Вальс на свободу (СИ) - Белова Полина. Страница 20

— Тётя Люда, мне баба Валя сказала, что Таша приехала! Ой! Здравствуйте! А-аааа! Это что за монстр? Он кусается? Он же меня съест! Это Ташкин? Ути, какой хорошенький! Аааа, какие зубы! Ташка, выходи скорее! Он уже пасть открыл!

— После того, как этот проглот сожрал кастрюлю горохового супа с ребрышками, который я готовила на три дня, ты в него уже не влезешь. Таша! Вставай, дочка! Надо снова сходить в магазин и на рынок. Я не могу пирог без присмотра оставить!

— Доброе утро! Уже встала, мам. Привет, Аленка! Как здорово, что ты пришла! Мам, у меня же рёбра после перелома, врач строго предупреждал ничего не поднимать. Я бы с радостью сходила за продуктами, но мне пока нежелательно ничего носить.

— Ой, прости, доченька. Конечно, тебе нельзя! Что же это я? Просто, никак в себя не могу прийти. Кастрюлю супа горохового с рёбрышками умял! Одни косточки выплюнул. Уууу, лежит морду виноватую делает. Такой милаха! Я даже рассердиться толком не могу. Как это у него получается?

— Как же так вышло? Не на стол же он влез?

— Мы с отцом пораньше встали. Папа собаку выгулял. Я суп сварила. Вчера ещё, перед сном, успела горох замочить. Вы же с папой гороховый так любите…

— Да, я бы сейчас съела твоего супчика… — мечтательно произнесла Таша, а пёс начал виновато поскуливать.

— Ничего, я к ужину ещё сварю. Горох уже замочила. Надо только рёбрышек купить. Всего пол килограмма. Это же не тяжело? Не скули, обжора. Так вот. Папа уже на работу ушёл, я своими делами занималась. Ты всё спишь и спишь… Вернулась на кухню, надо было определиться, что на обед готовить да к ужину, тесто на пирог замесила. Решила суп с плиты на столик возле мойки переставить, чтобы не мешал. Он уже остыл до тёплого. Несу кастрюлю, а Димка так смотрит и носом водит. Я, по пути, так с кастрюлей и присела у его миски. Дай, думаю, налью собачке супчика. Поставила кастрюлю на пол, открыла крышку, вспомнила про половник. Пошла за ним. Папа его в мойку кинул. Помыла, вытерла насухо, чтобы суп не прокис, поворачиваюсь, смотрю, а прокисать уже нечему. Из кастрюли одни уши одной прожорливой и довольно урчащей морды торчат. Ещё и шевелятся от усердия, так он суп вылизывал! Я так и застыла с сухим половником. Смысла спасать то, что ещё осталось — никакого! Всё отец твой виноват!

— Виктор Сергеевич? Почему он? Его же дома не было! — удивилась Алёнка.

— А я ему говорила — не оставлять грязную посуду в мойке! Он суп себе налил и половник в мойку бросил. Если бы не это…

— Ладно-ладно! — Наташа не любила спорить с мамой.

— Тёть Люд, мы можем с Ташкой сходить в магазин и на рынок. Да, Таш? Я всё понесу!

— Конечно! Спасибо.

— Садитесь тогда, хоть чаем с хлебом и маслом позавтракайте и пойдёте.

— Мам, можно мы Димку с собой возьмём, охранником нашим поработает и прогуляется, заодно. Тесно ему тут.

— Даже не знаю. Поводок ему нужно, намордник. Папа его на рассвете выводил, когда не было никого, а сейчас на улице людей полно, дети гуляют. Ещё испугается кто-нибудь.

— О!! Я знаю, у кого поводок взять! Ташка, ты завтракай, я не хочу, только из-за стола встала. А я к Русику пока сбегаю, у него немецкая овчарка, и поводков этих, хоть попой ешь! Давай, шевели челюстью, через пять минут чтобы была готова!

***

Димка всем своим видом показывал, как ему не нравится поводок. Таше показалось, что он даже, иногда, тяжело по-человечески вздыхал.

— Малыш, — гладила она собаку за ушами, — я знаю, что ты свободный и очень умный пёс, но, понимаешь, тебе никак нельзя ходить между людьми без поводка.

Всю дорогу Дима покорно плёлся рядом девочками на привязи, а у магазинов героически держал поводок в зубах, пока, сидя, ожидал их у входа.

Список Людмилы Михайловны оказался неожиданно длинноват, и, под конец, Алёнка тащила сумку уже с трудом.

— Давай помогу! Вместе понесём, — не выдержала Наташа.

Но, едва Алёна попыталась протянуть ей вторую ручку от сумки, Димка ловко перехватил, вцепился зубами за обе ручки, и понёс её сам, в зубах.

— Высший класс! — восхищённо прошептала Алёнка, — Что ж ты раньше так не сделал?

Пока они ходили, Наташа успела коротенько рассказать подруге детства свою несчастливую любовную историю и получить всестороннюю поддержку каждого своего поступка.

— Отлупил?! Ремнём? Ты ему, что? Ребёнок? Правильно, Ташка, ты обиделась!

Алёна поддакивала, охала, кивала, улыбалась или, даже, плакала в некоторых местах.

— Жена?! Ах, ты ж, шахерезад какой! Умница! Я бы тоже сбежала!

Подружка кипела от негодования и сочувствия и, пока слушала Наташу, горячо делилась своим мнением.

— Ни разу не пришёл в больницу?! Гад ползучий! Валенок бесчувственный! Забудь его, Ташка! Он тебя не стоит! Не нужен тебе его особняк с женой внутри! Умерла? Синяя борода, а не мужик. Хорошо, что ты от него сбежала. Ах, убита… Бедная женщина… Кстати, знаешь, как Русик обрадовался, что ты приехала? Вечером ты пойдёшь с ним вместе ваших собак выгуливать.

На последних словах Дима встал в ступор и несколько минут стоял как осёл, не двигаясь ни вперёд, ни назад. Девочки сначала тянули волка за поводок, потом попытались подтолкнуть его под мохнатый зад.

Едва их руки сзади притронулись к меху, волк подпрыгнул вперёд, а потом снова очень медленно пошёл.

— Что это с ним? — вслух удивилась Наташа и продолжила разговор. — Я не хочу сейчас никаких отношений, Алён. Тем более, не хочу давать надежду Русу. Он хороший парень, но по-прежнему мне не нравится в этом самом плане. Так что Димку моего лучше вечером выгуляет папа. А я пока только с тобой, Алён, гулять буду. И недалеко. Если честно, устала что-то, рёбра ноют, прилечь хочется.

После такого ответа Наташи пёс вдруг засеменил вполне бойко, даже сумка в его зубах чуть заколыхалась.

***

Дни складывались в недели.

Борис еле лапы приносил домой, стараясь по макушку загружать себя делами бизнеса и вопросами стаи. После нашумевших событий все понемногу успокоились. Особняк без Наташи казался ему пустым и холодным. Словно исполняя ежедневный ритуал, он каждый день заходил и несколько минут проводил в её комнате. Иногда перебирал пальцами её одежду, иногда лежал на её постели, которую запретил менять.

Однажды Борис открыл одну из тумбочек в Наташиной комнате и обнаружил все свои подарки за последний месяц до её побега. Они так и лежали, нераспечатанные: большие и маленькие красивые коробочки — часы его старательных поисков, его искренние желания порадовать пару, его неудавшиеся попытки примирения — Наташа не приняла их. А потом, она не сберегла его ребёнка…

У них в отношениях всё пошло не так и не туда, после того, как он наказал её. Альфа никогда не сожалел о своих поступках, но сейчас, глядя на свои, так и не распечатанные, подарки, вдруг подумал, что вряд ли когда-нибудь снова решится наказать пару ремнём. Слишком жестоко она мстит за обиду. Мужчина вспомнил, как раньше девушка льнула к нему, как непосредственно и искренне показывала свои чувства, а он лишь благосклонно принимал её обожание, не ценил своего счастья. «И с Еленой нужно было сразу развестись», — вздохнул Борис. — «Знал же, что от истинной мне уже никуда не деться. Досада, видишь ли, меня брала: и не волчица она, и без должного воспитания, и не того круга, слишком обыкновенная. И каков результат? Мой малыш так и не родился, а я сам сижу теперь, вою на луну, сунув нос в её платье».

Борис аккуратно прикрыл дверцу тумбочки, даже не дотронувшись до подарков. «Она откроет их, рано или поздно», — альфа был настроен решительно.

Постепенно он полностью сменил прислугу в особняке, рассматривая каждого нового претендента на работу с той точки зрения, понравится ли он Наташе. Первой сменил старшую экономку. Прежняя осталась жива после расследования. Но она так сокрушалась, считая себя косвенно виноватой в смерти любимой племянницы, что сама себя наказала, отправившись на работу в закрытый питомник для одичавших оборотней.

На заднюю калитку в парке был повешен засов со стороны леса, так, чтобы, и волк, и человек могли открыть его только со стороны леса. Больше Наташа никаким способом не сможет покинуть территорию без ведома альфы. Вся новая прислуга была предупреждена, что любой из них будет немедленно уволен, если не понравится вернувшейся хозяйке.