Похищенный - Коллинз Макс Аллан. Страница 40

– Вот она, сосисочная, – сказал я.

С левой стороны улицы стояло покосившееся, обветшалое строение, функционирующее в летнее время. По-видимому, это заведение не работало уже несколько сезонов. Перед этой жалкой маленькой палаткой находилась не менее жалкая покосившаяся терраса. Я развернул машину и остановил перед ней.

– Позвольте мне, – сказал Кондон и вышел из машины.

Он поднялся по невысокой лестнице на террасу, ступеньки гнулись и стонали под его весом. В середине террасы лежал большой плоский камень – я видел, как Кондон нагнулся и поднял его. Он быстро вернулся с конвертом в руке.

Почти прямо над нами горел уличный фонарь. Он разорвал конверт и прочитал записку вслух:

– "Пересеките улицу и двигайтесь вдоль кладбищенской ограды в направлении 233-й стрит. Я вас встречу".

– Это далеко, профессор?

– Примерно с милю. Упомянутая ограда окаймляет кладбище Вудлоун с севера, 233-я стрит идет на север, потом сворачивает на запад и пересекает Джером Авеню примерно в миле от этой сосисочной. Она образует северную границу кладбища.

– И что это значит?

– Вам придется еще раз развернуть машину.

Я сделал еще один разворот. С одной стороны от нас был холмистый, заросший деревьями парк, с другой – длинное, огороженное железным забором кладбище. Улица как будто вымерла: ни машин, ни прохожих.

– Это Вудлоун, – объяснил Кондон. – А этот парк называется Ван Кортленд.

– Вам лучше бы было поехать с тем таксистом, – сказал я.

– Возможно, детектив Геллер, но если меня прижать, я признаюсь, что с вами и вашим пистолетом я чувствую себя увереннее.

Мы продолжали ехать по Джером Авеню вдоль кладбища и остановились примерно в шестидесяти футах от того места, где ее пересекала 233-я стрит. Впереди была треугольная площадь перед входом на кладбище Вудлоун, тяжелые железные ворота были затворены и, несомненно, заперты.

Я подъехал к тротуару.

– Идите и встаньте у этих ворот.

– Вы думаете, похитители имели в виду это место?

– Да. Идите. Я вас подстрахую отсюда.

– Я думаю, это разумно. Они не войдут со мной в контакт, если я буду не один.

– Если что – я здесь.

Он кивнул и большими шагами направился к площади, нахально оглядываясь по сторонам. Он явно не стремился оставаться незамеченным.

Он вел себя правильно. Нам нужно было, чтобы похитители увидели его.

Он принялся расхаживать взад и вперед. Достал из кармана записку, прочитал и перечитал ее, явно стремясь дать сигнал представителям банды похитителей, которые могли наблюдать за ним. Никого и ничего. Он походил еще немного.

Прошло минут десять ожидания, и затем он промаршировал к машине. Сел на сиденье рядом со мной.

– Не знаю, что случилось, – сказал он. – Там никого нет. Мы приехали вовремя?

– Сейчас пятнадцать минут десятого, – сказал я. – Возможно, мы подъехали немного рано. Здесь потеплее. Посидите несколько минут.

Мы сидели молча. Ветер за окном разговаривал за нас.

Потом Кондон сказал:

– Там кто-то есть!

По Джером Авеню по направлению к нам шел невысокий, смуглый мужчина, прикрывая лицо носовым платком.

Кондон быстро вылез из машины и пошел к мужчине.

Мужчина шел к нему.

И прошел мимо профессора.

Кондон повернулся и встал посередине тротуара, почесывая голову и глядя вслед удаляющемуся прохожему. Потом старик посмотрел в мою сторону, пожал плечами и снова пошел к железным воротам, где снова принялся расхаживать взад и вперед.

В половине десятого я забеспокоился. Начал думать, что ничего не произойдет и возможно потому, что я поехал с ним. Еще мне было интересно, где прячется человек Уилсона; я полагал, что Уилсон поставил одного или нескольких человек следить за домом Кондона и что за нами должны были следить. Однако тот, кто за нами следил, был, вероятно, чертовски хорошим шпиком, поскольку я не чувствовал его присутствия. Здесь были только я, Кондон, ночь, ветер и половина покойников Бронкса.

Кондон стоял спиной к железным воротам, слегка покачиваясь на каблуках.

И в этот момент, словно в фильме о доме с привидениями, через железные ворота к профессору вытянулась рука.

Я подался вперед, хотел уже окликнуть его, но профессор снова начал ходить взад и вперед по площади перед воротами. Он отошел от руки довольно далеко и смотрел во все стороны, кроме той, где была рука.

Неожиданно рука исчезла только для того, чтобы через несколько секунд высунуться снова с чем-то белым. Этот белый предмет затрепетал в воздухе, как птица. Рука размахивала белым платком. Кто бы там ни находился за воротами, он отчаянно пытался привлечь внимание профессора, не окликая его.

В конце концов Кондон заметил это и быстро подошел к воротам, где начал разговаривать с кем-то, стоящим за ними. Я опустил стекло на своей и два стекла на другой стороне, но ничего не услышал, кроме шума ветра.

Они проговорили примерно две минуты, и неожиданно Кондон попятился от ворот.

Я услышал, как он крикнул:

– Нет!

Я положил руку на рукоятку пистолета.

Затем я увидел фигуру человека в темном пальто и шляпе, который перелез через ворота, спрыгнул и приземлился почти у ног Кондона. Несколько мгновений двое мужчин смотрели друг на друга – один стоя, другой – припав к земле, словно кошка.

– Это слишком опасно! – сказал мужчина и бросился бежать. Почти на голову меньше Кондона, мужчина побежал по диагонали через улицу почти передо мной, однако я не видел его лица, скрытого опущенными полями темной фетровой шляпы.

У ворот появился кладбищенский сторож – видимо, его присутствие напугало мужчину в темном пальто – и закричал:

– Эй! Что здесь происходит?

Однако Кондон не обратил на это внимания. Старик побежал через улицу за мужчиной. Я видел их обоих и мог присоединиться к преследованию, однако профессор бегал хорошо, и я предпочел остаться сторонним наблюдателем.

Мужчина побежал на север к парку, Кондон преследовал его с криком:

– Эй! Вернитесь! Не будьте трусом!

Мужчина остановился, повернулся и стал ждать Кондона. Они углубились в парк всего на несколько сот футов. Сторож не захотел даже выйти из-за ворот; он остался внутри охранять мертвых. Кондон и его визави оживленно разговаривали у группы деревьев возле небольшого домика садовника, перед которым стояла скамья.

Кондон указал на скамью, мужчина подумал немного и сел. Кондон сел рядом.

Они сидели и разговаривали. Прошло довольно много времени.

Я подумывал о том, чтобы выйти из машины, пробраться через деревья и кусты и подслушать их, но отбросил эту мысль. Приятели этого мужчины могли наблюдать за мной, и я мог испортить все дело. К тому же я прекрасно видел Кондона и мужчину в темном пальто и в случае необходимости мог достичь их в считанные секунды.

Но ничего не происходило. Они просто сидели и разговаривали.

А я продолжал томиться, положив пистолет на колени и оглядываясь по сторонам, надеясь заметить хоть кого-нибудь еще: похитителей, сотрудников министерства финансов, случайных свидетелей – кого угодно. В эту ночь весь Бронкс был, как кладбище Вудлоун.

В конце концов, спустя целую вечность они встали.

И пожали друг другу руки.

Мужчина в темном пальто повернулся и пошел на север, исчезнув в лесистом парке. Кондон проводил его взглядом и медленным шагом пошел к машине. Он улыбался.

– Думаю, все прошло хорошо, – сказал он, садясь в машину.

– Я бы открыл для вас дверцу, – сказал я, – но мои руки онемели от холода. Вы проговорили с этим парнем больше часа.

– Больше не осталось никаких сомнений, – сказал он. – Мы имеем дело с теми, кто нам нужен. С теми, у кого находится ребенок. Теперь его возвращение лишь вопрос времени.

– И денег. Вы не подозреваете, как близко я был к тому, чтобы к вам подкрасться. Мне нужно было схватить этого сукиного сына.

– Ну и что бы из этого вышло? Вы бы только все испортили!

– Возможно, – сказал я. – Но мне начинает казаться, что эти ублюдки водят нас за нос. Вы знаете, что этот ребенок может быть уже мертвым?