Вальс на свободу (СИ) - Белова Полина. Страница 16

Говорить с ней Борис не хотел.

Глава 7

После особенной, весьма бурной полночи на окраине города, которая поставила точку в поиске убийцы его жены, Борис впервые отлично выспался. Клокочущая в нём ярость, наконец-то, нашла выход, когда выплеснулась на подонка, который забрал жизнь Елены.

Утром в офисе второй бета, Виктор, коротко доложил обстановку в стае, под конец добавив:

— Родители Елены Николаевны просили передать благодарность за то, что убийца их дочери наказан. Правда, Николай немного недоволен. Он принимал активное участие в расследовании и хотел его за дочку сам… Но он понимает и принимает твоё решение лично перегрызть горло мерзавцу.

— Спасибо, Витя. Им нужно сейчас немного помочь пережить горе, — альфа задумчиво кивнул своим мыслям. — Рома, отправь обоих в наш новый строящийся посёлок для отдыха, тот, который пансионат «Лесной». Назначь Николая прорабом. Того, кто там сейчас на этой позиции переведи в город, на седьмой участок, там, как раз, вакансия, с повышением дохода. И жене его тоже там же что-нибудь подбери, и чтобы побольше общения, чтобы не дома сидела, а работала.

— Там очередная заведующая столовой опять беременна. Больше молодых волчиц туда не буду посылать. Ещё бы, три самки на сорок кобелей! Она даже не знает, чей щенок. Когда плод толкаться начнёт, просила тебя, альфа, приехать, помочь ей отца определить, — пораскинув мозгами, сказал Роман и спросил, — Пойдёт для матери Елены Николаевны такая работа?

— Пойдёт, — сразу согласился Борис и продолжил разговор о ситуации с беременной, — Зачем отца определять? Сам знаешь, такие щенки, в основном, больными или слабыми рождаются, добивать приходится.

— Да, но, если с ним более-менее всё в порядке будет, самка сообщила, что ради ребёнка согласна с не истинным брак заключить, — пожал плечами, явно считая такое решение глупым, Роман. — Щенка, сказала, выходит.

— Вот как? Тогда другое дело, — в сердце Бориса что-то сжалось при разговорах о рождении детей, и он поспешил перевести разговор в другое русло, — Что там у нас со вторым объектом?

День прошёл продуктивно, и к вечеру альфа принял решение заехать в больницу и забрать домой свою пару. Врач ещё неделю назад сказал ему, что Наташу можно переводить на амбулаторный режим. Однако тогда Борис был не готов вернуть девушку домой. Не хотел…. Или неосознанно боялся не сдержаться, навредить сгоряча… Когда схлынул безумный не рассуждающий страх за жизнь и здоровье пары, на его место пришёл гнев на её непослушание, которое привело в таким ужасным последствиям. Альфа чувствовал, тогда, девчонке лучше было от него подальше держаться, да и, находиться под присмотром врачей, при таком букете повреждений, лишнее время Наташе не повредит. Поэтому, альфа уже третью неделю продолжал оплачивать больничную ВИП-палату.

Что ж, сегодня пора…

При свете уходящего дня больничный коридор поразил Бориса своей наполненностью. Туда-сюда сновали медсёстры, куда-то ползли больные в халатах или спортивных костюмах, деловито спешили врачи, тащили сумки с передачами посетители.

Альфа успел привыкнуть к гулкой пустоте этого коридора по ночам. Каждый раз он проходил здесь в полном одиночестве, открывал дверь Наташиной палаты и смотрел на свою спящую пару, слушал её дыхание, иногда, задумавшись, брал в свои руки маленькую безвольную ладошку.

В первые три дня Борис звонил врачу, чтобы узнать состояние здоровья Натальи несколько раз в день. По мере стабилизации её состояния, такая необходимость отпала. Теперь Антон сам докладывал ему, как у неё дела, раз в два-три дня.

Вот и дверь Наташиной палаты.

Альфа вдохнул-выдохнул, настраиваясь на ровный, спокойный лад. Поступок пары, её ослушание и побег привели к гибели их ребёнка. И он накажет её за это, но не сейчас.

Сейчас, как Антон сказал, ей нужен полный покой и достаточный сон, девочку нельзя волновать после сотрясения мозга.

Бориса вдруг охватило приятное нетерпение перед встречей. Он вскользь подумал, что, возможно, стоило захватить цветы…

Повернул ручку, открыл дверь. Кровать была пуста. Матрас и одеяло и подушка — без постельного белья, в палате нет личных вещей. Что происходит? Паника всколыхнулась и осела. Антон уже позвонил бы ему, если бы с Наташей что-то произошло. Наверное, перевели в другую палату. Может, в этой душ протекает? Нужно найти Антона. Борис полез в карман за телефоном.

— Привет! Где Наташа? — спросил сразу, с места в карьер.

— Здравствуй, альфа! В смысле? В палате, — удивился собеседник.

— Её здесь нет, — начиная внутренне подбираться протянул Борис.

— Спокойно. Должна была бы быть там. Может, перевели из-за каких-то бытовых проблем. Если бы что со здоровьем, мне бы немедленно позвонили. Я не на смене. Сейчас позвоню и всё выясню. Жди.

Сбросив вызов, Борис попытался проследить перемещение по запаху, но комната уже была вымыта с применением дезинфицирующих средств, и волк быстро отказался от этой идеи.

Заиграла мелодия.

— Да! — рявкнул альфа.

— Борис, её выписали, — услышал он виноватое блеяние врача.

— В смысле?

— Понимаешь, у неё по показаниям уже дней пять, как можно было выписывать… Поэтому, когда за ней приехали родители и обратились к моему заму, тот осмотрел девушку, проверил документы и не нашёл причин не выписать её. Тем более, пациентка сама очень просилась домой.

***

На утро после неудавшегося побега, Наташа проснулась и медленно огляделась, соображая, где она находится. Высокий белый потолок, гладкие светлые крашенные стены, окно без пышных ламбрекенов, вообще, без каких-либо занавесей — она чуть повернула голову, что сразу отдалось в голове неприятными ощущениями — в вене, на сгибе локтя, торчит игла, приклеенная лейкопластырем, от неё тянется прозрачная тонкая трубочка к капельнице с перевёрнутыми бутылочками лекарств, на стуле у её кровати клюёт носом девушка в белом халате. «Видимо, это — больничная палата, а девушка — медсестра или санитарка», — вспомнила Наташа события минувшей ночи.

Едва пациентка пошевелилась, санитарка, дежурившая у её постели, распахнула глаза и вскочила на ноги.

— Доброе утро, Наталья Викторовна! Я сейчас Антона Алексеевича позову.

Самые первые дни в больнице были для Наташи особенно тяжёлыми, и, в то же время, самыми лёгкими. Её тело в разных местах сильно болело, особенно по-женски. В голове стоял отвратительный туман, мысли путались, немного тошнило. Глубоко вздохнуть оказалось просто невозможно, при этом, отчаянно хотелось это сделать. Всё это вместе было мучительно, однако, лекарства регулярно погружали Наташу в сон, мягко убирали боль, успокаивали. Дни относительно незаметно пролетали в преодолении маленьких проблем с удовлетворением простейших жизненных потребностей, всё остальное, временно, отошло на второй план.

Антон Алексеевич, лечащий врач и заведующий специальным отделением для ВИП пациентов, запретил Наташе чтение и просмотр телевизора. Он даже телефон у неё забрал! Только раз в день, во время обхода, давал его пациентке, чтобы Наташа могла при нём позвонить родителям. Говорил, что всё это вредно при сотрясении мозга и, что ей необходим полный покой и никакой нагрузки для глаз и психики. Даже звонки в его присутствии пояснял необходимостью контроля её эмоционального фона, который немаловажен при сотрясении.

Постепенно Наташе становилось значительно легче, лекарства отменяли одно за другим, но ограничения на просмотр телевизора и использование телефона так и не были сняты. Сперва послабления удостоились лишь несколько гламурных журналов за прошлые годы.

— Можешь смотреть картинки. Чтением статей особенно не увлекайся, — словно, недовольный собственным разрешением бурчал Антон Алексеевич, протягивая ей небольшую стопку глянца.

Наташа с жадностью схватила журналы потому, что, умирая от скуки уже и этому была безмерно рада.

Понемногу ей становилось значительно легче дышать. Медленно, но уверенно, уходила из тела боль физическая, но её место в тот же миг всё сильнее занимали душевные переживания.