Похищенный - Коллинз Макс Аллан. Страница 45

– Чарльз, – ласково сказал адмирал, – надеюсь, вы знаете, что я пойду на край света, чтобы помочь вам вернуть вашего мальчика.

– Спасибо, адмирал.

– Тогда не удивляйтесь моему вопросу, но разговаривали ли мы с вами недавно?

– Конечно нет. Я получил ваше письмо и велел полковнику Брекинриджу связаться с вами...

– Знаете, когда я звонил сюда, я разговаривал с кем-то, кто назвал себя полковником Линдбергом, но это явно были не вы.

Однажды я сам отколол такую штуку, но на этот раз я был ни при чем.

Бэрридж продолжал говорить с холодной педантичностью:

– Вначале я поговорил с этим Роснером, который сказал – я цитирую: «О, еще один адмирал, да?»

Вскоре после этого я разговаривал с человеком, представившимся «полковником Линдбергом», который отнесся к моей информации совершенно безразлично.

– Джентльмены, – сказал Линдберг, было заметно, что он утомлен и смущен, – мне очень жаль, что вам причинили неудобства и отнеслись к вам неуважительно...

– Чарльз, – сказал Бэрридж, – нам не нужны ваши извинения, ради всего святого, совсем не нужны. Мы просто хотим объяснить, почему нам потребовалось столько времени, чтобы представить вам эту жизненно важную информацию.

– Нам было неприятно, – сказал Добсон-Пикок, изящно держа в руке чашку с чаем, – что нами пренебрегают, в то время как мы прилагаем все усилия, чтобы...

Линдберг поднял руку.

– Вы находитесь у меня. Задержка, по чьей бы вине она ни произошла, уже в прошлом. Командор Кертис, я с благодарностью выслушаю ваш рассказ.

Кертис засиял.

– Я рад, что наконец оказался здесь, полковник. Очень рад. – Он сделал глотательное движение и продолжал: – Вечером девятого марта я присутствовал на собрании членов норфолкского яхт-клуба. Там были все яхтсмены. Дело было срочное – зимние штормы здорово потрепали наши причалы и места стоянки яхт. Вы знаете, что это такое.

Линдберг, который сложил перед собой, словно для молитвы, руки, кивнул.

Кертис продолжал:

– Я уходил с собрания одним из последних. Честно говоря, я тогда немного выпил, но то, что произошло на стоянке автомобилей, моментально меня протрезвило.

Его обогнал старый «гудзон-седан» и фактически закрыл дорогу его зеленому «Гудзону», заставив его остановить машину. Сперва он решил, что кто-то из его друзей-яхтсменов шутит, но потом узнал в шофере Сэма – парня, занимающегося контрабандным ввозом спиртных напитков, которому Кертис несколько раз помогал отремонтировать его лодку.

– Сэм выскочил из своей машины, – сказал Кертис, жестикулируя обеими руками с напряженным выражением лица, – и вскочил на подножку моей. Он наклонился к моему окну и сказал: «Не сердитесь, мистер Кертис! Мне нужно с вами поговорить».

Сэм, который сел на переднее сиденье рядом с ним, «дрожал как осиновый лист». Обычно «хладнокровный» контрабандист заставил Кертиса пообещать, что он никому не расскажет того, о чем сейчас узнает. Кертис пообещал. Сэм сказал, что его послала к Кертису банда, которая похитила ребенка Линдбергов.

– Он сказал, что они заставили его связаться со мной, – сказал Кертис, сопровождая свои слова энергичной жестикуляцией, словно не верил сам себе, – с тем чтобы я организовал небольшой комитет из известных граждан Норфолка, которые будут действовать в качестве посредников... для того чтобы договориться с похитителями о выплате выкупа и возвращении ребенка.

– Почему я? – спросил Кертис. – И почему из всех мест вы выбрали Норфолк, штат Виргиния?

На последний вопрос Сэм ответил, что похитители опасаются, что нью-йоркская преступная группировка Оуни Мэддена может потребовать у них часть выкупа или совершить на них открытое нападение; что касается первого вопроса, то, как сказал Сэм, все знают Кертиса как добропорядочного и законопослушного гражданина. Правда, он помогал бутлегерам с ремонтом лодок, как и многие другие работники судостроительной верфи, но в то же время имел прочную репутацию одного из столпов общества.

– Я спросил его, почему они не обратились к назначенным посредниками представителям преступного мира, о которых сообщали газеты, Спитале и Битзу, – сказал Кертис. – И Сэм ответил, что эта банда считает их мелкими пешками, с которыми нельзя иметь дело.

Я прервал его своим вопросом:

– А этому Сэму можно доверять?

Кертис пожал плечами:

– Я ни разу не изобличал его во лжи или в жульничестве. Я бы сказал, что для человека, занимающегося сомнительной деятельностью, он довольно честен. Иногда я даже хлопотал за него перед береговой охраной.

– Какая у него фамилия?

– Я не знаю. У него много прозвищ.

Линдберг сказал:

– Вы можете с ним связаться?

Кертис кивнул:

– Да. И я думаю, в настоящее время опасно позволять кому-то, кроме меня, вступать в контакт с Сэмом. Я думаю, что ради благополучия вашего сына я должен до поры до времени держать его в тени.

– Согласен с вами, – сказал Линдберг.

– Я прямо сказал Сэму, – многозначительно проговорил Кертис, – что ни при каких обстоятельствах не попрошу у вас денег, полковник Линдберг. Сэм утверждал, что банда понимает это и что ее члены хотят, чтобы выкуп положили в норфолкском банке и выплатили эти деньги только после того, как ребенок живым и здоровым вернется к родителям.

Линдберг прищурился.

– Во всяком случае, это мне сказал Сэм во время нашей первой встречи, – сказал Кертис и следующие слова для пущего эффекта произнес почти шепотом: – Четыре дня назад Сэм снова пришел ко мне. Он сказал, что похитители начинают «нервничать», однако с ребенком все в порядке. Они специально наняли для него няню и кормят его согласно диете, которую миссис Линдберг опубликовала в газетах. Еще они говорят, что купили для ребенка новый костюм.

Все это совпадало с тем, что сказал Кондону «кладбищенский Джон»: нянька кормит ребенка согласно диете; ребенку купили новую одежду после того, как выслали его ночной комбинезон.

– Сэм сказал мне, – продолжал Кертис, – что вы здесь ведете переговоры с другим членом той же самой банды. Сэм говорит, что этот человек хочет получить пятьдесят тысяч, возможно, даже сто тысяч долларов. Однако Сэм говорит, что сможет вернуть вашего сына за двадцать пять тысяч долларов.

Мы с Линдбергом обменялись внимательными взглядами. В прессу не попало ни одного слова о Кондоне, однако норфолкская банда, кажется, знала о переговорах, которые вел Джефси, и об увеличении суммы требуемого выкупа.

– В качестве знака, свидетельствующего об их доброй воле, похитители предлагают, – сказал Кертис, – чтобы эта сумма – двадцать пять тысяч долларов – была помещена в норфолкский банк на имя нас троих... Его преподобия Добсона-Пикока, адмирала Бэрриджа и мое. Нас утвердили как членов комитета посредников.

Закончив рассказ, Кертис откинулся назад, а Линдберг сел и начал разглядывать свои сложенные руки. Горящие дрова в камине потрескивали. Трое джентльменов из Виргинии обменялись смущенными взглядами. В комнате наступило напряженное молчание.

Первым заговорил Кертис:

– Полковник, какой выкуп вы хотите заплатить? Если эта сумма для вас слишком велика...

Не поднимая глаз, Линдберг сказал:

– Я не могу согласиться ни на какую сумму, пока у меня не будет несомненного доказательства, что я имею дело с настоящими похитителями.

Разумеется, он не мог сказать этим троим, что уже давно ведет переговоры с «кладбищенским Джоном». Хотя Сэм уже, кажется, знал об этом. Кертис, Добсон-Пикок и Бэрридж явно не знали.

– Если мой сын действительно у них, – сказал Линдберг, – то они смогут доказать это, описав некоторые его телесные особенности, о которых неизвестно прессе.

Кертис, явно неудовлетворенный ходом беседы, сказал:

– Полковник, я неоднократно говорил Сэму, что никаких денег они не получат, пока ребенок не будет у вас в руках...

Линдберг приподнялся.

– У меня нет никаких сомнений, джентльмены, в ваших добрых намерениях, – он взглянул на Бэрриджа и сказал: – Адмирал, я знаю, что вы хотите только, чтобы у Энн, Чарли и у меня все было хорошо.