Ведьмина ночь (СИ) - Лесина Екатерина. Страница 77

— А металлоискатель? Твой отец говорил, что ты его сделал.

— Да не совсем, чтобы сделал. Там простая такая схема. Та штука, которую Див нашел, она не из металла. И я тоже почуял, но смутно так. И он тоже… вот. Я и подумал, что если поработать, то можно перенастроить. Ну, чтоб на силовые потоки реагировал. Только… не помню. На самом деле не помню. Помню, как мы поехали.

— Без нас, — проворчал Мор.

— У тебя тогда… ну, дядька Мирослав забрал… сказал, что… период сложный.

— Это да. Но могли бы и подождать.

— И было бы трое лежащих, а не двое, — резко осекла я. — Извини.

— Ты права, — Гор потряс головой. — Я должен был сказать… спросить… а мы полезли. И вот.

Тут я промолчала.

А умылась в туалете, благо, имелась вода. Да и почистилась, оно несложно, когда сила есть. Стоило закрыть глаза, сосредоточиться, и тело само сделало.

Ведьму сложно убить.

Тем паче стеклом. Хотя да, попади в глаза, пришлось бы помучиться. Но нет, опять повезло.

А змейку все одно жаль.

Или нет?

Я снова отерла лицо. Раны пусть не затянулись до конца, но хотя бы не кровят. К вечеру только бледные пятнышки от них останутся. А к утру и это пройдет.

Хорошо, когда сила есть.

Глава 42

Следователь, которого сопровождал княжич Лютобор, отыскал меня ближе к вечеру. Был он вежлив, степенен и спокоен. И вопросы задавал такие… общие.

И меня выслушал весьма внимательно. Беседу, правда, записал на диктофон, сказав, что для расследования надо. Ну мне не жалко.

Протоколы, к слову, мне уже готовые протянули.

Я прочла и подписала.

— Дело пока не закрыто, — следователь поглядел на княжича, который просто сидел в стороночке, делая вид, что он здесь лицо совершенно случайное. — Однако, сколь мне кажется, претензий со стороны закона к вам не будет. Напротив…

Правда, что именно «напротив» он не сказал.

Вежливо откланялся.

А вот Лют остался.

И в холодильник полез.

— Извини…

— Когда нервничаешь, то ешь много?

— Это да… будешь?

— Буду.

Сила возвращалась, но как-то медленно, и оттого ли, от чего иного, но я снова чувствовала себя вялой и сонной. Есть и то не слишком хотелось. Тянуло не спать, скорее уж забраться в кресло, обнять себя и сидеть, сидеть, не шевелясь.

Я и забралась.

И не заметила, как кто-то набросил на плечи плед. И даже, кажется, задремала, потому что, когда проснулась, за окном было темно, а на кухне — пусто.

От княжича остался пакет с едой, что характерно, уже знакомый, от княжеского повара.

И записка.

«Не решился будить. Вынужден отъехать. Буду, как только смогу».

Я перечитала её трижды.

Вздохнула.

И доползла до стола. Сонное оцепенение никуда не делось. То ли нервы это, то ли просто усталость накопилась, а может, что-то еще… главное, ела я, не особо разбирая, что именно. И поев, добралась до постели, в которую и рухнула.

Спала опять без снов.

А разбудил меня телефон. Тренькнула СМС-ка.

«Приходи. Есть разговор. Афансьев».

Надо же, объявился.

Я села.

Потянулась. За окном светало. Время — начало седьмого. Но я, кажется, в кои-то веки выспалась. Значит… значит, надо идти. Главное, можно не уточнять, куда.

Сама знаю.

Луг. Лес. Все знакомое до боли. И тень дуба падает на плечи. А с нею — и прохлада. Шелестят листья под ногами, и над головой тоже.

Иду.

Переступаю через корень, который змеею выскальзывает из-под земли, чтобы в землю же уйти. И дохожу, глажу ствол, удивляясь бархатистости коры. А потом замечаю человека, который сидит на одном из корней, прислонившись спиной к стволу. Глаза его прикрыты и человек кажется спящим.

Но он не спит, я знаю.

И он знает.

— Привет, Ласточкина, — голос Афанасьева глух. — Неплохо выглядишь.

— Спасибо. И… здравствуй, наверное.

Мне не страшно.

Неловко немного, будто я случайно подсмотрела за… сама не знаю, зачем.

— Поговорим? — я осматриваюсь и нахожу еще один корень, на который удобно сесть. А можно сразу и на листья, они сухие и мягкие, что перина. — Давно ждешь?

— Не особо.

Глаза у него уставшие. И сам он тоже устал. От лет прожитых, от жизни. Я зачерпнула листья, подняла их и позволила упасть.

— А если бы я не пришла?

— Ты же пришла, — Афанасьев пожал плечами. — Ты изменилась.

— Пожалуй.

— Это хорошо. Все меняются.

— И ты?

— И я.

— Расскажи, — прошу, не требую, потому как не имею права требовать что-то. Но Афанасьев тяжко вздыхает. И руку свою прячет под выцветшую джинсовку. Ткань почти белая, а кожа — смуглая. И это режет глаз.

— Сложно… ты, извини, что так… — он провел ладонями по волосам. Короткие. И седые. Сквозь седину просвечивает темная же кожа головы. — Получилось.

— Я не в обиде.

Да и вправду, чего обижаться?

— Сейчас, — Афанасьев привстал и вытащил из-под куртки пластиковую папку, которую мне протянул.

— Что это?

— Документы. На дом. Дарственная и все такое… оно, конечно, и так твой, но с документами, знаю, тебе будет спокойнее.

Папка повисла в воздухе.

— Бери, бери… я там все одно жить не смогу. А ты, гляжу, и прижилась. Дом хороший, старый… ему помощь нужна.

Улыбка у Афанасьева виноватая.

— Тут все по закону… если не веришь, к князю сходи.

— Верю.

Брать все-таки как-то… не знаю.

— Ты его продать мог бы.

— В теории, конечно, да, — не стал спорить Афанасьев. — Мне и предлагали. Еще когда Наины не стало, так Цисковская вышла. И дом купить хотела, и землю, и все-то… потом еще из Ковена. Тебя будут звать. Ну, чтобы вступила. Обещать там всякое… не особо верь. Там, как везде, за вход — рубль, а выйти — червонец, да и то не отпустят.

Мне? В Ковен? Не то, чтобы невозможно вовсе… раньше я о таком не думала. Мне и профсоюза хватало, в который ежемесечно отчисления шли. А Ковен, он ведь для тех, у кого род и дар крепкий, и делами они занимаются куда как серьезными. В Ковене участковым ведьмам не место.

Но теперь…

Да, пожалуй, если захочу, могу попробовать вступить. Но захочу ли?

— Так почему не продал?

— А толку? Цисковская все одно войти не смогла бы. Эти документы — людское. Правила, законы… тут же все по иным живет. И нарушать их не след. Да и князь бы не дозволил. Дом этот продать или передать, или еще чего сделать, только с их дозволения можно. В смысле, родового. А он бы не дозволил. Сам бы, конечно, компенсацию выплатил, да… но деньги мне никогда особо не интересны были.

— И поэтому даришь?

— Отдаю. Дом тебя принял. А ты его. Стало быть, он твой. Все просто.

Ну да, куда уж проще-то.

И все одно не понятно.

— Наина… бабка моя многого натворила. Да и я сам, как выяснилось, не лучше. Так что, считай, долг отдаю. Не тебе — людям. Городу вот.

Афанасьев потер щеку. А щетина-то немаленькая. И как долго он по лесам прячется? И прячется ли…

— С чего все началось?

Я положила папку на колени.

— С чего… с той истории, когда некий княжич влюбился в ведьму. А она в него. И все там вышло криво да косо… — Афанасьев поглядел на меня искоса.

— Знаю. Сказывали, — кивнула я. И он вздохнул с облегчением. — Как им помочь?

— Без понятия, — Афанасьев руки поднял. — Силой клянусь. Именем и душой. Я… ж ведьмак, мне многие пути закрыты. Что бабка рассказывала, то рассказывала. Только… она как-то упомянула, что помочь можно, да цена неподъемна.

Ясно.

Но в теории можно. Хотя… если старая и опытная ведьма цену неподъемною назвала, то стоит ли мне пытаться?

Афанасьев чуть качнулся, будто встать пытаясь, но усидел.

— Так вот… тут многое сошлось. От века род Афанасьев тут стоял, землю эту хранил и силу с того получал. Ведьмин род, женский… и тут снова я знаю малость. Кто будет с выродком секретами делиться. Наина на эту тему говорить не любила. Да и отношения с нею сложные были. Вот вроде речь придумал… а как до дела, так все слова из головы-то и повыпали.