Двойник - Коллинз Макс Аллан. Страница 46
Он протянул мне руку, я встал и пожал ее.
– Когда вы ее найдете, расскажите о моих надеждах, – попросил он. – Может, она вернется домой по своей воле.
Я кивнул головой.
– Но найдите ее.
Он с такой силой хлопнул по столу, произнося слово «найдите», что моя лампа на столе подпрыгнула. Потом, смутившись, спокойно добавил:
– Пожалуйста, отыщите ее и верните домой. Он вышел, а я остался один в офисе со своей модной мебелью и его старомодными деньгами.
26
Когда Фрэнк Нитти не занимался делами в ресторане «Капри» или не общался с людьми из «Аутфита» в своем доме в Ривер-Сайде, то его можно было найти в роскошных номерах отелей Луп. Там он обычно встречался с политиками и лидерами рабочих союзов. Это были встречи на нейтральной и более безопасной территории.
Поэтому, когда я позвонил в «Капри» и попросил о встрече с Нитти, я не удивился, что мне перезвонил мужчина, который, не представившись, предложил приехать в вестибюль отеля «Бисмарк» в два часа дня в понедельник.
«Бисмарк» находился на углу Ла-Саль и Рэндольф, через улицу от Сити-Холла. Недавно перестроенный отель высился на Джерман-Сквер, там же находились несколько немецких клубов, управление пароходства и магазины западной части района Риалто-Тиетер.
Я прошел мимо швейцара в униформе и поднялся по широкой, покрытой красным ковром лестнице. Когда я шагал по мраморному полу роскошного вестибюля с высоким потолком, мои шаги отдавались эхом. Через некоторое время ко мне подошел широкоплечий мужчина небольшого роста, с темными, начинающими редеть волосами и холодными, как мрамор, глазами.
Это был «Маленький Нью-Йорк» Луи Кампанья, личный охранник Фрэнка Нитти.
Он молча встал передо мной с выражением брезгливости и отвращения на лице. Кампанья кивнул мне головой, показав, что мне нужно встать. Я поднялся с дивана и последовал за ним в лифт. Лифтер в униформе, не спросив, какой нужен был этаж, поднял нас на седьмой. Кампанья выпустил меня из лифта первым.
Пока мы шли по коридору, я осмелился спросить:
– Надеюсь, вы не злитесь на меня за старое? Как-то я стукнул Кампанью, но это длинная история...
Не глядя на меня и шагая рядом, он ответил:
– Если Фрэнк сказал – никаких обид, то и нет никаких обид.
Я не стал продолжать эту тему.
В конце коридора был маленький вестибюль, здесь на единственной двери под номером 737 золотом было написано «Президентский номер». Я стоял в вестибюле по одну сторону двери, а Кампанья со змеиным взглядом – по другую. Руки у него свободно болтались. Сильные большие руки.
– Хотелось бы поиметь такой костюмчик, – заметил я. – А то в моих всегда видно, что у меня с собой есть пистолет.
– Ты не можешь платить такие большие деньги моему портному, – ответил он. Я пожал плечами.
– Наверное, так.
Я вспомнил, что он даже не обыскал меня на предмет оружия. Кампанья сразу увидел, что у меня оружия нет. Мой костюм был недостаточно хорошо сшит, чтобы скрывать оружие. Преступный мир мог научить нас, как нужно ухаживать за собой и следить за высокой модой.
Дверь открылась, и толстый маленький человек в очках в железной оправе, черных галстуке и шелковом костюме вышел, улыбаясь и разговаривая с кем-то, стоявшим позади него.
– Для меня это всегда удовольствие, Фрэнк. Кампанья закрыл дверь за толстым человеком. Тот надел шляпу, и когда проходил мимо меня, я спросил его:
– Как дела, Вилли?
Вилли Бьеф прищурился, потом произнес:
– Геллер?
– Правильно.
Он усмехнулся.
– Как ты себя чувствуешь в роли бывшего копа?
– А как ты себя чувствуешь в роли бывшего сутенера?
Усмешка превратилась в издевку.
– Умная задница всегда останется умной задницей.
– Ты останешься сутенером до самой смерти. Наверное, Бьефу хотелось дать мне в зубы. Но я прекрасно понимал, что он не сделает этого. Работая раньше в профсоюзах, он всегда за спиной прятал дубинку. А когда занимался сводничеством, было известно, что он крепко бил своих девочек. Именно за это я его арестовал, когда носил форму полицейского. Еще до того, как меня послали следить за карманниками, я работал в паре с одним частным детективом Чикаго Вильямом Шумекером «Олд Шуз». Мы совершили налет на бордель и поймали Вилли Бьефа, когда тот пытался скрыться по черной лестнице с бухгалтерскими записями. Когда мы притащили его обратно наверх, одна из девиц призналась, что Вилли был ее сутенером. Услышав это, он вырвался и сильно ударил ее. Его осудили на шесть месяцев отсидки в тюрьме. Но этот ублюдок даже не отсидел и этого срока. Что поделать – Чикаго!
Бьеф все еще раздумывал, показать ли мне, где раки зимуют. Он, наверное, рассчитывал, что Кампанья поможет ему. Но он не знал, почему я здесь нахожусь, может, работаю на Нитти. Тогда ему не стоило бы связываться со мной. Он был просто трусом.
– Нам нужно простить все друг другу, – сказал Бьеф и быстро поковылял прочь.
– Ненавижу этого маленького сутенера, – произнес я.
Кампанья невозмутимо смотрел на меня, потом его сжатые губы слегка раздвинулись в улыбке. Я посчитал, что если он со мной согласен, то напряженность в наших отношениях слегка ослабнет. Но если Нитти решит, что мне нужно умереть, то Кампанья безусловно сделает это, чтобы сохранить свою работу.
Сейчас он показал мне своим коротким и плоским пальцем, чтобы я оставался на месте, и сказал:
– Подожди здесь, я посмотрю, что делает Фрэнк. Буквально через секунду Кампанья вернулся и спросил:
– Фрэнк хочет знать, ты по личному вопросу?
– Извините?
У Кампаньи опять появилось выражение отвращения на лице.
– Можешь ли ты говорить о своем деле в присутствии еще кого-либо, или разговор предназначен только для ушей Фрэнка?
– Только для Фрэнка, – ответил я. Кампанья кивнул, вернулся в номер, потом снова вышел ко мне.
– Придется подождать несколько минут. У Фрэнка парикмахер.
– Вот как?
Мы стояли в ожидании у прикрытой двери.
Внезапно Кампанья сказал:
– И я тоже.
– Что?
– Я тоже ненавижу маленького сутенера Бьефа. Хотите сигару?
– Спасибо, нет.
Кампанья вынул сигару, такую же толстую, как его пальцы, и зажег ее. Я почувствовал довольно приятный запах. Многие парни в городе продали бы душу за работу, которая стоила бы столько, сколько одна эта сигара.
Я совсем не собирался осуждать Кампанью за то, что он наслаждался сигарой. Если иметь такую работу, как у него, жизнь может оказаться очень короткой. Почему бы не доставить себе удовольствие? Я был ему благодарен даже за мимолетный жест человеческого контакта между нами. Может, этот жест окажется в будущем благоприятным для моей жизни. По крайней мере, сейчас я не открывал список тех, с кем он хотел бы расправиться в первую очередь, – так мне показалось.
Внезапно открылась дверь, и худой человек в белом халате с тонкими усиками и прилизанными волосами выскочил оттуда пулей со словами:
– Извините, простите... – и быстро захлопнул за собой дверь.
Внутри что-то ударилось о дверь. Послышался звон разбитого стекла.
Парикмахер был очень напуган, Кампанья остановил его прежде, чем тот успел убежать, пожал руку, сказав:
– Тебе еще повезло.
Парикмахер кивнул и в испуге быстро побежал по коридору.
Кампанья улыбнулся уголками губ. Чувствовалось, что его это забавляло. Показав пальцем на дверь, он произнес:
– Фрэнк говорил, что ты можешь войти, как только уйдет парикмахер. Входи, Геллер.
– Вы очень добры ко мне, Кампанья.
Он опять улыбнулся. Я в первый раз увидел, что у него есть зубы. Открыв дверь, я вошел в комнату.
Пока я проходил по прекрасному ковру гостиной, осколки стекла от разбитого ручного зеркала хрустели у меня под ногами.
Нитти стоял у большого зеркала на стене, вокруг его шеи было повязано белое полотенце. Он трогал свои волосы и недовольно качал головой.
– Входи, Геллер, – сказал он, не глядя на меня. – Садись.