Одержимость шейха (СИ) - Рейн Миша. Страница 41

Но сейчас приходит время осуждения проявленной слабости. Ведь мало того, что я позволила себе близость, которую не должна была, так еще и допустила мысль о том, что мне было хорошо. Вот только в тот момент я не могла адекватно соображать. И сейчас это понимаю. Поэтому до последнего избегаю встречи с реальностью. Избегаю встречи с ним. А когда осознаю, что причина моего беспокойства отсутствует, и я свободна от удушливых объятий, тут же открываю глаза. Джафара не видно поблизости, однако должного облегчения не ощущаю. Вместо этого в груди разрастается новое облако тревоги, и я рывком принимаю сидячее положение. Он ведь не оставил меня здесь одну?

Тремор слишком быстро охватывает мое тело, пока я судорожно озираюсь по сторонам в поисках мужчины. Единственное, что не позволяет панике окончательно овладеть мной, — это приближающийся рассвет, который вынуждает темноту отступать под слабыми лучами, пробивающимися сквозь плотную ткань палатки. Только все это теряет ценность, когда я с ужасом вздрагиваю, замечая в своих ногах… змею.

Будто реагируя на мое движение, она встает на хвост, поднимает свою голову прямо на уровень моих глаз и заставляет меня поддаться собственному страху, отражение которого я вижу в ее черных глазах-бусинках. Воздух вырывается из моей груди так стремительно, что застревает в пересохшем горле. Прямо передо мной громко шипит и раздувается толстая, зеленая змея. И у меня нет сомнений, что она ядовитая.

Всевышний… какая же она огромная. Но самое ужасное в том, что прямо сейчас блестящее, медленно извивающееся тело ползёт ко мне. Так выглядит приближающаяся смерть. Только я больше не имею желания встречаться с ней.

Паника сковывает все тело и, словно колючей проволокой, обматывает трепыхающееся сердце. Кажется, оно перестанет биться раньше, чем этот хищник осуществит задуманное. Я ведь даже не успею дернуться, как она вцепится в мое горло, и теперь мне остаётся только ждать. От переполняющего душу отчаяния наворачиваются слезы и размывают все перед глазами. Но, несмотря на то, что облик змеи медленно превращается в мутное зеленое пятно, я не могу расслабиться. Потому что слышу тихое шипение, от которого все внутренности сжимаются, особенно когда я чувствую тяжесть скользкого тела на себе...

— Не дергайся, — холодный приказ, разбивающий мою скованность на миллионы осколков. Его голос возвращает мне способность видеть. И только после я сталкиваюсь с суровым лицом Джафара, думая, что лучше бы он не появлялся, и одновременно готовая разрыдаться от облегчения, что он здесь.

Меня не должно это успокаивать, нет, но именно он является причиной, заставляющей меня в эту секунду захотеть жить. Как жаль, что я делаю все в точности до наоборот и, с облегчением простонав его имя… делаю движение.

Все происходит слишком быстро, и я даже не успеваю осознать, как зеленое тело с шипением бросается в мою сторону. В ужасе закрываю лицо ладонями, а затем мой крик теряется в гортанном рычании «кус-с-с ом-м а-а-ак», после чего я слышу звуки борьбы, едва ли не задыхаясь острым, как молния, страхом. А как только набираюсь смелости убрать ладони, в то же мгновение мое сердце перестает биться.

Прямо сейчас Джафар уворачивается от разъяренных нападок животного, будто стараясь не причинить ей боли, но очередной рывок змеи в сторону Аль Нук-Тума вынуждает его схватиться за саблю и одним точным движением отсечь зеленую голову. Тело змеи еще несколько секунд извивается на песке и вскоре замирает.

Сглотнув застрявший в горле ужас, я осторожно перевожу взгляд на Джафара и буквально чувствую исходящее от него волнами напряжение. Его дыхание тяжелое, глубокое, о чем свидетельствуют широкие плечи и грудь, ходящие ходуном. Издав рычащий звук, он небрежно вытирает острый край сабли о рукав и бросает ее в угол палатки, а вместе с ней последние признаки своей злости. Но насчет злости я ошибаюсь и понимаю это, как только сталкиваюсь с янтарными, полными ярости глазами.

— Если я говорю не дергаться, ты не дергаешься, — обжигает он холодным неодобрением в голосе, а потом начинает медленно приближаться ко мне. — Если я говорю молчать, ты молчишь, если говорю слушаться меня, ты, черт возьми, берешь и слушаешься. С этого момента ты делаешь все, что я тебе говорю, поняла меня, Джансу?

Мое дыхание неровное, резкое, причиняющее боль горлу. И все это усиливается от командного тона мужчины, который слишком рано требует моего подчинения. Он снова все портит, обращаясь ко мне, как к одной из своих наложниц в гареме. Наверное, поэтому от желания отблагодарить своего спасителя у меня не остается и следа. Чтобы он ни сделал, сейчас этого не произойдет.

— Не говори так со мной, — произношу напряженным голосом, вместо того, чтобы дать ему желанную покорность.

Его мощные челюсти напрягаются так, что, кажется, я слышу, как тишину нарушает скрежет зубов.

— Не говорить так с тобой, — качая головой, повторяет мои дерзкие слова, будто пробует их, но они не приходятся ему по вкусу. — Ты хоть понимаешь, насколько укус этой змеи опасен? Я бы даже не успел до тебя дотронуться, как ты уже перестала бы чувствовать что-либо, продолжая лишь биться в агонии боли. — За пару шагов он оказывается рядом и уже грозно нависает надо мной, вынуждая отползти назад. — В считанные секунды яд этой хищницы лишает человека дыхания. У меня не было бы ни единого шанса тебя спасти! — едва не рычит он, сжимая пальцы рук в большие кулаки.

— Тебя бы это расстроило?

Каждое мое слово превращает этого мужчину в зверя, но сейчас я не в силах контролировать свой язык. Мы оба на грани, но я слабее своих эмоций. Потому что он оставил меня, потому что случившееся и его вина тоже!

— Ты не умеешь вовремя закрывать свой рот, верно?

Не умею. И я подтверждаю это в следующую секунду, поддаваясь адреналину и какому-то безумию, бурлящему где-то внутри меня.

— Думаю, именно это тебе и нравится, — смотрю прямо в его дикие глаза. — Верно, мой господин?

Я замечаю, как тяжело он сглатывает, прежде чем опуститься на постель одним коленом и вызвать у меня под кожей прилив чего-то странного. Я завладела всем его вниманием, неосознанно, а теперь мечтаю, чтобы этот мужчина проигнорировал мои слова. Но это не то, чего хочет он.

— Возможно, — понизив голос, Джафар незаметным движением обхватывает мою лодыжку и слегка дергает на себя. Чтобы не задеть шрамы на спине, я поддаюсь и позволяю ему нависнуть надо мной еще больше. Настолько, что приходится задрать голову. Смотрю на него с вызовом, опираясь на вытянутые за спиной руки. Так я не чувствую себя уязвимой. Ну почти нет.

— Да, меня бы это расстроило, — отвечает он на тот самый вопрос, медленно поглаживая шероховатыми пальцами мою голень. Туда и обратно. Сбрасывая меня в агонию учащенного дыхания. Нет, он не может быть нежным.

— П-почему?

Мой глупый язык бежит вперед мозга, который с каждой секундой становится все более бесполезным.

— Потому что ты то, чего я хочу.

Он так близко ко мне, что мой желудок сжимается, а сердце отчаянно бьется в груди. В горле. В ушах. Я оглушена ударами собственного пульса. И я с трудом разбираю следующие слова:

— Перестань так смотреть на меня, Джансу, ты сводишь меня с ума этим...

— Прекрати, — сглатываю, когда его ладонь поднимается выше. Забирается под платье. Царапает грубостью мужского желания и вынуждает меня задрожать под ним с сокрушительной силой.

— Я не причиню тебе боли, Джансу, — произносит он тихо, но сколько в его сдержанности скрывается голода. — Я буду осторожен. Обещаю.

— Остановись, — трясу головой, не веря ни единому его слову. — Я не хочу этого…

Но слишком поздно, он будто теряет человеческий облик, превращаясь в животное, жаждущее мое тело. Его ладонь скользит по моему бедру, выше, добирается до ребер и сжимает их с такой силой, что я сдавленно пищу.

— Ты всю ночь терлась о мой член, принцесса. Я не камень, и лучше было бы тебе не дразнить меня.

— Что… — часто дыша. — О чем ты говоришь? Я не...