Краденая невеста 2 (СИ) - Шарм Кира. Страница 15

– Отец…

Прикрываю глаза.

Теперь мои горящие от поцелуев губы болят совсем иначе. Как и душа.

– Держись, Саида! Я верю, ты сможешь. Я…

– Я стала его женой, папа. По-настоящему.

– Нет! Только не говори мне, что этот негодяй применил силу!

Отец ревет, как раненый зверь.

– Нет. Он не применил. Я… Сама… Сама согласилась. Отец…

Всхлипываю.

Между нами повисает молчание.

Тяжелое. Гнетущее. Слышно лишь рваное хриплое дыхание отца.

– Повтори. Саида.

Его голос становится ледяным.

– Я сама согласилась, отец. Правда. Давид никогда бы не применил ко мне силу. Он… Он совсем не такой!

– Понятно. Не такой, значит. Обесчестил и вторую дочь честно и благородно. По взаимному согласию под дулом пистолета!

– Он не принуждал. Он…

Черт! Как же это все тяжело!

– Значит, я был прав, – ревет отец.

Так и вижу, как его лицо наливается багровой краской.

– У вас что-то было раньше, да, дочь? Одновременно с тобой и с Тамилой! И это после всего, что он сделал с твоей семьей и сестрой! Ты…

– Отец!

Умоляюще выдыхаю. Сжимаю кулаки так, что ногти прорезают кожу на ладонях.

– Ты мне больше не дочь, Саида, – в его голосе не лед. Боль. Такая, что мне становится плохо. Просто плохо.

Меньше всего хочется причинять боль родным людям. Их боль сильнее своей собственной! Всегда!

– Не дочь. Ты еще сильнее меня разочаровала, чем Тамила. От тебя я не ожидал! Как же я мог, старый дурак, рискнуть чужими деньгами и думать, что не прогорю? Да я даже не видел, кого вырастил! И что творилось у меня под носом!

– Послушай. Я…

– Не стоит, Саида. Мать не тревожь. Я сам ей все передам. И… Не звони мне больше!

Он отключается.

А я все так и остаюсь сидеть.

Не мигая, смотрю перед собой и слушаю гудки в телефоне. Каждый из них будто удар в самое сердце.

– Это так трудно. Терять родных, правда?

Вздрагиваю, услышав совсем рядом певучий грудной голос.

Теперь понятно, откуда в голосе Давида этот сводящий с ума бархат. От матери. Его отец говорит жестко. Как будто расстреливает. Уверена, он такой всегда. Наверняка и с сыновьями, даже маленькими, только и делал, что отдавал команды.

– Особенно, когда они живы.

Аиша вздыхает. Усаживается за стол напротив. Улыбается и как ни в чем ни бывало, накладывает себе на тарелку еду.

Странно. Она не выглядит забитой своим мужем. Наоборот. Рядом со мной уверенная в себе ухоженная и цветущая женщина. Хотя после первого, пусть и такого мимолетного, знакомства, я ожидала совсем другого.

– Нет ничего крепче и важнее семьи. Родственных связей. Это наши корни. Те, которые навечно прорастают в самом сердце. Их не вырвать. Разве что только вместе с ним самим. С мясом. Истекая кровью. Но даже тогда. Эти раны не затянутся. Они будут мучить и болеть всегда. Не бойся меня, Саида. Я тебе не враг. Поешь. Ты не притронулась к еде. А силы нужны всем нам. Особенно теперь.

Киваю.

В любом случае, просто так встать и уйти, была бы крайне невежливо.

Наливаю себе чаю. Кладу в тарелку первое, что попадается под руку. Не разбирая.

– Ты не одна страдаешь. В нашей семье тоже все может рухнуть. Карим жесток. И строг. Он не простит Давиду. Это ведь больно. Больно и для родителя и для детей. Только вот ты еще не знаешь, девочка. Не понимаешь. Больнее станет потом. Намного. Стократно больнее. Все мы не вечны. И когда родители уйдут, эта боль станет невыносимой. Простишь ли себя ты сама? Простит ли себя Давид?

– Вы пытаетесь сейчас навязать мне чувство вины?

Вскидываюсь. С меня на сегодня хватит!

Понятно же было сразу. Не просто так отец Давида оставил здесь свою жену! То, что не удалось сделать силой, она постарается сделать иначе! Чисто по-женски!

– Я?

Аиша остается совершенно спокойна.

Даже в удивлении приподнимает бровь.

Качает головой, отпивая из своей чашки.

– Нет, Саида. Ничего я не пытаюсь тебе навязать, – в ее лице одна только грусть.

– Просто… Это тяжело. Есть раны, которые не заживают. И рубцы, которые не рассасываются. Остаются навечно. Я мать. И жена. И я больше жизни люблю своих сыновей. За каждого из них сама себе сердце готова вырвать. Выстелить им дорогу собственной кровью, лишь бы были счастливы. Когда-нибудь ты поймешь. Ведь ты женщина. И однажды станешь матерью.

Повисает долгое молчание.

Странно, но я не вижу никакой враждебности в этой женщине. Мне кажется, она говорит совершенно искренне.

– А мужа? Мужа своего вы любите?

Задаю, пусть и нескромный, но самый важный вопрос.

Самой интересно. Отец Давида, который так давит на сыновей. Он сам женился по любви, или…

– Да, – отвечает совершенно открыто.

Кажется, ее не смутил и не возмутил мой вопрос.

– Люблю , Саида. Но… Не так, как ты сейчас думаешь. Страсть…

Она медленно перебирает пальцами столовые приборы. Выводит незримые узоры на скатерти.

Явно углубившись в себя. А я почему-то жду продолжения, затаив дыхание.

– У Карима, как и у наших сыновей горячая кровь, девочка. Мой муж всегда. Всю жизнь был влюбчив. Да. Да, детка, – печально удивляется, видя мое недоумение.

– В нем кипели сумасшедшие. Просто безумные страсти. У него были женщины… Много женщин. Те, которые значили для него многое. И те, которые не значили ровным счетом ничего. И до нашей с ним свадьбы. И после. Несколько его романов длились годами. Он содержал этих женщин. Осыпал их золотом и подарками. Покупал им дома. Даже выводил в свет. Ты знаешь наш мир. И наши законы. Мужчина может взять вторую, третью жену. Привести ее в свой дом. Поселить на одной половине всех своих женщин. Любовницей, официальной фавориткой быть не зазорно А иногда даже и почетно. Это.... Это определенный статус. Который таким женщинам позволяет оставаться с высоко поднятой головой.

Только киваю.

Да. Я много об этом слышала. Но никогда не сталкивалась вживую.

Как же она могла так жить?

– У моего мужа тоже были такие женщины. Порой он месяцами не входил в нашу спальню. А виделись мы только за завтраком. Да и то не всегда. Одна из таких женщин чуть не погубила совсем недавно нашего старшего сына, Бадрида. Мечтала о том, что Карим бросит меня и женится на ней. Но не сложилось. И она вернулась, чтобы отомстить. Отыграться. Думала, разрушит то, что принадлежит нашему роду. Нашей семье. У некоторых из этих женщин даже родились сыновья. Откровенно, я даже не знаю толком, сколько их, братьев моих сыновей по крови. Обо всех даже мне не известно.

– И… Как вы жили? Что вы чувствовали? Если вы и правда любили и любите его?

Это шок. Как эта женщина могла терпеть такое? Особенно, если она любила?!

– Любовь имеет мало общего со страстью, девочка. Да. Я не скрою. Это был укол. Болезненный укол прямо в сердце. Когда была молодой и горячей, много слез пролила в подушку. Но у меня была мать. Мудрая женщина. Именно она научила меня тому, что такое на самом деле любовь. Это тепло, которое останется между двумя до самой старости. До смерти. Это партнерство, когда мы оба знаем, что всегда поддержим друг друга. Это равенство. Когда у нас общие цели и интересы. Когда мы оба, каждый своим вкладом, укрепляем семейное дело. Растим своих детей. Это любовь, Саида. А вовсе не постель, какой бы жаркой она ни была. Не романтика и не поцелуи под звездами. Не безумие, которое накатывает на двоих. Где все те женщины сейчас? Карим, прежде терявший от них голову, сейчас даже имен ни одной из них не вспомнит. А мы остались вместе. Мы вырастили достойных сыновей, которых оба любим безмерно. И мы до сих пор идем по жизни вместе. Взявшись за руки. Пусть без сумасшедшей страсти. Только она и не нужна. Она мимолетна. Как спичка, которая вспыхивает и сгорает. Она проходит, Саида. Проходит. Поверь.

– Зачем вы мне все это говорите?

Мне хочется подняться и уйти. Закрыть уши. Но что-то не дает мне двинуться с места. Заставляет слушать эту странную женщину. Женщину, которая, вопреки всему, что говорит, совсем не выглядит несчастной.