Дюжина черных роз - Коллинз Нэнси. Страница 4
— А мальчик?
— Ему нужна была женщина, а не ее ребенок. Его просто бросили — без денег, без родственников, без друзей, что могли бы помочь. Надо отдать парню должное — он силен! Куда сильнее многих, кто вдвое старше. Когда он понял, что мама не вернется, то пошел ее искать — так я на него и наткнулся. Он пасся в мусорном ящике рядом с моим домом. И я знал, что, если я ничего не сделаю, он либо помрет с голоду, либо его убьют гориллы Эшера. Бедняга! Почти все время он наблюдает за домом, где держат его мать, стараясь ее увидеть. — Хиппи поежился, будто от холода, отгоняя какое-то неприятное воспоминание, и протянул гостье вторую чашку. — Прошу прощения! Совсем утратил всякие манеры. Вот ваш кофе. Хотите черный или с молоком?
Незнакомка улыбнулась, не показывая зубов, и жестом отказалась от протянутой чашки.
— Не беспокойтесь, я кофе не пью. — Она встала и склонилась рядом с раковиной, глядя на тонкие и бледные черты мальчика. Протянув руку, она погладила вихор у него на лбу. Мальчик что-то пробормотал во сне и крепче завернулся в одеяло. — Нежить детей не любит — разве что как добычу. Дети неприятно напоминают вампирам, что они застыли во времени, исключены из цепи Природы, недоступны переменам. Хотя на словах вампиры выражают отвращение к способу размножения людей, втайне они завидуют. Мальчику повезло, что Эшер не приказал убить его на месте.
— Ага, — вздохнул Клауди, выливая лишнюю чашку кофе в раковину. — Действительно повезло. — Он подозрительно посмотрел на гостью. — Что-то вы много знаете о вампирах, леди. И я, кажется, не расслышал вашего имени?
Незнакомка встала, обтирая руки об куртку.
— Я его не говорила.
У Клауди резко засосало под ложечкой, волосы на руках и на шее зашевелились.
— Ты из них? — шепнул он, отступая от раковины, пятясь в прихожую, где поставил рядом с дверью обрез. Незнакомка повернулась к нему, но не двинулась с места.
— А, блин! Как я не догадался? Кто твой хозяин? На кого ты работаешь — на Эшера или на Синьджона?
— Я никому не служу, кроме себя.
— Не верю, кровопийца! Или отвечай честно, или выметайся отсюда к хренам собачьим! Я хоть не Ван Хельсинг, но знаю, что, если я тебе башку отстрелю на фиг, ты хрен оживешь!
Незнакомка снова улыбнулась, на этот раз не скрывая клыков.
— Ты действительно смелый. Мы оба знаем, что я тебя могу свалить куда раньше, чем ты дотянешься до ружья, Клауди. Ладно, хорошо. Если я тебе докажу, что я не такая, как другие, — ты меня выслушаешь?
Клауди посмотрел на Райана, спящего под раковиной, потом снова на женщину.
— О'кей.
Незнакомка полезла в карман куртки и достала пружинный нож, которым убила Кавалеру. Рукоятку украшал китайского вида золотой дракон. Палец женщины потер рубиновый глаз дракона, и лезвие выскочило из рукоятки. В тусклом свете нож был похож на замерзшее пламя.
Брови Клауди удивленно поползли вверх.
— Я раньше не рассмотрел — но это же настоящее серебро! И что-то тут еще в нем особенное. У меня от него мурашки ползут по коже.
— Заговорен. Специально против Своих. Для человека, который вроде бы не Ван Хельсинг, ты много знаешь.
— Кто выживает в Городе Мертвых, учится быстро, — сухо ответил он.
— Тогда мне не надо будет тебе объяснять, что это значит.
И она полоснула себя лезвием по левой ладони. Порез был глубоким, темная, почти черная кровь выступила из раны и закапала между пальцами. Потом на глазах Клауди, стоящего разинув рот, края раны стали сходиться, затягиваться, оставив шрам, пульсировавший яркой краснотой секунду или две. Потом он резко побледнел и исчез.
Клауди сдвинул брови:
— Леди, кто вы, черт побери?
Незнакомка пожала плечами, защелкивая лезвие обратно в рукоять.
— Долго рассказывать. Пока что запомни одно: есть не один вид вампиров, мой друг. И не один вид охотников за вампирами.
Глава 2
Никола сидела перед зеркалом, таращась на черную краску, покрывавшую стекло, и подводя глаза. За последние месяцы она привыкла краситься без помощи отражающих поверхностей. Лорд Эшер не одобрял зеркал. Все же ей удавалось иногда глянуть на себя в магазинах и окнах машин, и она знала, что уже не похожа на себя.
Кем бы она ни была.
Она знала, что ее зовут Никола, что она танцовщица и что она помолвлена с лордом Эшером. А в остальном был сплошной туман со смутными искорками воспоминаний. Было у нее смутное подозрение, что когда-то в ее жизни было больше ориентиров, чем сейчас, но стоило ей попытаться вспомнить, как начинала болеть голова и гуще становился туман, обволакивающий мысли.
Иногда — но не часто — туман на миг рассеивался, и она до боли четко вдруг понимала, что с ней происходит. В эти краткие моменты ясности ужас и беспомощность наваливались на нее так, что она сама старалась уйти в туман. Тогда было уже не так страшно.
Как вот сегодня возле клуба. Когда уличный мальчишка бросился к ней и дотронулся — она будто проснулась от жуткого сна. Глядя на чумазое лицо ребенка, она узнала его. Но даже сейчас эти черты будто пытались выплыть из тумана, будто он тонул там и отчаянно тянулся к ней. У этого лица было имя. И где-то на уровне инстинктов она понимала, что должна это имя знать.
Никола отложила тушь, боясь, что дрожащие руки смажут косметику на лице. Лорд Эшер всегда особое внимание обращал на то, как она выглядит, когда танцует. Нельзя вызывать его недовольство. Никола поморгала глазами и обнаружила, к собственному удивлению, что плачет.
Как странно.
Почему бы ей плакать? Она невеста лорда Эшера. Разве она не самая счастливая женщина на свете?
Хотелось бы ей знать.
Открылась дверь, и вошел лорд Эшер в сопровождении своей помощницы Децимы. Повелитель вампиров был одет в обтягивающие кожаные джинсы, черную трикотажную рубашку, черные ковбойские сапоги и черный кожаный плащ до пола. Темные прямые волосы падали намного ниже широких и мускулистых плеч. Хотя и ослепительный с виду, вампир не слишком отличался от смертных, населяющих самые жуткие районы города. Единственное, что выдавало его принадлежность к Своим, был черный с золотом эмалевый тотем клана — сплюснутый по бокам круг, охвативший треугольник, — приколотый к левому лацкану, а еще — хромированный череп младенца, который заменял пряжку пояса.
— Добрый вечер, дорогая моя, — улыбнулся он, становясь за спиной Никола, положив сильные руки на ее обнаженные плечи и чуть прижимая пальцами сонные артерии. — Ты готова к сегодняшнему представлению?
— Почти. — Голос ее был сух и хрупок, как папирус.
— Ты очаровательна, моя красавица. Разве не так, Децима?
Вампирша пожала плечами. Сложив руки на голой груди, она звякнула кольцами в сосках.
— Вам виднее, милорд.
У Никола кожа похолодела под взглядом Децимы. Вампирша не пыталась скрыть презрения к новой невесте своего сира. Пробыв двадцать пять лет его наложницей, Децима получила отставку ради смертной танцовщицы. Она слишком была порабощена Эшером, чтобы взбунтоваться открыто, но получала огромное удовольствие, изо всех сил портя жизнь Никола.
— Ты взволнована, Никола, — заметил Эшер, гладя ее волосы. — Что-то беспокоит мою милую?
Никола замялась на миг, потом заговорила тихо и неуверенно, как дитя:
— Там, на улице... возле клуба... был мальчик. Лицо его знакомо. Кто он, милорд? У меня такое чувство, будто я его знаю.
Эшер повернул Никола вместе с креслом лицом к себе. Глаза его блестели влажно и красно, как свежие раны. Когда он заговорил, в его голосе рокотал отдаленный гром.
— Ты не знаешь этого мальчика! Ты его никогда раньше не видела! Он не знаком тебе! И вообще ты сегодня никакого ребенка не видела! Ты меня понимаешь, Никола?
— Не было ребенка, — проговорила она, глядя в никуда.
— Очень хорошо! Правда ведь, так лучше? И тебе куда лучше, когда ты не думаешь о всякой ерунде.
— Да, милорд. Так гораздо лучше.
— Теперь поторопись! Не стоит тебе опаздывать на собственное представление! — Эшер улыбнулся. — Мы не будем мешать тебе готовиться. Пойдем, Децима!