Счастье за углом - Смит Дебора. Страница 6
Козел в предвкушении завилял белым хвостиком.
А я зажег окурок, который нашел в переднем кармане джинсов. Местный табак в самокрутках – культурное наследие Северной Каролины – отличался мягким дымом, но на пустой желудок не шел никак. В нос ударил запах паленых волос. Горящая крошка табака подожгла мне бороду. Пара шлепков, и борода была спасена. Мне не пришлось расставаться с образом музыканта из ZZ Top.
Еще несколько глубоких вздохов. Я чуял приятный запах древесного дыма из ближайших труб, чистый аромат весенней земли и теплые ароматы обеда с кухни Дельты. Горы заворачивали ветер, и он уносил ароматы с кухни Дельты дальше, по всей Ков. Иногда я даже в своей хижине чувствовал запах ее бисквитов.
– Эй, Меттенич, – закричал из дверей кафе Джеб Уиттлспун. – Покер в девять. Как только закроется главный зал.
Я показал ему большой палец.
Покер в девять, к полуночи я буду пьян, к рассвету мы с козлом заснем.
Обычная субботняя ночь.
Около восьми я обслуживал столики, накрытые клеенкой в красный горох. Старые жестяные лампы под потолком заливали кафе теплыми озерами света. Кафе напоминало картину Норманна Роквелла «Мэйберри» и сериал «Уолтоны». Обычно здешняя атмосфера меня успокаивала, но сегодня я был на взводе – не просто в черно-синей тоске, как обычно после заката, а гораздо хуже.
А в кафе было полно счастливых семей. Они приезжали в Ков и Тартлвилль, чтобы полюбоваться видами, пожить на природе, спуститься в каноэ по реке или взобраться на гору. Многие приезжали из Эшвилля, но бывали и гости из далеких от нас Джорджии и Теннеси. И у всех этих семей была общая цель: пообедать в прославленном кафе Кроссроадс, где на огромных тарелках подавали лучшие блюда домашней кухни Юга с потрясающими бисквитами Дельты.
Клео и вторая невестка Дельты, Бека, сновали между столов. Бека ткнула меня локтем.
– Шевели своим подтянутым задом, Томас. – Бека шутливо флиртовала, бесконечно ссорилась и мирилась со мной, постоянно мною командовала. Клео молилась за меня. И обе они предупредили мужей, что лучше прятать от меня оружие, когда я пьян.
Я развернулся с подносом, полным тарелок, и увидел, что на меня глазеет маленький мальчик. Глазеет завороженно, открыв рот. Он был похож на Этана. Каждый мальчик младше пяти лет напоминал мне сына. Каждый мой вздох напоминал о нем. Облака напоминали. Игрушки в рекламе напоминали. Брызги фальшивой крови в сериях «CSI» напоминали. И мне очень хотелось знать, осталось ли у меня полбутылки водки под сиденьем грузовика.
– Мистер, а вы дикий горец? – спросил мальчишка. Его голос дрожал. Он испугался меня.
– Он не хотел вас обидеть, – рядом возник отец мальчика.
Я смог только кивнуть. Слова застряли в горле. А взгляд по сторонам подтвердил, что все в зале таращились на меня. Ну да: два метра роста, борода, мятый джемпер «Джайентс», потертые джинсы, старые кроссовки и налитые кровью глаза. Плюс длинные волосы, завязанные в хвост, и курчавая борода. Конечно, я дикий.
Дельта, улыбаясь, заслонила меня от взволнованных посетителей.
– Нет, это не горец, – сказала она. – Это просто Томас, чудаковатый архитектор из Нью-Йорк Сити.
Мне она прошептала:
– Ты же знаешь, что все мы тебя любим, просто сегодня у тебя странное выражение лица. Ты пугаешь детей и портишь дикарям репутацию. Отдохни.
Я снова кивнул. В горле щипало. Так что я отнес поднос на кухню и вышел к грузовику. Забрался туда и рылся под передним сиденьем, пока не выудил бутылку водки. Наполовину полную, ура.
– Никогда не считай бутылку наполовину пустой, – сказал я Бэнгеру через окно. – Будь оптимистом.
Я щелкнул пальцами – крышка бутылки взлетела в воздух и по высокой дуге отправилась на ржавый пол кабины. У меня были свои ритуалы. Открыв бутылку, я опустил солнцезащитный щиток. Там я наклеил заламинированные фотографии – Шерил и Этан на его первый день рождения, в Центральном парке, смеются среди цветов. И еще одна, вырезанная из «Нью-Йорк таймс», такая же, как десятки других фотографий, изученных, проанализированных, сложенных в архив.
Фотография, сделанная утром 11 сентября 2001 года, когда моя жена с сыном на руках спрыгнула с Северной башни Всемирного торгового центра. Я коснулся пальцем обеих фотографий и сделал первый глоток.
– Кэ-э-э-трин! – Полный подростков джип прокатил мимо. Они махали мне и жали на сигнал.
Я мимоходом помахала в ответ, все еще размышляя об инциденте в отеле, и продолжила свой путь в густом потоке на знаменитом шоссе Вентура, идущим на северо-запад от Лос-Анджелеса. Другие водители махали и сигналили мне – в основном мужчины и мальчишки, прикладывавшие руки к сердцам. Водители трейлеров провожали меня сигналами. Я летела мимо, продолжая махать им, иногда улыбаясь и посылая воздушные поцелуи. Я была прекрасна, богата, и все меня хотели. Я была бессмертна.
Продюсеры «Гиганта», команда из мужа и жены, владели потрясающим ранчо с конюшней для арабских скакунов. Ранчо находилось у самого берега, возле Камарилло. И я планировала провести у них в гостях весь уик-энд, обсуждая сценарий и дожидаясь режиссера. Геральд еще в отеле поцеловал меня на прощание, он торопился на частный рейс. Ему нужно было лететь в Лондон на встречу с инвесторами «Безупречности».
Я нажала на газ, и правая нога отозвалась спазмом. Высокие, облегающие сапоги из страусиной кожи не подходили для езды в такой сильной машине. У меня был целый гараж, заполненный «мерседесами» и «ягуарами», но я любила своих классических «рабочих лошадок». Любовь к скоростным авто я унаследовала от дедушки Нэтти. Он умер молодым – его убили во время драки в горном придорожном баре, но бабушка рассказала мне, что в свое время он был бутлегером и гонщиком. Еще одно знаменитое наследие Нэтти, которое очень не нравилось папе. Сейчас, почти в качестве компенсации своей кармы, я унаследовала ферму Нэтти. Мои помощники управляли ею по инструкции, оставленной папой в завещании. А я все собиралась наведаться в это старое место, но постоянно была слишком занята. Похоже, раз уж я не шла к ферме бабушки, бабушка и ее ферма решили прийти ко мне. В зеркалах. Я вздрогнула. Не думай об этом видении.
Я взглянула на спидометр «Транс-Ам». Всего восемьдесят миль в час. По стандартам скоростных трасс Калифорнии я едва плелась.
– Эй, бабушка Нэтти, смотри, как я умею, – сказала я вслух. И напрягла ногу, выжимая газ, а потом улыбнулась, глядя, как стрелка заползает на отметку девяносто пять. Ветер разбивался о ветровое стекло и трепал мои волосы. Это был прекрасный весенний день, около двадцати градусов тепла, и смог большого города застыл едва заметной лавандовой дымкой на горизонте. Машина поднялась на холм, и я улыбнулась открывшемуся виду, кружевам лимонно-зеленых границ здешних овощных полей. От горизонта до горизонта. Я могла летать.
В зеркале заднего вида мелькнул свет фар. И я нахмурилась, увидев позади знакомый голубой мини-вэн. Из пассажирского окна высунулась рука, игриво помахала мне, втянулась внутрь и вернулась с большой видеокамерой. За видоискателем виднелась седоволосая лохматая голова.
– Черт.
Я знала его. Придурок, даже по агрессивным стандартам местных папарацци. У нас было долгое знакомство, крайне неприятное для меня и прибыльное для него. Он снимал меня в аэропортах по всему миру, ждал на краю съемочных площадок, выскакивал ниоткуда в ночных клубах и ресторанах, а однажды заснял меня загорающей топлесс в Испании. Просмотр этих фото до сих пор был доступен в Интернете, по пять долларов за скачивание файла.
А теперь он собрался снимать, как я еду по шоссе Вентура? В мире скандалов наверняка выдалась скучная неделька. Неужели «Инсайд Эдишн» и «Энтертейнмент Тунайт» так не хватает материалов?
Я была не в настроении. Стерва. Плохая модель поведения для девушки. Эти слова эхом звучали у меня в голове.
А еще бисквиты. Бисквиты бабушки Нэтти, покрытые глазурью. Я внезапно почти ощутила их вкус, совсем как в отеле, и почти услышала, как ее призрак шепчет мне в ухо. Успокойся. Не унывай. Ты будешь желать смерти, но будешь рада, что выжила.