Одержимость шейха (СИ) - Рейн Миша. Страница 19

Я позволяю ему ломать себя. Быстро. Грубо. Сильно. Он не останавливается ни на секунду. Трахает все глубже и глубже, пока я не ощущаю, как по моим бедрам начинают вытекать первые горячие капли. И по специфическому запаху крови, вмиг проникнувшему в мои ноздри, несложно догадаться, что это доказательство моей жестоко потерянной девственности.

— Проклятье, — раздается надо мной сдавленный мужской стон, прежде чем он выходит из меня, заставляя испытать поистине адскую боль, и я больше не в силах сдерживать своих рыданий. Под собственный вопль падаю на кровать и сворачиваюсь калачиком. Я не знаю, кончил ли он или остановился, потому что заметил свою оплошность. Не знаю и знать не хочу, даже не смотрю на него. Внутри все горит огнем, душит до самого горла. А потом сквозь отголоски пульсирующих мук я улавливаю в образовавшейся тишине его громкое дыхание.

— Джансу… — задыхаясь, — у тебя… Что за… Кууусссоомак!

Зажмуриваюсь и содрогаюсь от новой волны истерики. Поражение в его голосе приносит мне ещё одну порцию боли. Он животное. Жестокое. Бесчеловечное. И ему нет дела до того, что он только что сделал со мной.

Это чудовище не может сожалеть. Не верю.

Матрас прогибается, и я дергаюсь, сжимаясь еще сильнее, не желая ощущать на себе его грязные прикосновения.

Но как бы не так. Джафар нависает надо мной и осторожно отводит несколько прядей от моего заплаканного лица, а когда просовывает ладонь под мою щеку, чтобы повернуть к себе, я тут же уворачиваюсь. Шарахаюсь от него, потому что противно мне.

Не хочу.

— Посмотри на меня.

Нет. Ни за что.

Трясу головой, буквально задыхаясь отравляющими меня чувствами. И, к моему ужасу, они лишь усиливаются. Так же, как и желание всадить нож в его черное сердце.

— Все еще сомневаешься в моей чистоте? — горький шепот прерывисто слетает с моих искусанных в кровь губ. — Или тебе мало? Хочешь продолжить?

Не смотрю на него, но ощущаю его тяжелое порывистое дыхание.

— Нет. Джансу…

Я не выдерживаю нежности в его голосе и тут же впиваюсь в него таким ненавидящим взглядом, на какой только способна. А в ответ он бьет меня пустотой чёрных потускневших от вины глаз. Лжец.

— Либо заканчивай, либо уходи! — цежу сквозь зубы. — Мне не нужна твоя жалость!

Но, к сожалению, я не справляюсь с ролью железной леди и начинаю плакать ещё сильнее, снова прячась, свернувшись в калачик.

«Уходи. Уйди-и-и.»

Мысленно кричу я. Молю. Требую.

И словно услышав эхо моей нестерпимой боли, Тень, нависающая надо мной, исчезает, как и давление с матраса. Но я все также не шевелюсь. Напоминая собой дрожащий клубок оголенных нервов. И только хлопок двери свидетельствует о том, что он ушел.

Ушел, оставив от меня истерзанную и потрепанную оболочку…

Я даже не помню, как отключилась, а проснувшись на утро, все еще не могла пошевелиться, нижняя часть тела казалась онемевшей.

На тумбочке рядом с кроватью я замечаю поднос. Игнорируя его, выпиваю стакан воды и снова отворачиваюсь, продолжая оплакивать всплывающие кадры прошедшей ночи, что с ужасом появляются в моей памяти все ярче и ярче… И мне не под силу стереть их.

Я плачу весь день, боясь покидать кровать, а тем более комнату, боясь встретиться с ним.

Я еще не готова, и, наверное, никогда больше не буду.

Так и лежу, уткнувшись носом в одеяло, до самых последних лучей солнца, но и тогда встать не получается потому что веки тяжелеют, и я вновь проваливаюсь в дрему.

Правда, уснуть мне мешает звук открывшейся двери. Тело вмиг приходит в напряжение. Сердце замирает, прежде чем сорваться в галоп. Только не он…

— Джансу, — осторожно зовёт… Вазира и я облегченно выдыхаю, но, не получив от меня и звука, она сама прокрадывается к кровати. — Что произошло? Тебе плохо? Встать сможешь? — женщина убирает волосы с моего лица, но я останавливаю ее, перехватив руку.

— Вазира, оставь меня…

Слышу сочувственный вздох.

— Не упрямься. Я пришла помочь. Знаю, что господин провёл с тобой ночь и повёл себя грубо. Поэтому я здесь, — ее голос опускается до шепота, — один человек хочет помочь тебе.

Зажмуриваюсь, ощущая, как она начинает действовать мне на нервы.

— Я помогу тебе сбежать, — секунда и мое раздражение гаснет. — Только нужно идти сейчас, пока господин пьян и спит. — Теперь ее тон переходит на причитание. — Не знаю, что между вами произошло, но я впервые вижу, чтобы он столько пил. Слуги только и таскают в его комнату вино, а младшего эмира он с позором выставил прочь из дворца.

От услышанного в груди поднимается ворох тревожных эмоций.

Подрываюсь сквозь тупую опоясывающую боль, но от резкого движения она становится еще острее. С губ срывается полустон, однако у меня получается ухватиться за руку Вазиры, чтобы прошипеть ей:

— Я не хочу слышать ни о твоем господине, ни о его проклятом брате! Мне плевать! Пусть хоть сдохнут оба. Понятно? Но если ты поможешь мне сбежать, я никогда не забуду о твоей доброте. Все молитвы посвящу тебе! Только помоги мне исчезнуть отсюда! Помоги-и-и, Вазира! — с отчаянием умоляю ее о помощи.

В ответ она с минуту изучает мое лицо, прежде чем прошептать:

— Я помогу. Идем. Нет времени переодеваться, но, когда ты доберёшься до первого пункта, тебе дадут чистую одежду, еду и немного денег. Дальше придется самой. Но на первое время тебе хватит.

— Я согласна. Согласна, Вазира! А кто, — нервно облизываю распухшие губы, — кто мне хочет помочь?

Мне хотелось прокричать это во все горло, потому что я мечтала исчезнуть и прямо сейчас. И вскоре сквозь боль передвигая ногами, я уже следую за Вазирой по темному дворцу, слушая ее советы, не упуская ни единого слова, пока мы не останавливаемся у какого-то подсобного помещения. Она прощается со мной и выводит меня через чёрный выход на улицу, где помогает мне залезть в кузов машины и прикрывает клеенкой…

Глава 12. Воспоминания Джафара

Джафар

Воспоминания

Отбрасываю фотографию зеленоглазой ведьмы и, сжав челюсти, грубо растираю лицо ладонями. Она так похожа на мою погибшую невесту. Сукин сын знал, кого подсунуть мне. Только помимо красоты, которая может любого мужчину поставить на колени, у незнакомки было то, что мне не встречалось ещё ни в одной другой женщине.

Глаза, горящие зелёной войной. Все дело в них. Из-за этих проклятых нефритов я свихнулся еще в тот день, когда встретился со своим старым другом, который и предложил мне огненную ведьму в жены. Хаджиев ушел, оставив на столе конверт с ее фотографиями, так и не получив от меня утвердительного ответа, но я знал, что у него нет ни единого сомнения, что я заберу этот чертов конверт и соглашусь на сделку.

Так и произошло. Но мне было мало фотографий. К тому же я не привык ждать, хотя эта девушка определенно стоила, чтобы ее ждали.

Я даже не понял, в какой момент образ незнакомки завладел всеми моими мыслями. Проник под кожу. Впитался в кровь ядом. Она стала моей одержимостью ещё до того, как я решил увидеть ее вживую, прежде чем вернуться на родину.

Мне не составило труда найти ее. Девушка читала книгу на скамейке в небольшом парке среди высоток. Выражение лица, поза и то, как закрыты были ее тело и волосы шелковыми нарядами — все кричало об ее благородстве. Мне понравилось, что среди современных людей она оставалась недоступной ни для кого.

Джансу.

Я смаковал ее имя во рту, как кусок горького шоколада. Оно будоражило мою кровь, и единственное, чего я желал, это почувствовать аромат ее персиковой кожи, волос, плоти. Я захотел всю ее, особенно когда на ее алых полных губ расцвела улыбка.

Мне потребовались неимоверные усилия, чтобы не подойти к ней и не украсть в тот же час. Я до жути желал наплевать на договор с Маратом и увести ее, спрятать за дюнами песчаных долин. В стенах своего чёрного дворца. Там, где только я мог любоваться ей. Но я не хотел пугать ее. Ни своим внешним видом, ни поведением оголодавшего животного. А я становился таким от одной только мысли о ней.