Проклятые в раю - Коллинз Макс Аллан. Страница 13

И она быстро вышла.

Комната была совершенно безликой. По-моему мнению, они сняли бунгало вместе с мебелью, возможно, за исключением стоявшего в углу радиофонографа в корпусе орехового дерева, который выглядел новым. Это был темный, полезный, среднего качества предмет, ведший свое происхождение от «Сирса» или, скорей, от «Либерти Хаус». Правда, они немного украсили гостиную — на спинке обитого шерстью винного цвета дивана и такого же кресла лежали белые подголовники. Столики были покрыты салфеточками, но не было почти никаких безделушек.

На одном из столиков стояло несколько семейных фотографий, включая свадебный портрет очень юной, бледной пары, миловидная невеста была немного выше жениха, чья военная форма, казалась, слишком большой для него. Другая фотография, заключенная в богатую серебряную рамку, являла зрителю привлекательную почтенную даму с удлиненным лицом, застывшим взглядом и длинной ниткой жемчуга.

На картине, висевшей над набитой конским волосом кушеткой, было изображено солнце, садившееся за «Алмазную Голову», но рама была европейской работы, и больше ничего в комнате даже отдаленно не было связано с Гавайями, даже выцветшие розовые обои или здорово потертый восточный коврик на полу из твердой древесины.

Арка в стене гостиной вела в столовую с более темной и не поддающейся описанию мебелью. Я успел заметить белый отблеск кухни — следующего за столовой помещения. Спальня, должно быть, находилась за столовой направо, потому что именно оттуда вышла миловидная невеста со свадебного портрета — Талия Мэсси.

Она была в черном — черное платье, черное ожерелье из бус, черный, надетый набок, тюрбан, — словно в стильном трауре по своей обычной жизни, которая умерла прошлым летом. Пряди светло-каштановых волос обрамляли мягкие контуры ее овального лица. Бледный шрам начинался на левой щеке, около рта, и спускался по скуле. Она довольно сильно походила на Изабеллу, тот же рот в форме лука Аполлона, маленький хорошей формы нос и большие голубые глаза, но у Талии они были широко посаженными и выпуклыми — недобрые люди на Ближнем Востоке называют их коровьими.

Но в целом она производила приятное впечатление, фигура у нее была хорошая, разве что немного полноватая. И плечи у нее сутулились — она была довольно высокая, но замечалось это не сразу. И всегда ли у нее была такая неуверенная походка? Она вошла почти крадучись, будто пребывая в состоянии постоянного смущения. Или стыда.

Однако эти ясные глаза смотрели на нас открыто, моргая лишь изредка, в результате чего выражение ее лица было апатичным, отстраненным.

Изабелла поспешила вперед и обняла кузину, потоком изливая слова сочувствия, но когда они обнялись, поверх плеча Изабеллы Талия смотрела прямо на меня. Похлопывая Изабеллу по спине, словно в утешении нуждалась она.

— Я должна была приехать раньше, — сказала Изабелла.

Талия судорожно улыбнулась в ответ, когда Изабелла взяла руку кузины в свои и две девушки встали рядом. Изабелла казалась более светлой сестрой Талии.

Дэрроу выступил вперед с отеческой улыбкой и взял руку Талии в обе свои большие лапы. Изабелла отступила, оставляя Талию в центре внимания.

— Моя дорогая, я — Кларенс Дэрроу, — сказал он, как если бы существовали какие-то сомнения, — и я приехал сюда помочь вам и вашей семье.

— Я очень благодарна.

Улыбнулась она, похоже, не от чистого сердца, голос ее прозвучал тихо, гортанно, почти без модуляций. Ей был двадцать один год — замуж она вышла в шестнадцать, согласно тому, что я прочел на «Малоло», — но я бы дал ей по меньшей мере двадцать пять.

Дэрроу представил Лейзера — «мой выдающийся советник — помощник» — и меня — «мой следователь — он только что закончил работу по делу полковника Линдберга», и Талия удостоила нас кивка. Затем Дэрроу усадил ее на кушетку под картиной с «Алмазной Головой», Изабелла села рядом, поближе к ней, и, желая оказать поддержку, взяла Талию за руку.

Лейзер придвинул кресло для Дэрроу, чтобы сидя он мог видеть Талию. Я нашел стул с тростниковой спинкой — кстати, никогда не встречал более неудобного стула — и придвинул его к креслу Дэрроу. Лейзер предпочел остаться на ногах. Сложив руки на груди, он наблюдал разворачивающуюся сцену сквозь свои все замечающие глаза-щелочки.

Талия отняла свою руку у Изабеллы и сделала это со слабой улыбкой, но было очевидно, что от рукопожатия кузины ей не по себе. Она аккуратно сложила руки на коленях и подняла на Дэрроу большие апатичные глаза.

В ее взгляде сквозила усталость, в тоне — отвращение.

— Я, разумеется, горю желанием поговорить с вами, — сказала Талия. — Я сделаю все что угодно, чтобы помочь Томми и маме. Но надеюсь, не будет необходимости... снова вытаскивать на свет всю эту гадость.

Дэрроу устроился в кресле, его тон и улыбка оставались отеческими.

— Если бы это зависело только от меня, я пощадил бы вас, дитя. Но если мы хотим защитить...

— Это другое дело, — почти грубо прервала Талия. — Те насильники не находятся под следствием, как, впрочем, и я. Дело касается того, что сделали Томми и мама и те двое матросов.

Улыбка исполнилась сожаления.

— К несчастью, дорогая, эти два дела не могут быть разделены. То, что они сделали, вытекает из того, что сделали с вами... И не понимая, что случилось с вами, суд рассмотрит то, что совершили ваш муж и мать, как простое... убийство.

Она раздраженно поморщилась, но глаза остались широко раскрытыми.

— Я понимаю это, как никто другой. Но вам же предоставили стенограммы того, что я говорила на суде. Разве этого недостаточно?

— Нет, — твердо ответил Дэрроу. — Мои помощники и я должны услышать эти слова из ваших уст. Нам нужно задать свои вопросы. Здесь нет стенографистки, но мистер Геллер сделает некоторые записи.

Я воспринял это как команду достать блокнот и карандаш.

— А кроме того, — продолжил Дэрроу, сделав мягкий жест в ее сторону, — вы должны быть готовы, юная леди... поскольку велика вероятность того, что вас вызовут на свидетельское место, чтобы вы снова рассказали свою историю.

Из груди у нее вырвался резкий вздох, она посмотрела на боковую стену, отвернувшись от Изабеллы. Та наблюдала за ней с сочувствием, но и смущенно. Наконец Талия повернула голову к Дэрроу.

— Простите, — сказала она. — Я действительно хочу помочь. Пожалуйста, спрашивайте.

Но ее лицо оставалось овальной маской, лишенной каких бы то ни было эмоций, видна была только белая линия шрама, спускавшаяся по скуле.

Дэрроу наклонился вперед и потрепал ее по руке.

— Спасибо, дорогая. А теперь — я постараюсь сделать это как можно менее болезненно. Давайте начнем с вечеринки. Насколько я понял, вы не хотели туда идти?

Коровьи глаза полузакрылись.

— Когда моряки собираются вместе, они слишком много пьют, сами стесняются и смущают своих жен... хотя женщины тоже очень много пьют. К тому же, мне совсем не нравилось это дешевое заведение.

— Вы имеете в виду «Ала-Ваи Инн»? — спросил я.

Она не уклонилась от взгляда.

— Верно. Громкая музыка, разнузданные танцы, контрабандная выпивка... если уж быть откровенной, я считаю это дурным вкусом и слишком утомительным. Каждую субботу вечером в «Ала-Ваин Инн» устраивается «Морская ночь» — персонал отдает заведение в руки моряков, и те буйствуют вовсю.

— А в тот вечер? — спросил я. — Буйствовали?

Она чуть пожала плечами.

— Да нет. Скука была смертная.

— Тогда зачем вы пошли? — спросил я.

— Я пошла только из-за Томми и Джимми... лейтенанта Брэдфорда... и другого офицера, который зарезервировал столик для них и для нас, их жен, ну и как я могла допустить, чтобы Томми пошел один? Но как только я туда пришла, то очень скоро просто устала от всей этой ерунды.

Дэрроу спросил:

— В котором часу вы ушли, дорогая?

— Вскоре после половины двенадцатого. Но я не совсем ушла. Я решила пройтись пешком и подышать свежим воздухом.

— Вместе с кем-нибудь?