Смерть старого мира (СИ) - Шамова Марина. Страница 11

«Пф, да хоть и из Амальгамы — бери шестьсот шестьдесят седьмого и далее — они больше все равно ни на что не годятся, зелень слабосильная!»

Касаемо дел Загранных у Мельхиора всегда находилось объяснение и оправдание любой предлагаемой им дикости. Впрочем, после этого он замолк и не донимал Агнессу до конца мытья посуды и большую часть времени возни в подвале.

В компании младшего брата разбор продуктов в леднике тоже спорился, хотя Дэмьену приходилось тратить немало времени на угадывания того или иного предмета. Впрочем, где-то в середине процесса к ним присоединилась Магрит и мальчишка под благовидным предлогом сбежал — «маменьку» он боялся с младенчества. Агнесса его не винила и деликатно молчала в ответ на всякое сетование опекунши, что-де ребёнок совсем лишён почтения к взрослым и дурно воспитан.

Коль скоро не прилагать никаких усилий к воспитанию — какого результата можно ждать, спрашивается?

Протерев запылённые банки в одном углу подвала и перевесив замороженные туши в другом, где температура была значительно ниже нуля, Агнесса попыталась было ретироваться наружу, чтобы согреться — поскольку и в «плюсовой» части ледника холод стоял под стать поздней осени, но Магрит не позволила:

— Не спеши, — строго заявила она, нависая над проёмом и загораживая девушке путь. — Там говядина подтухать начала, могла бы и сама догадаться морозные чары подновить. Вот наградит Господь Всемогущий всяких бездарей силами, а они даже толком применить их не могут на благо дома!

Агнесса, которая только что своими глазами видела сияющие ровным бело-голубым светом руны, вырезанные в камне, которым был выложен подвал, пробормотала, чуть постукивая зубами от холода:

— Н-но матушка, уверяю вас, заклинание в полном порядке, я проверила!

— Что за ленивая девчонка! — всплеснула руками Магрит, поджимая губы и хмурясь. — Иди и делай, что тебе велено!

Девушка поняла, что объясняться с опекуншей — себе дороже, и, тихо вздохнув, вновь спустилась в подвал и впустую проторчала у центральной рунической вязи четверть часа. Ведь не донесёшь до «не одарённых», что чрезмерное вливание энергии в заклинание может обернуться совершенно непредсказуемыми и дурными последствиями! К примеру — заморозить дом целиком, со всеми его обитателями. Ей хотя бы повезло, что Магрит и Джордж были из той прослойки общества, что не могла даже ощущать биение магии — только очень сильной. То есть, сотворение небольшого заклинания поблизости проходило для таких людей незаметно, да и сами они могли, разве что призвать духа-помощника, тщательно следуя прописанному ритуалу и используя заёмные компоненты.

Индивидуальный коэффициент магического резонанса — или ИКМР, кратко — у них колебался от единички до тройки, и для «настоящих» магов они были чем-то вроде грязи под ногами. Их презрительно называли «недородками», или, чуть помягче — уже упомянутыми «бездарями».

В случае с чарами в подвале их «талантов» хватило бы, максимум, чтобы запустить или остановить действие сложного поддерживаемого ритуала морозных чар, наложенных гораздо более сильным магом из городской службы. Агнесса со своим уровнем резонанса и багажом школьных знаний могла воздействовать на потоки энергии в системе и разобрать часть неполадок по свечению тех или иных символов в круговой вязи, опоясывающей все помещение ледника. Впрочем, это было доступно и «счастливому большинству» — обладателям ИКМР от четырех до пяти включительно. Пройдя специальное обучение в школе, для них — не дешевое, они могли присоединиться к широким кругам слабых магов с пригодным к использованию Даром, которых в обиходе равные и слабые звали Ремесленниками, а более сильные собратья уничижительно-снисходительно нарекли «мажонками». Изрядная часть из них, правда, никогда не получала специального обучения и оставалась магами-интуитами или самоучками, избегающими серьезного колдовства, покуда жизнь дорога.

Агнесса перепроверила все потоки в системе и влила немного собственной силы в четвертый, активный, и седьмой, до поры спящий, защитные контуры. На ее месте иной ремесленник свалился бы с ног, неспособный напрямую использовать энергию своего Резонанса в ритуале.

Ей же было проще — на жетоне, выданном еще в детском доме при удочерении, красовалась семёрка.

ИКМР замерялся в пять и в шестнадцать лет, и, как правило, оба результата совпадали. В редких случаях коэффициент при повторном замере оказывался отличным от «детского» в плюс, что давало его обладателю надежду на стабильный рост при хорошей практике, но чаще всего его значение было своего рода приговором. Видимо, жетон был наследием периода жизни, которому в ее памяти не нашлось места. Та же семерка обеспечила ей льготное поступление в специализированную школу для детей, предрасположенных к Ремеслу, иначе не видать бы ей даже такого примитивного обучения, как ушей своих.

В общем, сама Агнесса принадлежала к немногочисленной — не более одной десятой населения — группе обладателей «полновесного» Дара с ИКМР от семи до девяти. Обладание такими показателями, обычно, было сопряжено с крайне выдающимися родственными связями. Общеизвестно, что в Англии обитатели Верхнего Лондона поголовно имели ИКМР не ниже семи, а у Его Величества обязательно была «девятка». Впрочем, «самородков» хватало и в Нижнем — вероятно, из-за весьма условного представления о морали «одарённых» магов, гласящего, что им, магам, можно всё.

Оставалась «десятка» — полумифический показатель, присущий абсолютно «неотмирным» людям. Их отлавливали сразу после обнаружения потенциала и изолировали, поскольку «десятки» были опасны для всех, включая себя. Эти очень отрешённые и рассеянные личности могли в задумчивости своей движением ресниц открыть Разлом в Амальгаму или Кризалис, или в любой из известных и неведомых миров. Прорыв сущностей Той Стороны обращался многими тысячами жертв здесь, и оттого «десяток» всю их недолгую жизнь держали под строжайшим надзором. Впрочем, они сами выгорали слишком быстро — бытовало мнение, что в этом мире им было слишком скучно.

Со всеми этими премудростями Агнесса познакомилась в школе — как раз, когда при поступлении подтверждала собственный первичный коэффициент шесть лет назад.

Администрация не поверила жетону и сопроводительному письму из центра распределения беспризорных детей — учитывая, кто привел Агнессу учиться, — и предпочла провести собственный, внеплановый замер. Тесты, которые проводил учитель, предполагали инстинктивное решение задач, а часть исследования, связанная с изучением самой Агнессы через цветные стёклышки разной формы, и вовсе была похожа на игру. Девушка отчётливо помнила, как изумился старик, сведя воедино все полученные результаты и получив столь высокий итоговый коэффициент, равно и его риторический вопрос — как у таких «бездарей» могла родиться такая одарённая дочь? Решив, что он не общался с администратором школы, Агнесса пояснила, что не является родной чете Баллирано, а о своих настоящих родителях ей неведомо ничего. Условия анонимного удочерения были строги и даже сама девушка не могла выяснить, каким образом и откуда она попала в Лондонский приют, что её, безусловно, тяготило.

«Позже, — думала она. — Когда вырасту и выучусь, можно будет что-то придумать, наверное, и добыть из архивов свое дело.»

Впрочем, особо распространяться о своих проблемах с памятью Агнесса не стала, решив, что, однажды, разберётся с ними самостоятельно, а пока — будет прилежной и послушной дочерью добрых людей, приютивших её под своей крышей.

Тогда она ещё не знала, что эта «крыша» никогда не станет настоящим домом ни ей, ни другим детям, которых взяли из того же приюта ради государственного пособия. После неё под крыло Баллирано попали очаровательные близнецы. Потом Лаура, Сандро и последний — совсем крошка Дэмьен. Все они были младше её. Комплекса ответственности ей никто не прививал, он сам возник, когда на руках у тогда ещё одиннадцатилетней Агнессы оказался свёрток с младенцем, которого нужно было срочно успокоить, потому что у Магрит он, почему-то плакал, не переставая. Кто ж поймёт, что творится в голове у полугодовалых малышей? Агнесса и не пыталась — тискала его и укачивала, напевала песенки, услужливо всплывающие в памяти, и всем сердцем обожала чудесного мальчугана, который солнечно ей улыбался.