Секрет королевы Маргарет (СИ) - Селезнёва Алиса. Страница 45

– Будь храброй, дочь моя, Ты выбрала тяжёлое бремя. Но скинуть его уже не получится.

В груди кольнуло, и я решилась спросить её то, что мучило меня уже несколько месяцев. Потерянная записка значения не имела. С этим я справилась. Гораздо больше меня волновала истинная причина смерти королевы Элизабет, а ещё помолвка Маргарет с Филиппом.

– Старая королева умерла в монастыре, где настоятельницей была твоя родная сестра. Это она её отравила?

Джульетта улыбнулась и погладила меня по щеке. В этом простом жесте было столько нежности, что я растрогалась и заплакала.

– Раньше тебя это не заботило.

– После смерти Лэндона я пересмотрела многие свои взгляды.

Красивое лицо Джульетты помрачнело.

– Мелинда бы никогда не взяла на душу такой грех. Королеву Элизабет отравила я. – Улыбка матери Маргарет стала печальной. Глаза увлажнились. – Мою старшую и самую любимую дочь выбрал король. Я не могла не помочь тебе стать королевой. Я подкупила одну из монахинь и передала ей яд.

Потом она помолчала и опять погладила меня по щеке.

– Когда твой ребёнок родится, ты поймёшь меня. Что сделано, то сделано, прошлого не воротишь. Забрав Лэндона, Бог наказал меня за это. Забрал жизнь за жизнь… Но я ни о чём не жалею, и ты не жалей, раз уж выбрала короля, а не рыцаря.

Я не стала спрашивать, как она поняла, что я жду ребёнка. А она не спрашивала, почему я молчу. Мы так и стояли, пока не подошёл Гринвид и не помог ей сесть в карету. От набирающих скорость лошадей в воздух взметнулось облако пыли. У Маргарет были неплохие родители. По крайней мере, как родители. Судить её мать я себе не позволила. В конце концов, кто я такая? А ещё я была рада, что она не просила отомстить за Лэндона. Просила только опасаться, но всех и сразу. Кто стоял за Джеймсом Маккензи и оговорил Лэндона она тоже не знала.

Карета уже скрылась из вида, а я всё стояла и стояла и смотрела ей вслед. Что-то подсказывало мне, что с Мейлорами я больше никогда не увижусь, и от этого мне было невыносимо горько, а потом, задыхаясь, ко мне подбежала Роза.

– Ваше Величество, Абигейл! Её схватили и бросили в королевскую темницу…

Глава 32

Роза знала куда идти. Она вела меня прямиком в подвал, в сторону самых страшных и холодных комнат замка. В темницу. В тюрьму. В казематы… Я ни разу туда не спускалась. Боялась. Боялась накликать беду. Думала, что, если взгляну на камеры хоть одним глазком, то непременно окажусь там, а потому всеми правдами и неправдами их избегала. И избегала бы и дальше, если бы Роза не пришла и не сказала о беде, случившейся с Абигейл. Она и правда томилась в темнице. Старуха лежала ничком на сене в одной грязно-серой рубахе, местами порванной, местами запачканной кровью.

Стражники пропустили меня, но двери камеры не открыли. Схватившись за ржавые решётки, я позвала её. Тихо, осторожно, почти шёпотом. Кричать здесь мне казалось кощунством. Абигейл подняла голову и кривовато улыбнулась. Слюна у неё была красная. На нижней челюсти не хватало двух передних зубов.

– Ваше Величество… Вы ли это?

– Что случилось? – спросила я, пропустив мимо ушей сарказм. Старуха подползла ближе, старательно пряча пальцы ног под длинную рубаху. Те тоже были в крови и неестественно выгнуты. Абигейл пытали и пытали жестоко. От жалости к ней мне хотелось плакать.

– Отказалась извести любовницу одного богатея, вот на меня его жёнушка и навела стражников. Сказала, что я служу дьяволу и насылаю проклятия на благородных людей.

Старуха, несмотря на отчаянное положение, по-прежнему хорохорилась, сыпала остротами, громко и вызывающе смеялась. «Железная воля», – мысленно восхитилась я. Абигейл будто не в тюрьме была, а на рынке и рассказывала не о себе, а о какой-то из своих товарок. От боли она иногда сжимала зубы. По лицу пробегала судорога, но потом она отмахивалась и веселилась ещё пуще, словно выступала в цирке. Я не понимала, зачем ей это. Кроме нас в темнице больше не было никого. Только холод, сырость, темнота и стражники. Из всех щелей дуло. В коридорах так и гулял ветер. Поведя плечами, я сняла шаль и просунула между прутьев.

– Возьми. Тут холодно. Нельзя, чтобы ты простудилась.

– Не переживайте, Ваше Величество! Скоро мне будет жарко. На площади в мою честь разведут высокий костёр.

Она снова расхохоталась. Видимо, смех помогал ей не сойти с ума от страха и боли. Мне хотелось сказать ей что-то хорошее, что-то ободряющее и доброе. Что-то вроде того, что я пообещала Сесилии. Я что-нибудь придумаю. Обязательно тебя вытащу. Но язык словно прирос к небу. Нельзя. Нельзя её обнадёживать понапрасну.

– Я постараюсь тебе помочь. Приложу все усилия.

Абигейл посмотрела на меня искоса, но вслух ничего не добавила и не напомнила о данном мной обещании, будто давала выбор или надеялась на мою совесть. И тогда я решила спасти её любой ценой. Не потому, что мечтала вернуться домой. Похоже, Абигейл это было не по силам, а я смирилась и приняла дворец Леонарда и Аелорию. Куда уж теперь, если я жду ребёнка… Я хотела её спасти, чтобы доказать себе, что могу сделать хоть что-то. Хоть что-то хорошее, раз уж не получилось ни со школами, ни с больницами, ни с бесплатной столовой.

Абигейл, словно прочитав мои мысли, снова расхохоталась, однако опять не произнесла ни слова и только покачала головой. Это покачивание могло означать, что угодно. Но я отодвинулась от прутьев решётки и бросилась к кабинету короля. Мимо проносились гобелены со львами, полотна сражений, слуги, придворные, а я всё бежала и бежала, держась то за правый бок, то за сердце. Я носила ребёнка Филиппа. Я была уверена, что носила ребёнка Филиппа, однако за несколько дней до встречи с лесными разбойниками я делила ложе с Леонардом и сейчас хотела это использовать.

Слова, сказанные герцогиней, теперь звучали в моих ушах, как музыка: «Если участь женщины зависит от рождения ребёнка, а она никак не может понести от мужа, то она всегда может попросить помощи у другого мужчины, похожего на её супруга». Я никогда не думала, что стану прелюбодейкой. Никогда не думала, что стану обманщицей до такой степени, но жизнь не оставила мне выбора.

Стражники, подняв копья, преградили мне путь и покрепче прижались к дверям, ведущим в кабинет короля. Я велела им убраться с дороги. Мой голос звучал негромко, но властно. Когда я хотела, я умела навести на людей страх. Такой я себя не любила, но мне пришлось засунуть эту нелюбовь куда подальше.

– У меня важные вести для короля. Они не терпят отлагательств. И вам обоим не поздоровится, если я опоздаю.

Младший из стражников дал слабину и, склонив голову, отошёл в сторону. Я запомнила его лицо. Курносый, симпатичный и такой же зеленоглазый, как я. Толкнув дверь, я пообещала себе наградить его, если выйду от Леонарда живой.

Мой супруг вместе с Джоном Эмберсом склонился над широким столом из красного дерева. Сверху лежали карты. Карты Гвинеда и бывшего Поуиса. Чуть поодаль стоял Филипп. Мой милый, мой дорогой, мой драгоценный Филипп вернулся. Наконец-то вернулся! От одного взгляда на него мне стало нечем дышать. Я забыла об Абигейл, забыла о Леонарде. Мне хотелось обнять его. Хотелось прижаться к его груди. Хотелось плакать и умолять больше не оставлять меня ни на минуту. Без него я чувствовала себя листом, оторвавшимся от дерева. Без него я чувствовала себя никем. А он, как всегда, готовый к встрече с врагами, схватился за ножны и обнажил меч. Наши взгляды встретились, и я увидела в его глазах такую же тоску, какую ежедневно созерцала, глядя на собственное отражение в зеркале. Он помнил меня. Он любил меня. Он страдал без меня…

– Мне некогда, Маргарита. Подожди, когда я закончу. – В голосе Леонарда слышалось раздражение. Он перевернул лицом вниз верхнюю карту, а остальные загородил собой.