Глядя в будущее. Автобиография - Буш Джордж. Страница 39

Это был серьезный обмен упреками и в то же время хороший аргумент в пользу того, почему встречам президента на высшем уровне должны предшествовать предварительные обсуждения. В конце концов, когда атмосфера вокруг американо-китайских разногласий разрядилась, Киссинджер сказал: "Я не думаю, что визит президента должен произвести впечатление, будто наши страны ссорятся друг с другом". Дэн Сяопин с этим согласился. "Еще есть время для дальнейшего обсуждения конкретных вопросов", — сказал он.

Однако оставался еще нерешенным вопрос о программе пребывания самого Киссинджера в Китае, в частности будет ли американский гость принят председателем Мао. Как всегда, китайцы подошли к этому вопросу окольным путем.

21 октября во время обеда заместитель министра иностранных дел Ван Хайжун подчеркнуто упомянула, что бывший премьер-министр Великобритании Эдвард Хит в ходе своего недавнего визита в Китай посетил Мао. Ван, которая приходилась внучатой племянницей Мао, добавила, что Хит специально просил об этой встрече. Киссинджер понял намек. "Если это официальный вопрос — хочу ли я встретиться с председателем, — сказал он, — то вот мой ответ: "Да, хочу"".

Через несколько часов Киссинджер проводил свою третью, и последнюю, встречу с Дэн Сяопином и Цяо в Доме народных собраний, когда я увидел, как Дэн Сяопину протянули записку с несколькими большими иероглифами. Дэн Сяопин прочитал ее, затем прервал беседу и объявил: "Вы встретитесь с Председателем в 6.30".

Мао жил в особом районе для высокопоставленных деятелей, недалеко от Дома народных собраний. Чтобы попасть к его дому, мы въехали в ярко раскрашенные ворота, миновали небольшое озеро, пересекли несколько внутренних дворов. Китайская телевизионная группа уже ожидала нас. Операторы последовали за нами через несколько комнат виллы прямо в гостиную, где сидел Мао.

Мао, которому тогда был 81 год, сидел в кресле. Две женщины-служанки помогли ему подняться на ноги. Это была моя первая встреча с председателем ЦК КПК со времени моего прибытия в Китай, и, увидев его издали, я был поражен его плохим физическим состоянием. Когда он открыл рот, чтобы приветствовать Киссинджера, который в соответствии с его рангом был представлен ему первым, послышались лишь неразборчивые гортанные звуки.

Следующим был представлен я. На более близком расстоянии, как мне показалось, председатель выглядел несколько лучше. Он был высоким, смуглокожим и достаточно крепким человеком с сильным рукопожатием. На нем был хорошо сшитый костюм стиля, носившего его имя, коричневые носки и черные домашние туфли с белой резиновой подошвой, какие носили миллионы простых китайцев.

Киссинджер спросил его, как он себя чувствует. Мао показал на свою голову. "Эта часть работает хорошо, — сказал он. — Я могу есть и спать. Эти части, — он похлопал себя по ногам, — работают плохо. Они непрочно держат меня, когда я хожу. Я также испытываю некоторые проблемы с легкими. — Он выдержал паузу. — Одним словом, я не очень хорошо себя чувствую, — и, улыбаясь, добавил: — Я - экспонат для посетителей".

Меня посадили слева от Киссинджера, который в свою очередь также сидел слева от Мао. Осматривая помещение, я увидел, что вдоль одной из стен были поставлены телевизионные осветительные лампы. На столе напротив нас лежала книга по каллиграфии. В другом конце комнаты стояло несколько столов с различными лекарствами и небольшой кислородный аппарат.

Мао был в философском настроении. "Скоро я отправлюсь на небеса, — сказал он. — Я уже получил приглашение от Бога". Эти слова было удивительно слышать из уст лидера крупнейшей в мире коммунистической страны.

"Не спешите принимать его", — с улыбкой ответил Киссинджер.

Мао уже не мог говорить внятно и потому усердно выписывал иероглифы на блокнотных листах: он хотел, чтобы его правильно понимали. Он писал, затем две женщины, находившиеся рядом с ним, вскакивали, изучали написанные им слова и силились найти смысл в том, что он пытался сказать. "Я принимаю советы доктора", — написал Мао. Это был каламбур, обыгрывавший титул, с которым китайцы обычно обращались к Генри Киссинджеру, имевшему степень доктора философии.

Генри кивнул, затем изменил тон беседы. "Я придаю огромное значение нашим отношениям", — сказал он. Мао ответил, подняв кулак одной руки и мизинец другой. "Вы — это, — сказал он, показывая на кулак. — А мы — это, — и он поднял мизинец. — У вас есть атомная бомба, а у нас ее нет". Поскольку к тому времени Китай обладал атомным оружием на протяжении более чем 10 лет, то, по-видимому, нужно было понимать слова Мао так, что США сильнее Китая в военном отношении.

"Однако Китай утверждает, что военная сила — это не главное, — сказал Киссинджер. — И у нас с вами имеются общие противники".

Мао написал свой ответ. Одна из помощниц подняла лист так, чтобы мы его увидели. Ответ был написан по-английски: "Yes".

Между председателем КНР и государственным секретарем США произошел обмен взглядами по поводу Тайваня. Мао сказал, что эта проблема со временем решится, может быть через 100 лет или даже через несколько сотен лет. Из этого я сделал вывод, что китайцы прибегают к подобным выражениям, чтобы произвести впечатление на иностранцев продолжительностью своей истории, насчитывающей несколько тысячелетий. Они относятся ко времени и к своей природной терпеливости как к союзникам в делах, которые они ведут с нетерпеливыми представителями Запада.

Как Дэн Сяопин и большинство других лидеров китайской революции, Мао происходил из простого деревенского рода и часто в ходе дипломатических бесед пользовался крестьянскими выражениями. Так, оценивая одну из конкретных проблем американо-китайских отношений, он назвал ее не более важной, чем "фан го пи", что одна из помощниц тут же перевела как "собачья вонь".

Это было одно из тех выражений, которых не имел в своем амбарном лексиконе даже Гарри Трумэн.

По мере того как встреча продолжалась, казалось, что Мао становится все сильнее и оживленнее. Он часто жестикулировал, двигал головой из стороны в сторону, и, казалось, его вдохновляла беседа. И он продолжал ссылаться на Всевышнего, заметив вдруг: "Бог благословил вас, а не нас. Бог не любит меня, потому что я революционный военный вождь, к тому же коммунист. Нет, он не любит меня, он любит вас троих", — и он кивнул в сторону Киссинджера, Уинстона Лорда и меня.

Встреча уже подходила к концу, когда Мао вовлек в беседу Уинстона и меня. "Этот посол, — сказал он, указав на меня, — находится в нелегком положении. Почему вы не обращаетесь ко мне?".

"Это было бы для меня большой честью, — ответил я, — но я боюсь, что вы очень заняты".

"О, я не занят, — сказал Мао. — Я не занимаюсь внутренними делами. Я только слежу за международными новостями. Вы действительно должны меня навестить".

Я увидел Мао еще однажды, во второй, и последний, раз, когда президент США Форд нанес официальный визит в Пекин через пять недель после описанных выше событий. Тогда уже было объявлено о моем новом назначении на пост директора Центрального разведывательного управления. Беседуя со специалистами нашей миссии после встречи с Киссинджером, я упомянул о том, что сказал Мао о моем возможном визите к нему, и добавил, что мне следует, вероятно, попробовать воспользоваться этим. Специалисты миссии посчитали, однако, что со стороны председателя КНР это было лишь проявлением дипломатической вежливости, и я не стал ничего предпринимать. Однако через год, после того как Мао умер, Барбара и я посетили Китай, и я упомянул о приглашении председателя одному из китайских правительственных чиновников.

"Вы должны были следовать вашему инстинкту, — сказал он мне. — Уверяю вас, что Мао никогда не сделал бы такого предложения, если бы не имел к тому серьезных оснований".