Одержимость шейха (СИ) - Рейн Миша. Страница 2

— Как зовут господина? — наконец я осмеливаюсь заговорить с ней, не узнавая свой тихий и безжизненный голос.

— Амир Ибн Аль-Мактум.

Сглатываю, а в голове начинают вращаться винтики. Что если я скажу, что принадлежу другому господину? Может, тогда я смогу избежать того, к чему меня так усердно отмывали и наряжали. Я ведь не глупая… все понимаю.

— Это… — облизываю губы, увлажненные фруктовым маслом, — это какая-то ошибка. Я принадлежу Джафару.

Сама сказала. Слова вырвались бездумным ветром.

— Фантазерка ты, хабибти (прим. автора – моя милая).

Почему не верит мне?

Женщина заканчивает надевать на меня тот самый костюм и подводит к зеркалу, завороженно проводя пальцами по обвешанному золотом топу. Я и сама позволяю себе насладиться красотой и проскользить взглядом по красиво убранным в косу с золотом волосам. Не удерживаюсь и провожу по ним пальцами, невесомо, будто жалея себя и успокаивая. Но затем мое лицо прикрывают шелковым чачваном

— Джамиля (прим. автора — красивая). Идем. Хозяин ждет.

Женщина открывает высокие двери и выводит меня в длинный коридор, который я стараюсь не разглядывать, смотря только на закрученные носки туфель. Какая же я несчастная. Пошла против всех, а оказалась в еще большей беде. Одна. В чужой стране. И бороться сил нет. Да и будет ли толк в моем упрямстве? Накажут и глазом не моргнут. К сожалению, я имею представления о такой жизни. Я сбежала из нее. А теперь меня ведут как на убой, и у меня даже слез не осталось. Мысли приглушаются причитанием старушки, потом слышится звук открывшихся дверей, а после меня заводят в просторную комнату с приглушенным светом и ароматом жасмина. На мгновение я позволяю себе насладиться им, не сразу понимая, что на тахте, раскинувшись, как переевший тигр, лежит мужчина, выкатив наружу круглый живот.

— Подойди, — подманивает он меня пальцем, усыпанными перстнями. Но я стою на месте, будто приросшая к полу. Оборачиваюсь, а старухи и след простыл. — Подойди, сладкая, потанцуй для своего господина. Хочу рассмотреть свой подарок поближе.

Не могу. Ни подойти, ни тем более станцевать. Страшно настолько, что мышцы все атрофировались, я вообще удивляюсь, как еще стою под этим липким взглядом темных мужских глаз. Жутких. Бешеных.

— Мне что, приволочь тебя за волосы?! — мужчина, мурлыкающий как кот, за жалкую секунду свирепеет до животного оскала. — На колени, шармута (прим. автора — шлюха).

Каждое слово отпечатывается ожогом на коже. Я не такая! Не шлюха! Меня украли! Я другому предназначена!

Мне хочется прокричать все это в его отъевшуюся рожу. Однако я молчу. Знаю, что, если открою рот, разозлю его еще больше. А то он и вовсе меня убьет. Не принято нашим женщинам перечить господинам. Но я давно грешна перед Аллахом. Только быть грешной перед собой для меня страшнее. Внутри будто струна натянута, сделай шаг — и сама себя порежу.

Гордая. Отец всегда ругал меня за это. А я не могу ничего с собой поделать. Как представлю, что эти жирные руки коснутся самого сокровенного, так внутри все сжимается. Исчезнуть хочется. Сгинуть в раскаленной преисподней. И я сама прокладываю себе туда путь, когда прикусываю до боли язык и качаю головой. Отказываю господину. Потому что не хочу его прикосновений. Не желаю, чтобы меня испачкали, как обычную наложницу, готовую для плотских утех своего хозяина. Видимо, в утробе я была испорчена, раз до сих пор не смирилась со своей участью. Кажется, я всю жизнь прожила в чужом мире, а сейчас попала в самое пекло ада.

Мужчина едва ли не багровеет, а мне дышать становится трудно, а потом… потом он откидывает полы халата и вынимает оттуда хлыст.

— Прошу вас, не делайте больно… я не… — мой голос срывается на крик, когда по моей груди прилетает обжигающий щелчок, разрывая шелковую ткань топа.

То ли от боли, то ли от стыда я падаю на колени и скрещиваю на груди руки. Задыхаюсь огнем, расползающимся по горлу, который прорывается из глаз крупными каплями. Новый удар прилетает мне по спине вместе с ругательствами мужчины. Грязными и оскверняющими до самой глубины души. Прежде чем грубая хватка на волосах вырывает из моего дрожащего горла мучительный стон, а затем я понимаю, что мое тело волокут к мягким подушкам и переворачивают на спину.

— Послушайте, меня похитили… — отползаю от нависающего надо мной мужчины, сердце от паники бьется прямо в горле, лишая возможности говорить. — Я… — сипло, — я не шлюха.

Но его не волнуют мои жалкие попытки оправдаться, более того, они лишь подстегивают мужчину еще сильнее.

— Давно я не трахал таких красивых, — в его глазах плещется грязная похоть, даже ноздри раздуваются так, что я слышу его желание разорвать меня. — Сейчас я научу тебя повиноваться, шармута. Красивая сука, — пыхтит он, скидывая халат и принимаясь развязывать тесемки шаровар.

Шаровары падают вниз, и я взвизгиваю, не в силах закрыть широко распахнутые от шока глаза, когда замечаю покачивающийся перед лицом член. Никогда не видела такое вживую, вот чтоб прям так. И не желаю. Если это проникнет в меня, то сломает. Разорвёт на части, и я не смогу вынести этого. Знаю! Вижу! Чувствую!

— Что смотришь? Нравится? — ухмыляется он, обхватывая себя ладонью, и начинает водить ей по огромной штуке, похожей на обтянутый кожей ствол. — Сегодня он попробует каждую твою дырку. Ты сама напросилась, — рычит он и, склонившись, разрывает юбку до бедер, грубо раздвигая мои ноги коленом. Внезапно чувствую, как его член касается моей обнаженной кожи, и меня буквально выворачивает от отвращения. Не хочу… не так… не с ним…

Часто хватая ртом воздух, упираюсь ладонями в мужские плечи и толкаю, но он лишь смеется, окончательно раздирая на мне остатки одежды.

— Какое у тебя тело, шармута. С ума сводишь.

Мужчина облизывается и набрасывается на мою грудь, слюнявя ее мерзким языком и пыхтя в попытках направить свой член, но его брюхо — это единственное, что спасает меня от адской боли, которая все равно неизбежна.

И я понимаю это, как только что-то твердое упирается мне между ног. Вмиг паника скручивает вены ледяным ознобом, и я превращаюсь в неподвижную ледышку. Тело деревенеет. Становится неподвижным, а я, как в бреду, колючим шепотом умоляю его остановиться, пока громадина, нависающая надо мной, не придавливает меня всем своим весом, лишая возможности вздохнуть. Теплая влага капает мне на лицо и плечи, и по специфическому металлическому запаху я понимаю что это еще до того, как слышу булькающие звуки.

С трудом, но я все-таки сбрасываю с себя дергающуюся тушу, а как только вижу нож, пронзивший его череп, и распахнутые безжизненные глаза, позволяю гортанному звуку вырваться наружу. Но я заставляю себя замолчать и зажимаю рот ладонью, судорожно отползая назад.

А стоит мне заметить в дверях черную тень, тут же замираю. Фигура огромная. С ярко-желтыми глазами, как у зверя, сверкающими из темноты. Они пронзают меня каким-то презрением, осматривая мое нагое тело, как горстку мусора, а меня будто парализовало от его взгляда, пугающего еще больше, чем произошедший ранее ужас.

Потому что он и есть ужас.

Мне не видно его лица, которое закрыто арафатком, только две щели для глаз, но я замечаю в одной из них полосу от шрама, только почему-то это околдовывает еще больше. Это, наверное, все от шока, ведь я не могу оторваться от разглядывания мужчины ростом с гору.

Я не вижу ничего, кроме гипнотических глаз, все остальное будто исчезает, а потом словно сквозь слой ваты я слышу быстрый топот, после чего меня хватают за загривок, рывком прижимая лицом к полу.

— Не смей смотреть в глаза своему господину, шармута!

***

Дрожа, я пытаюсь прикрыться руками. Ужас, сковавший мой разум, постепенно отступает, и холодная реальность, проясняясь, открывает мне чудовищную картину, где незнакомые мужчины видят меня обнаженной и испачканной чужой кровью. Только за это я могу быть проклята своим будущим мужем, но, к моему счастью, его здесь нет, и теперь, возможно, он вообще никогда не увидит меня. Неизвестность страшит. В груди саднит от того, какая я сейчас жалкая и уязвимая. А еще от невидимого презрения, волнами исходящего от мужчины, по-прежнему стоящего на месте. Могу судить об этом по его могучей неподвижной тени, но выше поднимать взгляд не рискую.