусе не отличалась активностью. Нашумевшая книга Билла Бакли "Бог и человек в Йеле" еще не появилась: она вышла в свет лишь два года спустя. И если не считать того, что я следил за газетными новостями — о разгоравшейся "холодной войне", об установлении господства русских в Восточной Европе и о "берлинской блокаде", — то я оставался в стороне от политической жизни. Большинство других ветеранов чувствовали примерно то же самое. Мы принадлежали к тому поколению, которое один журналист назвал "молчаливым" в сравнении с активностью молодежи 30-х годов. Это отнюдь не означает, что мы действительно молчали или что нас не волновали события в мире. Просто после четырех лет войны нам приходилось все нагонять. Я вернулся к гражданской жизни с ощущением, что мне необходимо как можно быстрее получить университетский диплом и заняться бизнесом. Ведь у меня на руках была семья.
Моей главной учебной дисциплиной была "скучная экономика", но, с моей точки зрения, эта наука отнюдь не была скучной. Я напряженно занимался, с радостью работал в библиотеке и преуспел в учебе настолько, что получил диплом с отличием. Формально моей второй дисциплиной была социология, но только формально. Фактически же после экономики все свое внимание я отдавал европейскому футболу и бейсболу. Особенно бейсболу.
Еще будучи мальчишкой, я очень увлекался Лy Геригом из команды "Нью-Йорк янкиз", игравшим на посту первого бейсмена. В свое время Гериг играл за команду Колумбийского университета и уже тогда создал своеобразный стандарт спокойного превосходства как во время игры, так и в другое время. Ничего бросающегося в глаза, никаких выходок — настоящий идеал спортсмена. Он прекрасно играл в защите, мог мощно отбить мяч и блестяще выходил из трудных игровых ситуаций. Это был великий спортсмен — лидер команды.
Мне не довелось встретиться с Геригом, но одним из самых важных моментов в моей жизни стала встреча с его одноклубником "Бэби" Рутом. Это произошло в последний год моего пребывания в Йельском университете, куда Рут приехал, чтобы подарить университетской библиотеке рукопись своей автобиографии. В этот же вечер мы играли с Принстоном, и я как капитан команды принял участие в предыгровой церемонии передачи рукописи. Когда Рут передал рукопись мне, его рука дрожала, а голос был едва слышен. Было известно, что он умирает от рака; но в нем тем не менее проглядывало что-то от молодого несгибаемого "Бэби" Рута. "А знаете, — сказал он, подмигнув, — когда вы пишете автобиографию, нельзя включать в нее абсолютно все". Это было одно из последних публичных выступлений Рута.
Несколько недель спустя я надел мою бейсбольную форму в последний раз. Йельская команда играла в финале студенческого чемпионата США 1948 года на стадионе "Хайамес" в Каламазу. Мы выступали в финале второй год подряд. За год до этого в качестве чемпиона Восточного региона мы проиграли в финале Калифорнийскому университету. Поворотным пунктом в той серии матчей стал момент, когда, играя в защите и выбив двух игроков калифорнийской команды [24], мы намеренно позволили соперникам занять все базы [25] и понадеялись на везение: за биту взялся питчер калифорнийцев, и мы рассчитывали, что или перехватим отбитый мяч, или же что отбивающий ошибется. Но жестоко ошиблись мы сами. Джеки Дженсен (позднее он стал одним из сильнейших отбивающих знаменитой команды "Бостон ред сокс") в тот раз ударил так, что мы лишь взглядами проводили мяч, улетевший куда-то в центр Детройта.
В 1948 году нам также не повезло, и мы проиграли Южнокалифорнийскому университету в серии из трех матчей со счетом 1:2. Вплоть до девятого иннинга в первом матче счет был по нулям. Затем к бите подошел калифорнийский игрок Спарки Андерсон, который позднее в качестве тренера привел к победам в финалах чемпионатов профессиональные бейсбольные клубы "Цинциннати редз" и "Детройт тайгерс". После его удара три калифорнийца прибежали в "дом", но после смены сторон мы ухитрились сравнять счет. Затем, уже в дополнительном иннинге, калифорнийцы опять сумели втроем достичь "дома" и выиграли первый матч. Во втором матче благодаря Фрэнку Куинну выиграли мы. Но третий матч и титул чемпионов студенческой лиги выиграли южнокалифорнийцы.
Конечно, проигрыш национального студенческого чемпионата второй год подряд был неприятен, но даже одно только участие в финале давало право на то, чтобы гордиться своей командой. Ведь прежде чем достичь финала, мы победили сильнейшие университетские команды Восточного региона — Северной Каролины, Нью-Йорка и Иллинойса. Поэтому мы никогда не считали, что проигрыш финала означает провал всего в целом удачного для нашей команды сезона.