Ночью в темных очках - Коллинз Нэнси. Страница 15

– Пусти! Соня, пусти!

Ее голос был вежливо-официален, как у стюардессы в самолете:

– Что ты скажешь, если я тебе сломаю по косточке за каждый день, который я провела в этой вонючей коробке для психов? Справедливо ли это будет, Чаз? Я там пробыла шесть месяцев. Это примерно сто восемьдесят дней. Знаешь ли ты, Чаз, что в теле человека двести шесть костей? Значит, у тебя останется двадцать шесть целых костей, Чаз. Не так-то уж плохо для нашей ситуации?

Она усилила хватку, и Чаз взвыл, когда кости левой руки треснули, как сухие палочки.

– Это двадцать семь... – Правая рука Чаза скривилась путаницей прямых углов. Он завопил, призывая на помощь кого-нибудь, все равно кого. Никто не услышал. – ...а это пятьдесят четыре. Осталось всего-то сто двадцать шесть. Да, кстати, Чаз, не стоит вопить о помощи. Я сказала менеджеру, что мы просим нас не беспокоить. Он был очень любезен.

Она улыбнулась, показав клыки, как кошка когти.

Мозг Чаза замкнулся от болевого шока, не давая боли изувеченных рук проникнуть дальше запястий. Он отстраненно смотрел, как причудливо торчат из-под кожи обломки фаланг. Мысли прояснились, когда болевые рецепторы отключились от мозга. Ему предстоит умереть, но насколько ужасна будет смерть, зависит от него.

– Я тебе скажу... кто мне заплатил.

– Это не нужно. Тебе заплатила Колесс. Знаешь ли, Чаз, ты мог бы найти что-нибудь получше...

– Да не Колесс, не эта сука! Она думала, что мне вполне хватит, если она оставит меня живым и невредимым. Нет, он мне заплатил десять тысяч, чтобы я молчал. Велел покинуть страну. Они думают, что я в Бразилии.

Он зацепил ее внимание. Она наклонилась вперед, вплотную к его лицу.

– И почему ты не уехал, Чаз? Ты же знал, что я тебя буду искать?

Чаз заморгал. Это была настоящая загадка, которую он сам себе задавал каждую ночь в течение этих шести месяцев. Надо было бы прыгнуть на первый же самолет в Рио-де-Жанейро, как только получил сумку, набитую двадцатидолларовыми бумажками. Но почему-то он поступил против своей природы. Он же знал, что только смерть может помешать ей его найти. И даже смерти может быть недостаточно.

– Не знаю. Может, были тут незаконченные дела. – Тупая пульсация пошла по локтям вверх. Надо торопиться, онемение рук скоро пройдет. – Он мне заплатил десять тысяч... почти ничего не осталось. Надо было улететь в Рио. Там кокаин дешевле. Мог уплыть вверх по Амазонке... научиться жевать листья коки, как индейцы...

При этой мысли он улыбнулся. Мелькнули перед глазами стаи ярких попугаев.

– Кто тебе платил, Чаз?

– Соня, руки болят...

Другая начала терять терпение. Чаз ощутил, как мелькнула через лобные доли мозга тень, роясь как свинья, выкапывающая трюфели. Он еще не настолько отключился, чтобы она так легко могла вторгнуться. Да, он собирался ей рассказать, но сделать это нужно правильно. Он поставил баррикаду, и темная тварь в мозгу зашипела от досады. Щит продержится недолго, но долго и не надо.

– Кто тебе платил, Чаз?

– Джейкоб Торн.

Мгновение молчания, потом лицо под солнечными очками перекосилось. Чаз с удовольствием увидел, как сильно он ее задел.

– Врешь!

Она схватила Чаза за глотку и вздернула с кресла. Она встряхнула его, собираясь выбить правду из этого бледного изношенного тела. Голова Чаза качнулась назад, вес черепа больше не поддерживался позвоночником. Этот гад улыбался.

Снова он ее надул.

Лиз протерла стойку и бросила тряпку в раковину. Господи, как медленно сегодня тянется время. Единственный клиент в заведении – этот англичанин, Чаз. Лиз все еще не знала, что с ним делать. Он жутковатый тип и водится с мерзостью вроде «синих павианов». Когда он здесь, она чувствует себя будто голой. Но выглядит он ничего, в стиле Кейта Ричардса. И вообще все американские девушки немного западают на британский акцент. К тому же он хорошо дает на чай, а иногда предлагает порошочек, если обслуживание ему понравилось. Другим парням она давала и за меньшее.

Пора посмотреть, как он там. Наверное, уже допил свой джин с тоником.

Лиз вздрогнула. Голова будто раскалывалась. Наверное, опять синусит. Ладно, небось у Чаза есть что-нибудь от такой боли.

Подходя к столу, Лиз заметила, что Чаз обмяк в кресле, сложив руки на коленях и опустив подбородок на грудь. Прядь грязных светлых волос упала, закрыв лицо. Лиз застонала вслух. Этот козел нажрался до отключки. Роки не любит, когда клиенты отрубаются, не оплатив счет, а Чаза он терпеть не может что пьяного, что трезвого.

– Эй, Чаз! Эй! Ты что, хочешь с Роки дело иметь? – Она потрясла его за плечо, расставшись с надеждой на хорошие чаевые и на бесплатную дозу порошка. – Давай, проснись!

Голова качнулась. Глаза закатились под лоб, и видны были только белки. Челюсть отвисла, и на пол закапали слюна и кровь.

Крики Лиз были слышны даже на улице.

Он шел по лабиринту без ориентиров. Неба не было. За каждым поворотом открывался коридор, не отличимый от предыдущего. Клод не знал ни где он, ни как туда попал.

Он понимал, что его ведут по одинаковым коридорам. Рядом с ним шел огромный лев с длинной черной гривой. Этот лев его вел, как собака-поводырь ведет слепца, но только он держал в пасти правую руку Клода, чуть сжимая клыками ладонь. Клод хоть и не боялся, но все же тревожился, что его рука в пасти у льва. Зверь явно не собирался причинять ему вреда, и, кажется, знал дорогу, но все же лев есть лев...

Он проснулся в темноте. Сколько времени? Три часа? Или он проспал целый день без просыпа, сам того не зная? Нет, не больше пары часов. И что-то его разбудило. Но что?

Где-то в темноте закрылась дверь.

А, вот что. Вернулась таинственная хозяйка. Он сел на узкой кровати, шаря рукой на перевернутом ящике, который служил ночным столиком. Рука наткнулась на пластиковый цилиндр.

Как это заботливо! Уложив его в кровать, вампирка оставила ему фонарь на случай, если ночью надо будет искать туалет. Подавив приступ истерического хихиканья, Клод включил фонарь.

Луч был не очень силен и не слишком разгонял черноту чердака. Нарисованные звери на экране будто шевелились, подкрадываясь.

Она стояла у стены, спиной к нему. Клод впервые заметил перекладины лестницы, вделанные в кирпич, и люк в потолке. Пару минут он смотрел, как дергаются ее плечи под кожаной курткой, резкими, короткими спазмами, и до него дошло, что она делает.

Она плакала.

Клод шагнул вперед, подняв фонарь, чтобы лучше видеть. Ему было неловко, он чувствовал, что лезет ей в душу, но не мог удержаться, чтобы не попытаться ее утешить.

– Дениз?

Она резко обернулась, пораженная его присутствием. Клод услышал свой далекий крик. Ее рот был вымазан кровью, но страшно было не это. Страшно было то, что на ней не было темных очков.

Белки глаз плавали в крови и были похожи на свежие раны. Радужек не было, были только зрачки, огромные, как кнопки на ботинках. Ничего человеческого не было в этих глазах дикого зверя.

Она увернулась от света, закрыв локтем страшные, пустые глаза. От изданного ею шипения у Клода сократилась мошонка.

– Не смотри на меня! Не трогай меня! Не лезь с разговорами! Оставь меня в покое!

Она махнула рукой вслепую, выбив у него фонарь.

Бледно-желтый луч мелькнул по стенам. Фонарь полетел прочь и разбился об пол. Ее куртка зацепила Клода за локоть, и женщина исчезла в лабиринте бумажных ширм.

Клод остался в темноте, потирая пальцы правой руки. Они онемели, когда она выбила фонарь, но в остальном Хагерти был невредим.

Где-то в глубине чердака плакала сухими слезами Соня Блу.

5

Блюз воскресения