Н 6 (СИ) - Ратманов Денис. Страница 11

— А теперь, если не затруднит, давай пройдем в мой кабинет, и ты расскажешь все об этом парне, — предложила врач.

Отказываться я не стал.

Глава 6. Восточный колорит

1 мая 2024 г., Шереметьево

«Жадно так глотает солнце два серебряных крыла», — пел Микроб в моей голове, а я сидел возле иллюминатора и смотрел на мелькающие плиты взлетно-посадочной полосы. Мы всей командой летели в Фергану. Везли туда гимн «Титана» и десяток болельщиков, включая фотографа Олега, но автора текста с нами не было.

Рядом со мной зажмурился Гусак и беззвучно шевелил губами — видимо, молился.

Погосян, сидящий позади нас, не выдержал, сунул голову между спинками кресел, ударил Гусака с двух сторон по плечам да как гаркнет:

— Падаем! Помогите!

Гусак заорал, попытался ударить локтем Мику, но тот успел отшатнуться, заливаясь от хохота.

— А-ха-ха!

— Ну ничего, вот приземлимся… — прошипел Гусак, поглядывая на стюардессу.

— Если! Если приземлимся, — не унимался Погосян.

— Мика, ну зачем? — возмутилась Дарина, которая выучилась на спортивный массаж и теперь ездила с нами и, на счастье Погосяна, имела доступ к нашим телам.

— А ну прекратили! — рявкнул впереди сидящий Матвеич, вспомнив, что он капитан команды. — Что за детский сад!

Самолет вздрогнул, отрываясь от земли, и Гусак вцепился в подлокотники, втянул голову в плечи. А мне нравилось летать. Нравилось смотреть, как кары и самолеты превращаются в крошечные игрушки, дома — в коробочки, дороги — в серые нити.

Особенно нравилось лететь в облаках, похожих на кораллы, но сегодня самолет нырнул в серую муть, а когда вынырнул из нее, внизу расстилалась светлая безбрежность туч.

Смотреть не на что, оставалось только думать. А думалось об одном.

Вот спроси любого, хочет ли он читать мысли, большинство ответит — да. Сколько романов писано-переписано на эту тему. Телепатия дает могущество, власть… и обрекает на одиночество, потому что все врут и лицемерят. Врут грязно, бессовестно, без оглядки на близких, чтобы выгородиться, обелиться, а порой — и без «чтобы», а просто так. Иногда проще не знать, что окружающие думают, особенно — в моменты гнева.

Но вкусив красную таблетку, расстаться со знанием сложно. Но вдвое сложнее найти человека, заслуживающего доверие.

Как я и думал, Микроб прыгнул с моста из-за Леры, правда, подробностей никто не знал. Мне было очевидно, что, когда у Федора пробудился дар, он научился считывать намерения, примерно как я, а может, у него вообще склонность к телепатии. Вот и открылся наивному мальчику мир во всей его красе.

Погосян, разгневанный поступком Леры, горел желанием стереть ее в порошок и принялся ей наяривать и угрожать. Гусак с радостью присоединился. В итоге девушка перестала отвечать на звонки и, кажется, вовсе уехала из города — опасалась, что мы устроим травлю.

Мне было все равно, что с ней. Главное, чтобы Микроб в себя пришел и не потерял жажду жизни. Казалось, что я могу ему помочь, правда, осуществить задумку было сложно: Федора вырубили транквилизаторами, потому что его реальность превратилась в кисель, и он мирно пускал слюни в своей палате.

Даже если меня к нему пустят, не факт, что он будет в состоянии воспринять то, что я ему скажу. Когда он придет в себя, договорюсь с заведующим о визите. Если не договорюсь по-хорошему, подключу Семерку, у нее есть ключ от всех дверей — ксива.

Вернуть в строй Микроба нужно побыстрее, чтобы команда поднялась со дна рейтинговой таблицы, потому «лучшего в мире» я берег для Федора. Звонил в больницу и интересовался его состоянием, но ничего утешительного мне не говорили.

Лиза не писала, я не писал ей. В преддверии матча с «Нефтяником» мы убивались на поле, и силы оставались, только чтобы доползти до кровати. Поначалу Лиза мерещилась повсюду, руки сами тянулись к телефону, чтобы написать ей, — но смысл собирать и склеивать осколки?

Она считает, что я виноват перед ней. Что ж. Выходит, у нас разная правда, а если так, правильнее стиснуть зубы и перетерпеть. Но было тяжко. Если бы не адские физические нагрузки, точно сорвался бы.

Стоило увидеть высокую девушку с длинными русыми волосами, и разум накладывал на нее образ Лизы — я вздрагивал, но гнал прочь мысли о ней, чтобы быстрее заросла пустота, которая осталась на ее месте.

Я снова глянул в окно. С одной стороны, прекрасно, что из серой промозглости мы попадем в цветущий ферганский май, но с другой — это стресс для организма. Потому мы летели на день раньше, чтобы привыкнуть к перепаду температур.

Самолет «Москва — Фергана» в пути чуть больше четырех часов. В Средней Азии мы с Аленой… черт! Мысли о ней вызывают застарелую боль. Она была искренней и честной, и таких женщин больше нет.

Зато у меня есть футбол, а топор, воткнутый в спину, рано или поздно попадает в руки и становится оружием.

В общем, с Аленой мы в Средней Азии так и не побывали, хотя планировали. Так что, можно сказать, я закрываю гештальт, но — в одиночку.

Через три часа полета тучи рассеялись. Внизу простиралась пустынная местность с редким вкраплением сел, а на подлете к Фергане открылся вид на горную гряду. Да, я не рассчитывал на буйство красок, но эти горы были совсем лысыми, и вообще, если сверху смотреть, то все здесь как-то скудненько.

А прямо под нашим самолетом раскинулся город. С такой высоты я не мог оценить восточный колорит, просто знал, что он там есть.

Когда стали снижаться, город начал махать нам алыми знаменами — Первомай ведь! Мы самое интересное пропустили. Наступали вечерние часы, когда после демонстрации люди расходятся на пикники, гуляют, поют песни.

Здание аэропорта было небольшим, ухоженным, и даже более советским, чем все те, что я видел в этой реальности раньше. А когда мы, сняв куртки, в которых взмокли за столь короткий путь, уселись в автобус и покатили в город, я и вовсе удивился.

Ощущение было, будто мы попали в советский южный город, причем перенеслись во времени в восьмидесятые — никакого ожидаемого восточного колорита! Привычные сталинки, билборды с ударниками труда, улыбающиеся чернобровые женщины.

Да, я знал, что Фергана — город относительно молодой, основан в девятнадцатом веке Скобелевым, а расцвет его пришелся на советское время, когда тут было построено множество заводов. В моей реальности почти все они закрылись с развалом Союза, а здесь их сохранили и модернизировали, и население этой Ферганы вдвое превосходило количество жителей той. Но ведь должно же быть тут хоть что-то национальное!

Пока ехали до гостиницы, находящейся недалеко от центрального стадиона «Фергана», единственное восточно-колоритное, что я увидел, это мечеть.

Прямо разочарование. И это при том, что я знал историю Ферганы. А простой обыватель, направляясь сюда, вот, как Гусак, будет ерзать и спрашивать, где верблюды и женщины с закрытыми лицами. Единственное, что радовало — солнце, от которого с непривычки болели глаза, теплый и густой воздух и зелень. Не только сосны и туи, но и лиственные, многочисленные каштаны, которые уже выбросили свечки, но еще не расцвели.

Да и среди людей, которых удалось рассмотреть из окна автобуса, было много славян.

— Я думал, тут девчонки в тюбетейках и с косичками, — выказывал недовольство Гусак. — Так посмотреть хотел! А они — обычные.

— Ты поди тронь такую обычную, — делился опытом Колесо. — Родственники набегут, женилку оторвут. С бабами тут надо — аккуратнее.

— Это вам в Ташкент надо, — сказал Матвеич, который много где побывал. — В Фергане ничего нет, что вы хотите, за таким в кишлаки ехать надо. Там вам и ослы, и верблюды, наверное. А вот рынок, — он мечтательно закатил глаза, — я б туда пожрать сходил. Вот сколько ездил — нет ничего вкуснее среднеазиатской уличной жратвы.

— Это да, — закивал Колесо. — Гастрономический оргазм!

— И что, даже на рынок мы не попадем? — заныл Погосян.

— И я бы сувениров купил, — поддержал его Бурак.