Среди легенд - Шопперт Андрей Готлибович. Страница 34
Глава семнадцатая
Библиотека была шикарной. Древние, времен Рюрика столы, настольные лампы на них, по верху балкончик с перильными балясинами, и там тоже небольшие столики. Внизу столы на два человека, и видно сразу, когда эти двое пришли вместе, а когда сошлись за одним столом волею случая. В первом варианте – сидели близко друг к другу, во втором – разъехавшись, как поругавшиеся супруги. Где-то Челенков выражение слышал: «Знакомиться надо не на дискотеке, а в библиотеке».
Вон сидит милая девушка со смешными косичками, был бы Вовка один, подошел, отодвинул прыщавого недомерка, угнездившегося рядом, и, чуть кашлянув и подвинувшись верхней частью туловища к косичкам, шепотом произнес:
– Девушка, вы так серьезно и сосредоточенно выглядите, наверное, в туалет хотите и не знаете, где он, пойдемте, я вас провожу.
Не, не. Это не пойдет. Лучше вот так:
– Девушка, вы так интересно пахнете. Вот не пойму, вы доярка или свинарка.
Нет. Для первого свидания перебор.
Может, вот так, серьезная ведь:
– Девушка, вы так мило шевелите губками, проговаривая творения Овидия. Не Овидий? Гомер? Сеченов?! А это тот самый, что научил Павлова собак резать.
Обидится. Видно же, что вся отдалась биологии.
Что же сказать хозяйке косичек?
– Милая девушка, я хотел бы быть косым, чтобы видеть вас дважды.
Это ведь тоже биология. Или так:
– Девушка, вы что-то уронили. Ох, блин, да это же моя челюсть.
Анатомия разве не часть биологии?
А если она, ну, с косичками и в милой застиранной кофточке с вытертыми почти до прозрачности локтями, не биолог, а физик.
– Девушка, а что это у вас за учебник? Физика. Теперь все понятно. Вы физик и случайно проглотили магнит, вот почему меня так тянет к вам.
Но сейчас не один, да и не ловелас. Скорее, застенчивый однолюб. Страшно вот так подойти к незнакомой девушке и заговорить. Пошлет и будет на одну фобию больше.
Сейчас с Натальей им тут рандеву назначено. Важное.
Вовка подошел к сидевшей чуть сбоку от остальных смертных почти богине. Женщине средних лет с красивой прической и в черном свитере-водолазке. Смотрительница зала номер три.
– Извините. Нам бы повидаться с Татьяной Семеновной.
– По какому вопросу? – богини, они всегда смотрят свысока. Или это муза? Эвтерпа, вон у нее томик Есенина на столе.
– Нам назначено! – И палец к губам… Не так, как Аршавин показывает. А как Дуглас какой в ствол револьвера огромного калибра дует.
Эвтерпа потянулась к телефону, подозрительно оглядывая двух непонятных молодых людей.
– Татьяна Семеновна, тут вас молодые и странные люди спрашивают. Говорят, что вы им встречу назначили, – ввернула шпильку, победно глядя поверх очков.
Положила трубку на черный телефон, по которому еще Бухарин говорил, когда тут Конституцию писал.
– Сейчас заведующая спустится.
Спустилась.
Много есть ценителей женской красоты. Все по-разному и разное ценят. Про цвет волос не будем. Тут ведь как. У кого жена блондинка, ну или подруга, того вечно тянет на брюнеток, а счастливые обладатели под боком брюнеток обязательно сворачивают шеи на блондинок. Остановимся на фигуре. А, нет. Тут не то же самое? Тут все как бы то же самое, а на самом деле совсем не то же самое. Вот есть ценители женской красоты, которые уверяют, что женская грудь должна влезать в ладонь. Наслушались их всякие разные Донателлы Версаче, Дольче с Габбаном, Пьеры с Карденом, Пако Рабаны, Карлуша Лагерфельд и как давай шить одежду для вешалок. Сошьют, повесят на манекенов-манекенщиц и распространят слухи, чтобы это продать, что женщина должна быть с плоской грудью. Понятно. На нормальный бюст шить не умеют, там вытачки всякие нужны, а тут балахон по краям прихватил и стриги капусту.
Федору Ивановичу Челенкову одноладошницы не нравились. Лучше, если можно двумя ладонями прикрыть. А еще лучше – тремя. Вот есть ведь Анна Семенович. Все у нее на месте. И лицо, и глаза, и то место, куда глаза сами опускаются. И талия тоже, как ни странно, на месте. Вот навстречу она и шла. Вовка сразу понял, что строгая, в смысле в строгом черном костюме, молодая женщина с фигурой Анны Семенович и есть искомая заведующая третьим залом Татьяна Семеновна.
Ужель та самая Татьяна? Так и хотелось продекламировать. Женщине было лет под тридцать, Вовка сразу глянул на… Нет, на палец. Кольца не было. А, нет, есть, но на другой руке. Предположить, что Татьяна Семеновна католичка, можно было, что-то шведское в ее золотой головке было, но, скорее всего, все же вдова. И муж сгинул на этой страшной войне… Сразу и игривое настроение у Вовки исчезло.
– Ты Наташа Аполлонова? – проигнорировала восходящую звезду канадского хоккея красавица.
– Да, – школьница серьезно кивнула. Нет. Почти нет еще золотой молодежи. По крайней мере, эта точно не из них. Вон, стесняется, что папа за нее тут похлопотал.
– А вы с Наташей? – все же удостоили взгляда. Эдакие пыльные серые глаза. Шарм ушел окончательно.
– Мы с Наташей, – Вовка кивнул головой, здороваясь. – Я – Владимир.
– Пройдемте, молодые люди.
Заведующая третьим залом уверенно стала подниматься по лестнице, По правилам этикета именно в этом случае женщин пропускать вперед не следует, но зав решительно шагнула на лестницу, ведущую на балкон, и Вовка вынужден был подниматься за ней.
Легкий аромат духов заставлял поднимать голову, а поднятая голова упиралась взглядом в округлые формы. Шарм снова появился. Да еще какой. Не отдыхала природа на заведующей. Осиная талия, и Гурченко позавидует, и вполне себе сформированные формы. И прямо ведь перед носом. Крутая лестница. Поднялся Фомин на балкон в «приподнятом»… настроении.
За рядами книжных полок наметился проход, и они, ведомые строгой белокурой заведующей, протиснулись в него. Потом поворот опять между полок, потом еще один. Назад самому и не выйти. Все это источало свойственный только старым библиотекам запах. Его даже описать невозможно. Пыль. История. Сопричастность. Пахнут ли великие мысли, превращенные в черные буквы на белой бумаге? Пахло временем.
Дверь была под стать полкам. Старинная, резная из чего-то типа мореного дуба, почти черная и толстенная. И стол за дверью был из этого же набора, темно-коричневый и огромный. Родственник Резолюту, только орла не было. На краю этого монстра стояла стопочка папок и даже сверху две книжки.
– Вот, вам подобрали материал. Можно поинтересоваться, на сколько минут вы, девушка, планируете доклад? – ткнула строгая дама в стопку материалов на столе.
Наташа поплыла. Не готова была к такой встрече и к такой горе материала. Заморгала испуганно.
– Минут на пятнадцать, – пришлось Вовке вмешаться.
– Хватит тогда. Вопросы есть или приступите к работе? – и глазами, вдруг переставшими быть пыльными и ставшими насмешливыми, юных историков оглядела.
– Про золото Колчака спрашивать не будем и про вывезенное царскими родственниками тоже. Интересны скорее отдельные там графья да князья, купцы миллионщики, – Вовка взял верхнюю книгу из стопки в руки.
– Знаете, ребята, я перед самой войной выбирала материалы по тем ценностям, что вывез Врангель, так и знала, что спросите. Вот листочек подготовила. Врангель вывез огромное количество ценностей, в основном церковных. И в наших архивах сохранилась история, как в 1922 году группа американских миллионеров осмотрела вывезенное. Купить хотели. Опасаясь огласки, они заявили, что камни из окладов икон необходимо вынуть, а все золотые вещи превратить в лом. За дело взялись офицеры Русского общевоинского союза [4]. Это недобитые белогвардейцы. Так сорок человек занимались этим два месяца, по итогам которых были затарены 700 ящиков по 15 пудов каждый, всего – больше 10 тысяч пудов. Если на килограммы перевести, то получится чуть не сто семьдесят тонн золота. Американцы купили все это за 50 миллионов франков, переданных лично Врангелю. А вот что стало с драгоценными камнями, неизвестно. Подумайте, сколько можно было бы приобрести нашей стране заводов или продовольствия во время неурожая тридцатых годов. Я представляю себе, как выглядят оклады икон и другая церковная утварь, там огромное количество камней, и думаю, что сумму за золото можно смело удвоить, если камни забрали эти же миллионеры из САСШ. – Зав залом обвела Вовку с Наташей серьезным взглядом и, обозначив легкую улыбку, продолжила: – Полезное дело ты, Наташа, хочешь сделать, если твой доклад мне понравится, то может, мы его даже в слегка отредактированном виде опубликуем в… скажем в «Комсомольской правде». Всё. У меня сейчас совещание. Оставляю вас на час.