Пеликан. Месть замка Ратлин - Гельб Джек. Страница 31

– На что только люди не идут, чтобы сохранить свою шкуру, верно? – спросил Финтан, отступая назад и медленно поворачиваясь к Рене. – Ты-то точно должен понимать, что я не отступлю ни за что на свете. Они забрали все и дали взамен лишь право, мое святое право на отмщение. И кроме него, у меня ничего нет.

– У тебя есть твоя жизнь, – ответил граф. – Начни ей дорожить.

Финтан улыбнулся, как будто услышал самую смешную нелепицу в своей жизни, до того глупую, что несколько искренних смешков вырвались из груди. Он откинул голову назад и слепым отрешенным взглядом уставился на небо, тяжелое смурное небо. Опустив лицо, Финтан потер кулаком глаза, как если бы на них выступили слезы. Красно-рыжие волосы, растрепанные ветрами, бились под стремительными порывами.

– Нет у меня никакой жизни. Я утратил все, – произнес Макдонелл. – Стал ничтожной крысой, забился в щель и сжался, трясясь от страха и ужаса, вместо того, чтобы защищать свой дом. И теперь я проклят родной кровью, и я несу это бремя. Я не буду бежать, Рене. Не от тебя. Я увидел это еще тогда, в Данлюсе – ты единственная душа, в чьем сердце живо милосердие ко мне, к моей семье. И я буду рад, если ты согласишься быть моим судьей.

– Никогда! – резко отрезал Рене, выставляя руку вперед. – И мне не за что тебя судить, ты пока ничего не сделал, ты не разрушил еще своей души!

– Тут ты прав, граф, – рассмеялся Финтан, и его рот разошелся улыбкой, заставляющей содрогнуться. – Как я мог разрушить то, что было отнято, нет-нет, вырвано, оставляя после себя рану? Это не стихнет никогда, я это слышу каждый день, этот рев, вой, плач. Я не разрушил своей души – это сделали Дрейк и Норрейс.

– Но Норрейса тут нет, – сказал Рене. – Тут лишь его бастарды, и то непризнанные. Думаешь, старый генерал всплакнет о них? Око за око – и весь мир ослепнет!

Финтан откинул голову назад и снисходительно оглядел графа с ног до головы, скрестив руки на груди. После того он обернулся к морю, которое, если судить по притихшему прибою и присмиревшему ветру, подслушивало их с великим трепетом.

– Как бы я отчаянно ни молил о том Господа, мне никогда не превзойти той меры зла, которая обрушилась на мой род, – произнес Финтан. – Как мне ответить на пролитую кровь? Сотни. Сотни Макдонеллов. Все, что осталось во мне живого, – это жажда отмщения. Я никогда не отвечу им сполна – и не мне указывать Господу, кого возносить, а кого бросать гнить в холоде и мраке. Я никогда не причиню им ту же боль, какую причинили мне. Но я проклинаю каждый день Норрейса и его род, и я же сам исполню свой приговор.

– Нет, – холодно отрезал Рене. – Я этого не допущу.

Финтан удивился смелости графа и пожал плечами.

– Как я и говорил, ты станешь моим судьей, – повторил Финтан. – И я приму твою справедливость, какой бы она ни была. Вполне может быть, ты сейчас вернешься в крепость, и это будет наш последний разговор. Поэтому, мой милосердный судья, добрый вестник, у меня есть последняя просьба.

Рене глядел угрюмо, исподлобья. Голова коротко качнулась, позволяя продолжить.

– Если кэп вздернет меня на шкерте, прошу, приходите посмотреть, – и Финтан поклонился, положа руку на сердце.

– Я этого не допущу, – повторил Рене и ушел прочь, и не видел, какой усмешкой исказилось лицо собеседника.

– Еще есть время, – просто пожал плечами Финтан.

В крепости Плимута все приготовления шли своим чередом. Двое человек с непомерно длинными руками, закутанные в плешивые курточки, ждали у главных ворот, когда смогут переговорить с капитаном по поводу неустойки в жалованье. С сизыми носами, они крепче кутались от промозглого ветра, дожидаясь своего часа, зная, что капитан скоро придет – молодой слуга доложил, что мастер Дрейк сейчас занят. То было истинной правдой – Френсис сидел в своем кабинете и закинул за щеку щепотку ароматного табака. Напротив него сидел Джонни Норрейс, закинув ногу на ногу и покачивая ей.

– Ну что? – кивнул Френсис. – Угомонился?

Джонни прищурился и недовольно выдохнул, отводя взгляд.

– Мы еще в море не вышли, умерь-ка пыл, дружок, – произнес Дрейк.

– Еще бы вы встали на мою сторону, – пробормотал Джонни. – Ей-богу, надо было деньги ставить.

– Лучше бы и ставил, ублюдок, – Френсис грозно посмотрел в глаза Джонни.

Это слово было унизительным плевком в лицо. Парень терпел, стиснув зубы, и злостно сжимал кулаки. От напряжения выступили жилы, и Джонни резко выдохнул глухим рыком, замотал головой.

– Ты расскажешь моему отцу? – спросил Джонни, поднимая взгляд.

– Он еще не твой отец, – твердым голосом пресек Дрейк.

Джонни сорвался: громко ударил руками о стол, и их с капитаном взгляды встретились. Ноздри широко раздувались, и после первой вспышки гнева по всему телу пробежал холодок. Укоризненным взглядом капитан смотрел не мигая. Норрейс вдруг отдернул руки, как будто бы ладони уперлись не в дерево, а в раскаленные камни, на которых можно было бы готовить еду. Невозмутимый и твердый взгляд капитана указал на кресло.

– Сядь, – приказал Дрейк.

– Нанеси они оскорбление мне одному, я бы стерпел, – сглотнув, оправдывался Джонни присмиревшим голосом.

Бастард поступил, как и было велено, однако не в его силах было поднять взгляд.

– Рейчел в самом деле подговаривала тебя драться? – спросил Дрейк.

– Нет! – круто развернулся Джонни. – Нет, она отговаривала меня.

– Как интересно, – Френсис чавкнул, перекатывая во рту комок табака за другую щеку.

– Вы расскажете генералу? – насупив брови и скрестив руки на груди, Джонни был готов принять последний удар.

Дрейк не спешил. Он глубоко выдохнул, потерев переносицу, и поднял взгляд.

– Ты хочешь звать его отцом, хочешь зваться его сыном, – перебирал Френсис, точно зачитывал заметки из неожиданно найденного списка и будто бы пытаясь припомнить, с какой целью вообще делал эти пометки.

– Вы бы на моем месте не хотели? – спросил Джонни.

Капитан чуть дернул плечами.

– Нам придется пройти через ад, – тихо выдохнул Френсис, и плечи его опустились. – Ты уверен, что хочешь этого?

– А у меня есть выбор? – спросил Джонни. – Всю жизнь, сколько я себя помню, мы глодали кости, брошенные под ноги. А это еще везло, если что-то перепадало из жалости, из-за насмешки – когда желудок от голода прилипает к спине, выбирать не приходится. Веришь ты или нет, я хочу начать новую жизнь для Рейчел и для себя. Я ни за что не вернусь в тот сырой и голодный гадюшник. У меня появился шанс, и, черт возьми, я вгрызусь в него. Хочу ли я? Нет. Я в ужасе от мысли, что на днях нам выходить в открытое море. Но выбора у меня нет, и я счастлив, что лишен всякого терзания.

– Нет выбора? Да подмостки Лондона плачут по тебе! – насмешливо бросил Френсис. – Не строй из себя мученика, страдалец! Я предлагал тебе деньги, и такие, что ни ты, ни твоя сестричка столько в руках ни разу в жизни не держали.

– Капитан, я прошу вас! – пронзительно взмолился бастард.

– Джонни, Джонни, что ж с тобой делать-то… – сокрушенно бормотал он.

Норрейс глядел в пол, заламывая руки.

– Я не буду доносить твоему отцу о дуэли, – сказал Дрейк. – Благодари Рыжего Лиса. Бескровную склоку легко замять. Ну, почти бескровную.

– Такое преступление – защищать свою семью? – спросил Джонни, впервые подняв взгляд на капитана.

– Если бы все было так просто, у вшивых стариков в накрученных буклях в судах не было бы работы, – ответил капитан с тяжелым вздохом и наклонился к сундуку с покатой крышкой, что стоял на полу подле резного кресла.

– Джонни, отправление со дня на день, – продолжал капитан, поднимая немалую ношу на стол.

Сундук громыхнул и заставил содрогнуться каждый предмет, что стоял на столе. Чернильница плеснула, и черная кровь вышла из жерла и сползла вниз тягучими каплями.

– Уходи, – произнес Дрейк.

Джонни оцепенел. Ему не надо было открывать сундук или пересчитывать медь или серебро. Хватало одного взгляда, чтобы понять – каким бы металлом ни был набит сундук, это означало только одно – им с Рейчел придется вернуться туда, откуда они вырвались прочь от болезней, голода и мерзости.