Пеликан. Месть замка Ратлин - Гельб Джек. Страница 25
Она недовольно проблеяла что-то с тяжелым вздохом, скрестив руки на груди.
– Все будет хорошо, – сказал Джонни, видя, как его слова огорчили сестру. – По крайней мере сегодня мы ляжем спать чистые и сытые, а голодать нынче будут постельные клопы, оставшиеся в той гадской ночлежке в Бакингеме.
– Нет, чего им, тварям божьим, голодать-то? Пусть жрут ту ведьму, чтобы у нее не было сил даже сжать в руках розги! – злодейски ухмыльнулась Рейчел и невольно обхватила себя за плечи.
За всей этой ядовитой злобой, как часто бывает, скрывалось много слишком живой, незабытой боли.
– Это точно в прошлом, – сказал Джонни, взяв руку сестры и поцеловав ее костяшки.
Он помог выйти Рейчел из воды и сразу укутал полотенцем, боясь, как бы сквозняк лукаво не скользнул по разгоряченному телу. После этого Джонни собирался позвать слуг, чтобы те проводили Рейчел и одели ее, но сестра остановила его, угадывая намерение. Сестра помогла принять ванну брату. Во время купания с ее уст то и дело слетало «птенчик» или «орленок», и особенно нежно девушка касалась носа брата, а он, в свою очередь, помня эту игру сызмальства, старался (по крайней мере, делал вид, что старается) прикусить ее за палец. То ли Рейчел поддалась, то ли зазевалась, но в очередной раз Джонни успел-таки слабо и осторожно прихватить ее палец, за что быстро получил хлесткую пощечину, а затем – и брызги. Джонни не остался в долгу и окатил сестру в ответ, и та сорочка, которую накинула Рейчел, промокла насквозь и прилипла к телу.
Когда явились желтолицые сестры, их взгляды угасли и помрачнели, как бывает всякий раз, когда приходится оглядывать много-много работы, которую необходимо сделать. Так служанки глядели в свое отражение в лужах воды, в которых плавали крохотные островки пенки. Близнецы благополучно ускользнули и побежали поскорее наверх, ведь в спальнях их ожидала чистая сухая одежда. Первой одели Рейчел, тихонько бормоча, как неудобно, что их комнаты находятся так далеко друг от друга. Но причитали они недолго, во всяком случае, Джонни очень скоро умолк, зачарованный, любуясь своей сестрой. Впервые Рейчел предстала перед ним в расшитом платье из зеленого бархата. На лифе тянулись узоры волн, а длинные рукава, прихваченные выше локтя, на плечах клубились воздушными воланами. Очарованный, брат подвел сестру к большому зеркалу, сложенному из трех пластин, и она замерла, прикрыв рот от удивления.
– Бог ты мой, ты посмотри, как у тех дам! – залепетала Рейчел высоким голоском. – Помнишь, которые ходили в церковь вот так, под руку со своими знатными мужьями: герцогами и баронами? И их мужчины еще так неловко приминают свои огромные шляпы с пышными перьями! Никогда не забуду, как тот курчавый барончик поломал все три пера и с минуту где-то пытался выправить! Ах, посмотри, посмотри на эти рукава! Боже, как с ними управляются эти дамы? Это же неудобно! Черт, они и не закатываются!
– Не нужно их закатывать, – Джонни взял за руки сестру и расправил ласковый бархат, погладил ее кисти. – Тебе не нужно сегодня ничего подавать, разливать и драить.
– Как будто сон, – прикрыв веки, произнесла она, оборачиваясь через плечо в зеркало.
Вдруг Рейчел легко, как лань, подскочила на месте, взяв брата за руки.
– Пошли, пошли! – засеменила она к выходу. – Не терпится увидеть, какой наряд генерал приготовил для тебя!
Джонни быстро подхватил ее радостный настрой, и близнецы, взявшись за руки, поспешили через весь коридор. Джонни быстро приоделся, и сестра ему в этом помогала, как бы он ни просил быть осторожнее с подолом и рукавами непривычной длины – Рейчел в суете то и дело норовила наступить на дорогую ткань и порвать ее в один миг. На разглядывание и восхищение для Джонни времени не оставалось, впрочем, и сам Джонни не сильно-то в том нуждался. Где-то в доме гулко забили часы, что означало, что близнецам немедленно пора явиться к ужину.
Взявшись за руки, они спустились по лестнице к длинному залу, где уже был накрыт стол. За каждым шагом наблюдали стеклянно слезящиеся глаза желтолицых сестер, которые прятались в полутьме коридора. Во главе стола сидел хозяин дома генерал Норрейс, по правую руку от него – Френсис Дрейк. По левую руку, с отступом в одно место, было накрыто для близнецов.
– Хоть на людей стали похожи! Погоди, Рей, не садись, дай хоть на тебя полюбуюсь! – Джон жестом попросил ее обернуться, и Рейчел, сама влюбленная в собственный наряд, с удовольствием покружилась, и ее улыбка стала еще шире.
– В том паршивом тряпье, в котором я нашел тебя, и не было видно, какая ты все-таки красавица! – говорил Норрейс. – Ну точно, ну что за благородная дама на балу! Присаживайся, присаживайся! Я вижу, как голодные глазки так и косятся на жаркое. Нечего скрывать, я сразу вижу, когда мои просители, голодные и нищие оборванцы, с трудом пытаются связать два слова, и то и дело косятся не то что на угощение, а на случайно упавший кусочек хлеба, который все никак не выметут нерадивые слуги.
– Благодарю за добрые слова, – Рейчел склонила голову, и кудряшки вторили тому движению, качнувшись вперед. – Позвольте мне прочесть молитву?
– Какая кроткая голубка! Конечно-конечно! – охотно согласился Норрейс.
Близнецы мельком переглянулись. Так украдкой сестра поблагодарила за подкинутую идею. Сложив грубоватые руки, красные у костяшек, перед собой, она прочитала несколько слов, не блеснув ни знанием латыни, ни особой красотой голоса, но эти слова пришлись по сердцу хозяину дома, а это было самое главное. Даже Френсис, казалось, был не так уж мрачен и угрюм, каким был всю дорогу. Когда вынесли запеченного гуся, Джонни вызвался помочь разделать птицу.
– Стрелять я научился довольно быстро и уже к четырнадцати годам приносил стреляную дичь в ту ночлежку, – рассказывал Джонни. – Добрые люди научили меня держать оружие в руках, и вскоре я наловчился. Дела наши шли худо, но голубя я всегда мог подстрелить или кого покрупнее.
– Ты убивал людей? – спросил Френсис, впервые подав голос за все это время за застольем.
Нож застыл, наполовину войдя в сочный бок гуся, и порез истекал жирным соком. Джонни поднял взгляд на Френсиса.
– В иной бы раз соврал, – сказал Джонни. – Но, мастер Дрейк, как я могу врать своему капитану? И если мастер Норрейс не против, я готов держать пари, что я впервые убил человека в более позднем возрасте, нежели вы.
Френсис ухмыльнулся и покосился на Норрейса.
– Так он еще и убийца, – пожав плечами, вздохнул Френсис, откидываясь на спинку стула.
– Как и все мы за столом, – посмеялся Норрейс. – Ну, кроме Рейчел.
Рейчел ничем себя не выдала. Джонни чуть-чуть сплоховал, ибо край губ все же дернулся, но то осталось незамеченным.
– Славные ребята, ничего не скажешь, – с присвистом произнес Дрейк и потянулся за пивом.
За ужином близнецы больше не решались на искренность и не рассказывали ничего о тех годах, когда они выживали, покинутые всеми. Скоро подали десерт – густые холодные сливки, посыпанные колотым орехом с медом. Рейчел обхватила тоненькую длинную ложечку и попыталась взять ее правильно, как однажды подглядела за знатной дамой, дававшей ей несколько медяков в день за уборку и стирку. Она не обращала внимания на насмешливо-снисходительный взгляд Дрейка – и без того уверенная, что почти наверняка держит эту чертову ложку неправильно. Набрав побольше меда и орехов, Рейчел с большим любопытством попробовала десерт. Несколько мгновений она катала сладость во рту, прежде чем проглотить. Первым, кто заметил блеск в глазах, был брат.
– Что такое? – спросил Джонни.
– Это так вкусно… – дрожащим от волнения голосом произнесла Рейчел, и почему-то слезы сами собой навернулись на глаза.
– Так кушай, что ж ты! – умилился Норрейс. – Эй, Пит! Принеси-ка нам еще десерт, наши гости явно не балованы сладким!
И без этого приглашения Рейчел поднесла к самому лицу посуду с изумительным нежным десертом и быстро-быстро отправляла себе в рот ложку за ложкой, скребя по очень быстро открывшемуся дну посуды. Ела она с таким удовольствием, что даже не заметила, как испачкала нос и щеку, и благодаря своевременному знаку брата быстро исправилась, вытершись рукавом.