От Альбиона до Ямайки - Калашников Сергей Александрович. Страница 9

Когда мы вернулись в порт, выгрузка уже завершилась, а команда копошилась в трюме, поднимая щиты настила – пайолы. Под ними были уложены булыжники балласта, которые тоже извлекали, освобождая доступ к обшивке днища. Мы тут же переоделись юнгами и полезли все это смотреть. Главное в таком деле – не попасть никому под ноги. Ну и фонарь мы взяли из своей каютки, потому что снаружи уже смеркается, а в трюмах вообще окна отсутствуют как класс.

Меня конкретно интересовали способы скрепления деталей корабельного набора – каркаса, на котором держится обшивка. Я эти места придирчиво осматривал, используя в качестве щупа щепочку – просовывал в предполагаемые щели. Софи без вопросов отдала мне полный контроль над телом и только наблюдала. А Мэри подавала то мелок, то уголек – я делал пометки.

Трюм – довольно просторное помещение, обшитое длинными, параллельно расположенными досками, приделанными к шпангоутам, которые идут поперек. И моему искушенному конструкторскому глазу четко видна недостача диагональных связей, которые мешали бы этой конструкции изгибаться под действием волн. Не ударов, а когда нос и корма поднимаются, а середина как бы повисает на них, или наоборот. Препятствуют этому только узлы крепления, которые расшатываются длинными рычагами шпангоутов и стрингеров, а удержанию способствуют сопротивления на изгиб этих самых стрингеров и килевого бруса. Точного сопромата мне здесь не навести, как и достоверного расчета нагрузок, но чисто по опыту и на глазок не помешают четыре длинных, метров по восемь, укосины сечением примерно сто на сто пятьдесят. На каждом борту. Это для продольной жесткости. А вот с поперечной все значительно лучше – кормовой отсек, как я и предполагал, отделен глухой переборкой, которая неплохо выполняет работу ребра жесткости. Достаточно пришпандорить пару длинных досок наискосок домиком. И еще в паре мест посередине в районе грузового люка нужны короткие косынки между бимсом и вторым сверху стрингером между шпангоутами.

Как же донести эти мысли до окружающих нас взрослых дядечков изнутри маленькой девочки? Тем более что они постукивают киянками днище по конопаткам, загоняя паклю в обнаруженные щели. И готовят досочки, которые потом пришьют, чтобы вода не проперла заделку внутрь.

– Хокинс! – громко окликает корабельного плотника перехватившая управление телом моя маленькая хозяйка. – Вы мне очень нужны.

– Да, мисс Софи!

– Вот в этих местах, помеченных белым треугольником, необходимо высверлить нагели и заменить их железными болтами, – она протолкнула щепочку в щель, демонстрируя первые признаки расшатывания. – В местах, отмеченных черными стрелками, следует, также болтами, закрепить тридцатифутовой длины пиллерсы сечением четыре дюйма на шесть. И вверху, и внизу в стык шпангоута и стрингера…

Про переборки и горловину трюма она тоже доложила конкретно и четко.

– Надеюсь, вы все запомнили, Хокинс, – выступил из тени в освещенный круг папенька. – К утру нужно закончить, потому что начнется погрузка.

– Да, сэр, – ответил плотник, разумеется, капитан.

В центре у кормовой переборки шумно всасывала воду помпа, а мы с Мэри, пользуясь отсутствием части камней балласта, подгоняли к ней воду швабрами. Уровень ее был меньше дюйма и постепенно понижался – течь явно уменьшалась.

Глава 6. Лондон

Четыре двойных удара в колокол, это восемь склянок. Смена вахты. Девочки уже научились определять время по судовой системе отсчета. Тем более что здесь, в большом порту, подобного рода сигналы четко доносятся со всех сторон. И словно точно по часам раздался стук в дверь – кок принес завтрак в двух котелках.

– Капитан приказал вам по первой склянке быть на пирсе у трапа готовыми убыть к тетушке. За вещами зайдут матросы.

Первая склянка ровно через полчаса после восьмой – в половине девятого. Времени поесть и переодеться вполне достаточно. Девочки еще не до конца выспались, поэтому немного вялы, но это только несколько минут, а потом дружно заработали ложками, попутно обсуждая платья, которые им следует надеть. Их удаляют с судна и перевозят к сестре отца, живущей здесь в Лондоне замужем за джентльменом. Их дети старше моей хозяйки, хотя их мать младше своего брата.

Вариант одежды был выбран «госпожа и служанка», то есть максимально правдивый и соответствующий ожиданиям окружающих. Сборы не заняли много времени. Потом пришли три матроса. Один унес пустую посуду, а двое забрали сундук. Кстати, всю палубную команду Софи уже знает по именам, в отличие от меня, не отличающегося памятью на лица и идентификаторы.

Переход на берег по широкому крепкому трапу к ожидающей карете и отцу. Взгляд назад – экипаж стоит на палубе, поглядывая в нашу сторону. Только платочками не машут. Устали, наверное, в трюме под руководством судового плотника. И еще их больше, чем я думал. Многие десятки, хотя на глаза мне они попадались группами от двух до пяти человек.

– Просили оставить вас на лето, пока мы каботажим, – с усмешкой пояснил папенька. – Говорят, веселее с вами.

– Пусть кота заведут, – буркнула недовольная Сонечка. – А то я в трюме видела крысу.

– Кот сам придет, если захочет, – откликнулась Мэри. – Их в порту полным-полно.

– Пап! А почему у тебя гафель прикреплен к мачте ниже марса? – озвучила мой вопрос Софьюшка.

Отец внимательно рассмотрел верхушки мачт, почесал затылок, сбив набекрень шляпу, и ответил:

– Потому что сегарсы через салинг не пройдут, – сразу целая куча незнакомых слов.

Мэри отворила дверцу кареты, дождалась, когда господа усядутся, а потом взгромоздилась на место рядом с кучером – она беззастенчиво пользовалась положением прислуги при каждом удобном случае и теперь обозревала окрестности с самого удобного для этого места. Как же завидовала ей моя хозяюшка! Все-таки дети – ужасно непосредственные существа: маленькое мутноватое стекло в дверце кареты не так-то много позволяло рассмотреть. Странно. Из исторических фильмов я помню, что это окно обычно завешивают шторкой, которую легко отодвинуть. Или это требовалось сценаристам для всяких там разных диалогов? А реквизиторы подчинились? Вообще-то в Англии не так уж редки дожди, так что занавески тут не к месту.

Вот, стоило вспомнить о дожде, как он и начался. Отец стукнул в переднюю стенку и после того, как возница остановил экипаж, затащил Мэри под крышу. Ему пофиг, что она служанка, потому что ребенок. А на кучере толстый плащ и шляпа с широкими полями – он к любому ливню готов.

Колеса пошли мягче, шелестя по размокающей грязи. Отец извлек из толстой кожаной папки лист бумаги и карандаш. Изобразил бизань-мачту в профиль и показал, что парус прикреплен к дереву как бы охватывающими его кольцами, которые выше площадки, к которой прикреплены ванты, подняться не могут.

– Ванты мешают и гику, и гафелю чересчур отклоняться вбок, – следуя моей мысли, прощебетала Софи, попросила карандаш, и я дорисовал парус косой линией от верха мачты и до конца гафеля.

Отец кивнул и нарисовал новый вариант мачты с гафелем и свежеизобретенным топселем, прикрепленным выше площадки марса. Наметил такелаж, задумчиво провел линии шкотов мимо конца гика и задумался.

Мы с Софи с интересом наблюдали за ходом мыслей, которые непрерывной чередой отражались на его лице.

Папенька некоторое время пытливо всматривался в изображение, а потом убрал лист обратно в папку.

– Если случится фрахт до Глазго, завернем в Гринок и там переделаемся, – пробормотал он про себя.

– А сейчас куда пойдете? – спросила Софочка.

– В Дублин. А оттуда, скорее всего, повезем бычков, но вот куда, не знаю. Это только на месте выяснится. С этим скотом очень хлопотно и платят мало, зато почти всегда есть груз, потому что его не очень охотно принимают на борт.

– Может быть, встретишь там картофель, – опять с моей подачи полюбопытствовала Софочка. – Он от цинги помогает. Мне хотелось бы получить несколько клубней для выращивания цветов.