И Боги порой бессильны (СИ) - Токарева Ольга "molishna". Страница 33
– Знаешь как остудить пыл мужчины, напомнив ему, что у него уже внучка есть, – откинувшись на сено, раскинув руки в стороны, боцман рассмеялся задорным счастливым смехом.
Пять дней назад он и подумать не мог, что обретет желанную женщину и семью. И пусть сейчас у них только внучка, но внутри горит, жжёт от желания взять на руки своё дитя.
– Замуж за меня пойдёшь, – в его голосе не было вопроса, он скорей утверждал.
Выдохнув все невзгоды и горести, морской вояка встал. Подхватив исподники, быстро надел их, хотел наклониться за брюками и замер, когда прохладные пальчики коснулись его спины.
– О Боги, где же вы были? – всхлипнув, прошептала Мара, осторожно коснулась губами изрубцованной шрамами могучей спины.
Эдион резко развернулся, обхватил голову любимой женщины руками, залюбовался её глазами, в которых бушевали пенистые волны океана.
– Я потом тебе все расскажу о себе. Сейчас одеваемся, а по дороге домой немного поведаю о Сари. Ты ведь уже знаешь, что она мне не родная.
Надев платье, Мара махнула головой, пряча взгляд, перед глазами так и стояла спина Эдиона.
– Радость моя, ну чего ты расстроилась? Иди, обниму, – боцман заключил в объятия травницу, успокаивая, прошёлся рукой по спине. – Не переживай, это давно было. А раны на мне быстро заживают, от мелких царапин и следа не остается. Наклонившись, морской вояка подхватил рубашку, перекинул ее через плечо и, обняв Мару за талию, повел домой.
Подходя к избе, они увидели Сари. Стоя на крыльце, со страхом в глазах она смотрела, как над шапками леса поднимается дневное светило. Увидев боцмана и травницу, бросилась к ним на встречу, крича:
– Дедушка! Бабушка! Где вы были?
Черноту глаз заволокла мокрая пелена, вцепившись пальчиками в дедовы штанины, она расплакалась.
Боцман тут же подхватил внучку на руки.
– Ну, чего расплакалась, рыжик? – выговаривал морской волк, вытирая мозолистыми пальцами горячие слезинки, бегущие по розовым пухлым щечкам.
– Я проснулась и подумала, что ты уже уехал, – растерев ладошкой слезы и сопли, шмыгая носом, выговаривала Сари.
– Ишь, чего удумала – соленые ручьи ронять. Беги домой, собирайте с Марой вещи и запасы, поедем в Джейман.
– Джейман… а зачем?
– Поведу Мару в храм Богини Архи.
Маленький ротик открылся в удивлении.
– Так, все вопросы к бабушке.
Опустив внучку на землю, боцман, посмотрев на травницу, подмигнул ей, в синеве глаз плясали искры смеха.
– Я к трактирщику, заказывать дилижанс.
Мара металась по комнатам: брала вещи, бросала их, подбегала к травам, срывала пучки, тут же бросив их, бежала к шкафу перебирала флакончики с настойками, но не понимала, что ей нужнее, отходила в сторону, заламывала пальцы, водя беспомощным взглядом.
Сари, сидя на стуле, мотая ногами, с довольной улыбкой на лице наблюдала за травницей.
– Баба, а полушубок брать будешь?
– Полушубок?
Мара призадумалась, посмотрела в сторону своей комнаты.
– Нет!.. Шубу не буду.
– Тогда возьми крынку молока, Призраку в самый раз в дорогу пригодится.
– Точно…
Вылетев из избы, Мара врезалась в Эдиона.
Едва устояв на ногах, боцман обхватил руками талию любимой, коснулся уголка губ.
– Волнуешься?
Травница уткнулась в его широкую грудь, потерлась щекой.
– Страшно мне чего-то. Все из рук валится, не могу ничего собрать.
– Эка невидаль! Сейчас я буду командовать, а вы вещи укладывай. Знаешь, кем я на корабле служу? – Эдион стукнул пальцем по кончику носа любимой женщины, когда она в отрицании покачала головой, – боцманом. Сари все команды мои наизусть знает.
– Это не та ли «мать вашу за ногу»?
Широкие плечи мужчины дёрнулись от смешка.
– Что скрывать? Водится за мной такой грешок – упоминать мать, когда отдаю команды матросам. Уеду, ты уж рыжику объясни, что так выражаться для девочки некрасиво. А сейчас в дом, через два часа подъедет дилижанс, мы должны быть полностью готовы к дальней поездке…
Весть о том, что травница уезжает с приезжим моряком, быстро облетела Орковку. Дорогу дилижансу, в котором ехал Эдион с семьёй, перегородили селяне во главе со старостой.
– В чём дело?
Сглотнув, Водырь проследил, как под тяжестью веса пришлого накренилась карета.
Прочистив горло, староста выступил вперёд.
– Ты куда, мил человек, нашу травницу увозишь?
Боцман хмыкнул.
– Не волнуйтесь! Пригласил Мару пройти со мной в храм Богини Архи. Она согласилась. Думаю, пару недель без травницы поживете.
И столько было лукавого блеска в синих глазах морского вояки, что Водырь сначала даже не понял, зачем Маре в храм к Богини Архи идти? Помог возглас Гриды.
– Никак замуж позвал?
– Позвал…
Подмигнув раскрасневшейся вдовушке перед тем, как войти в карету, Эдион кивком головы приказал кучеру ехать.
Дорога до Джеймана была спокойной и без происшествий.
Зайдя в ювелирную лавку, Эдион подобрал серебряные кольца себе и Маре. Свидетелями их брачного обряда была Сари да служитель храма, проводивший обряд.
Маленькая девчушка не обращала внимания на бормотание служителя, она во все глаза смотрела на ваяние посередине храма. Застывшая в движении молоденькая девушка была выполнена из переливающегося цветами радуги камня. Пламя свечей, расставленных в храме, отражались радужным сиянием в ее глазах, придавая образу ещё больше загадочности и волшебства. Казалось, что дева сейчас оживет, в благословении протянет к тебе тонкую кисть с нежными пальчиками.
Надев кольцо на палец Маре, Эдион, закрепляя их союз, с трепетом смял жаркие губы травницы. Отстранившись, морской вояка с нежностью смотрел в глаза любимой, в душе вознося хвалу Богам за маленькое рыжее чудо, встретившееся на его пути и перевернувшее жизнь.
***
Сидя у окна, перебирая травы, Мара смахнула сбежавшую слезу, покрутила на пальце обручальное кольцо. За четыре года уже вошло в привычку: вот так дотронешься до кольца, и боль с сердца хоть на немного, но отступает. Вздохнув тяжко, травница увидела подбежавшую к калитке внучку. «Хоть одна радость на душе». Захотелось завыть, по-бабьи проклиная свою горькую долю и скопившуюся за долгие года боль разлуки. Сгинул в пучине морской их мужчина: не вернулся, не прижал к широкой груди, не прошелся крепкой мозолистой рукою по волосам, не заглянул в глаза лучистой синевой глаз, не сказал больше слова любви, не подарил ласки.
– Баб Мара!.. – вбегая в избу, крикнула Сари.
– Чего кричишь? – встав, Мара подошла к печке, быстро смахнув платком набежавшие слезы.
– Бабушка…
Детские руки сомкнулись на талии травницы.
– Бабушка… опять плачешь?
Мара резко повернулась, прижала к себе рыжее счастье.
– Горько на душе. Вот мокрота и набегают на глаза.
Сари, подняв голову, пальцами растерла соленые дорожки на щеках бабушки.
– Не плачь, моя хорошая. Жив наш дедушка.
– Да откуда ты знаешь, что жив? – подхватив рыжую прядь волос, выбившуюся из косы, травница заправила ее за ухо внучке, с любовью в глазах любуясь девчушкой.
– Не знаю, вот здесь, – Сари прикоснулась ладошкой к груди, – здесь тепло, когда о нём подумаю.
По горнице вновь пронёсся тяжкий вздох женщины.
– Какие новости в деревне?
– Ой, забыла сказать, дед Митяй придёт, нога у него вся раскраснелась и опухла.
– Где этот дед «рожу» хватает, ума не приложу? Пока Митяй не пришел, садись, окрошки поешь.
– Баб Мара, а как дед может «рожу» на ногу поймать?
Поникшие плечи Мары дернулись от смешка.
– Рожа – это такая болезнь, может в могилу человека свести.
– У-у-у…, какая противная эта «рожа», – взяв половник, девчушка налила себе в миску окрошки, схватив ложку, жадно стала есть.
Травница покачала головой.
– Не торопись. Небось опять с девчатами на речку собрались?
– Угу.
Входная дверь скрипнула, и в избу, хромая, вошёл дед. Его старческое, покрытое морщинами лицо исказилось в гримасе боли.