Живые и мёртвые (СИ) - "allig_eri". Страница 2
— Да чего вы… подойду я к врачу, подойду, — вполголоса забормотал парень.
— Проконтролируй, Лэнс, — жёстко говорю я, — а не послушается… скажешь мне, — делаю улыбку чуть шире, на что получаю такие же от своих ребят.
Негромко переговариваясь — обсуждая матч, собственные действия и мои рывки с мячом, принёсшие команде больше всего очков, — парни покинули раздевалку.
— Наконец-то! — сбрасывает моя девушка полотенце, подходя к угловому, дальнему шкафчику. Невольно залюбовался изгибами её спортивного, худенького тела. — И как ты с ними справляешься? — открывает простенький замочек и снимает его, после чего с усмешкой разворачивается ко мне.
В глазах японки я замечаю искру довольства, когда она поняла, что я откровенно пялюсь на неё.
— Разве в команде поддержки не то же самое? Как себя ведёт ваша Кристалл? — поинтересовался я, не делая попыток отвести взгляд.
— Эта злобная сука умеет только орать, — хохотнула девушка, эротично изгибаясь.
Ощущаю, что, несмотря на разрядку в душевой, снова чувствую напряжение в только что надетых штанах. И она заметила это. Притворно строго хмурюсь, получая в ответ ехидную улыбку.
— Ну же, не отмалчивайся! Раскрой секрет управления этими орангутанами. Поведай, как часто приходится их бить? — Наоми начала доставать одежду.
— Ну что ты, я белый и пушистый, — с некоторым сожалением отворачиваюсь я и проверяю свой шкафчик на тему того, все ли вещи забрал и ничего ли не выпало из карманов или отделений сумки, а то бывал такой опыт. Неприятный, честно сказать.
— Смотри, не скажи такое при Майкле. — Её грудь прячется под лифчиком, а длинные ножки — под гольфами. Вот так вот… ещё пара минут — и ни одного открытого участка кожи не останется. Остаётся ловить уходящие мгновения.
Мысленно улыбаюсь. К счастью, это не последняя моя возможность вдоволь ею налюбоваться.
— Думаешь, он даже в этих словах найдёт расизм? То есть серьёзно? — Руки прошли по карманам, замкам и застёжкам. После этого достаю из сумки мобильник, проверяя время, уровень зарядки и пропущенные звонки. Последних было аж три. Кто там опять?..
Хм. Тренер, мать и брат. Последние, видимо, хотели узнать, как прошёл матч. Хотя, зная Дану, она уже наверняка позвонила Бауверсу. Мысленно усмехнулся.
— Ох, милый мой, — притворно вздохнула Наоми, — уж поверь мне, иностранке, что нас учат находить расизм чуть ли не с первых же дней пребывания в благословлённой богом Америке.
— «Иностранке»? — негромко хмыкаю. — Мы ведь уже решили этот вопрос.
Она аж заурчала, словно большая кошка, довольно и тепло, а потом быстро повернулась и коротко поцеловала меня, тут же продолжив одеваться.
— Можно сказать, мне повезло, — покосилась девушка на изящное колечко, надетое на палец. — Но и этот факт мало на что влияет.
— О да, — киваю я. — Выигрывает тот, кто оскорбится первым.
— Именно! И я не хочу, чтобы мой будущий муж был заклеймён как расист. А потому, говоря про цвета, необходимо строго, пусть и занудно, пояснять — причём каждый раз! — что речь идёт именно про цвет вещи, предмета или ещё чего-то. Не кожи.
Не мешаю Наоми продолжать речь, просто любуясь её плавными движениями.
— Сейчас ты сказал «белый и пушистый». То есть назвал себя белым. Одно это уже заставит Майкла словить триггер. А потом добавил «пушистый», что легко можно приравнять к намёку на волосяной покров. То есть — выставление напоказ собственной белой маскулинности. Учитывая, что ты и без того лупишь бедолаг…
— Но-но! — со смехом прерываю её. — Когда это «придурки» успели стать «бедолагами»? И с чего ты взяла, что я их луплю? Занятия в секции фехтования ещё не делают из меня какого-то терминатора, который на каждой тренировке избивает десяток человек.
— Не заставляй петь тебе дифирамбы, — фыркает девушка.
— И кстати, «пушистый» не означает волосяной покров. Я совершенно не волосат. Кроме головы, само собой, — продолжаю докапывать её, бросая фразу за фразой.
Вообще тема расизма в США играет очень уж глобальную роль. Даже думать об этом не хочется. Достаточно того, что любым своим действием или бездействием можно кого-то оскорбить. По факту это становится натуральным бичом этой нации. Американцев, имею в виду. Сам-то я до сих пор с трудом могу себя с ними ассоциировать, хоть и оказался в этом мире с самого рождения. Уж за двадцать лет, казалось бы, должен проникнуться культурой с головы до ног, но кое-какие аспекты всё равно вызывают лишь глухое раздражение и ничего более.
Благо, что смог приспособиться и мастерски научился скрывать собственные эмоции и чувства. Хотя иногда истинное отношение пробивается, чего уж там…
— И мне это нравится! — воскликнула Наоми. — Не подумай, но… парни с кустами меня никогда не заводили.
— Ты заставляешь ревновать. Когда это ты смотрела на волосатых парней? — демонстративно приподнимаю бровь, на что она широко улыбается.
— Фрэнсис Руж, на вечеринке у Бёртона, в прошлом году. Забыл, как тогда он голый и пьяный прыгал в бассейн?
Я поморщился. Воспоминание было не из приятных.
— Такого йети ещё стоило бы поискать.
— Вот! — поднимает палец. — Ну и порно, конечно, — показывает язык.
Провоцирует. Но мило.
— Небось, специально гуглила? — усмехнулся я.
Полностью одетая девушка подошла к зеркалу, держа в руках косметичку. Сколько бы раз я ни говорил, что она у меня самая красивая, но японка всё равно занималась тем, что создавала «невидимую красоту», как называла это сама.
Её «невидимость» заключалась в том, что… на взгляд обычного, гетеросексуального парня, косметики на лице не было вообще. Но она была. То там, то сям… Вроде и немного, но разницы не видит даже мой взгляд, который к моменту третьей жизни стал особо острым на любые изменения, происходящие вокруг.
— Чисто из интереса, — едва уловимо кивнула Наоми. — То есть каковó мужику работать с прибором, который с трудом можно рассмотреть из-за этих зарослей? — Она откровенно поморщилась.
— Наверное, некоторым девушкам такое даже нравится, — пожимаю плечами. — Каких только извращенцев на свете нет.
— Тут ты прав. — Теперь идёт работа с волосами… Они у неё не очень длинные, но крайне густые и плотные. Приятные на ощупь, мягкие. Надеюсь, за озвученный парням срок в десять минут мы выйдем не слишком сильно. — Некоторым нравится, когда их бьют по яйцам, боллбастинг называется. Разве это не жутко больно? На биологии нам рассказывали, что это одна из самых сильных болевых реакций после родов и горения заживо.
Уточнение «на биологии нам рассказывали» было не просто так. Мы с Наоми были в разных группах университета. Вообще впервые встретились на тренировке, когда чирлидерши и наша команда выступали совместно, отрабатывая будущий матч.
Это было три года назад.
— Кхм, знаешь, честно тебе скажу, сам по шарам никогда не получал. Сильно, имею в виду. Только случайно и по мелочи. Но да, это было чертовски больно. Глупая природа разместила ахиллесову пяту прямо у всех мужчин между ног, — вздыхаю я.
— Недаром каждую девчонку у нас, в Уинтервилле, учат паре приёмов, нацеленных на удар именно по яйцам, — гордо произносит она, заканчивая с причёской.
— Ваш райончик — это что-то с чем-то, — улыбаюсь и качаю головой. — Переезжай лучше в китайский квартал. Там хотя бы девушки занимаются женскими делами, а не изучают методы уличной борьбы.
Провоцирую, но с ней можно. Это такая игра.
— Очень смешно! — фыркает Наоми. — Вот за такое тебя и называют расистом, «белый и пушистый». Ещё и сексистом надо бы назвать вдобавок. И я не китаянка — уж кому, как не тебе, это знать.
В меня бросают каким-то тюбиком крема, к счастью — закрытым, так что легко ловлю его, крутанув между пальцами.
— Это меня-то? Я же взял Майкла в атакующий состав. Сам пригласил, даже не дожидаясь, пока тренер не спросит: «Где чёрные, Эйден? Почему в «атаке» идут одни белые?!» Вот и выбрал наиболее адекватного и спортивного.
Тюбик перебрасывается обратно.