В поисках заклятия - Найт Бернард. Страница 9

Спустя несколько часов, покрыв десять миль до северного побережья, они уже ехали вниз по холму в Илфракум. Маленький порт ютился между зубчатыми утесами, а гавань пряталась за выступом скалы. Дул сильный северо-западный ветер, и белые буруны налетали на неровный, выщербленный берег. Далеко впереди, в дымке, виднелись холмы Уэльса.

— Кому принадлежат эти места? — поинтересовался Гвин, когда они пустили коней рысью вниз к кривой улочке, ведущей к пляжу.

— Этой землей, как и большим куском графства, владеет епископ Кутанс, — пропищал писарь, горевший желанием продемонстрировать свои познания, особенно, когда дело касалось служителей церкви. — Но много лет назад он сдал ее в субаренду Роберту Понтекардонскому, а затем земля перешла к роду Роберта Фитцроя, на правах аренды.

— Какая разница, кому она принадлежит, — проворчал де Вулф. — Давайте просто найдем десятника. Это он послал в Барстапл с известием о трупе.

В такой крупной деревне-порте, как Илфракум, обычно проживал приказчик, более старший слуга феодала, но Одо сообщил им, что тот недавно умер от апоплексического удара, и до тех пор, пока Фитцрой или его мажордом не назначат нового, все административные вопросы возложены на десятника. Когда коронер с помощниками проезжали рысью по единственной улочке, поглазеть на незнакомцев вывалило с дюжину любопытных жителей. Гаванью служила песчаная бухточка, защищенная со стороны моря длинным полуостровом, называвшимся Бенрикс, который во время прилива превращался в остров. На берегу со стороны моря поднимался холм, на котором стояла низкая башенка с сигнальной жаровней, служащая маяком для кораблей, заходящих в гавань. Вокруг гавани теснилась группа всевозможных строений — от нескольких каменных домов до покосившихся лачуг из дерна. Крыши были в основном соломенные, но большие здания были покрыты тяжелыми каменными плитами, что позволяло обитателям этих домов лучше переносить мерзкую погоду, которой славилась эта открытая Атлантике часть Бристольского залива.

В начале пляжа стояли пара складов и рыбацкие сараи. Несколько лодок были вытащены выше линии прилива. Привалившись к единственному причалу, кренился в ожидании большой воды «купец» с кургузой мачтой. По перекинутой на берег доске сновали гуськом портовые грузчики с мешками извести на спинах.

В нескольких ярдах от набережной де Вулф остановил Одина и подозвал молодую женщину, глазевшую, разинув рот, на приезжих. Она прижимала к груди ребенка, совершенно голого, несмотря на пронизывающий ветер, трепавший лохмотья оборванки.

— Где найти десятника? — пробасил коронер.

Широко раскрыв глаза от неожиданности, ибо этот огромный темноволосый незнакомец из другого мира говорил на ее языке, юная мать молча кивнула на каменный дом, стоявший напротив, затем резко повернулась и пустилась наутек. Губки ребенка так и не оторвались от ее обнаженной груди.

К этому моменту еще больше жителей собрались посмотреть на гостей, и из толпы выступил вперед коренастый мужичок средних лет с огромными усищами и лопатой каштановой бороды.

— Вы, должно быть, коронер, сэр. Я Меттью, десятник. Я вас ждал.

Джон понял, что перед ним человек благоразумный и надежный, чего нельзя было сказать о некоторых десятниках, часто выглядевших абсолютными идиотами. В феодальной системе десятники стояли в самом низу иерархии должностных лиц и отвечали за повседневную организацию земледельческих работ в деревне. Хотя все, кроме мажордомов, были безграмотны, десятники вели учет — урожаи, поголовье скота, десятины и очередности повинностей — с помощью палочек с насечками и своей памяти.

В сопровождении толпы, державшейся на почтительном расстоянии, десятник отвел гостей на другую сторону улицы к занимаемому им дому приказчика. Мальчонка повел покормить и напоить их лошадей на задний двор, а гости вошли в дом. В нем было целых две комнаты без каких-либо удобств, за исключением нескольких лавок и табуретов возле очага на землебитном полу в центре меньшей из комнат. У стен валялись кучи папоротника и сена, служащие постелью для жены десятника и его четверых детей. В другой комнате располагались кухня и маслодельня, которую хозяева делили с коровой и тремя осиротевшими ягнятами весеннего отела.

Жена Матфея принесла хлеб, мясо и эль, и все уселись вокруг обмазанной глиной печной ямы, из которой тлеющие поленья источали голубоватый дымок.

— Труп находится в одном из сараев для рыбы на пристани, — пояснил десятник, у которого было обезображенное коровьей оспой, но все же красивое лицо, с почти такими же громадными, как и у Гвина, усами.

— Как нашли этот труп? — поинтересовался коронер.

Матфей наклонился вперед, уперев огрубевшие руки в колени, обтянутые штанами из саржи.

— Мальчишка с мыса над гаванью увидел на востоке это судно без команды, на котором не было паруса и которое явно несло к берегу. Мы собрались и сразу же отправились посмотреть, где его выбросит, чтобы, быть может, спасти какую душу.

У Гвина, который сам был родом из рыбацкой деревушки, возникли сильные подозрения по поводу того, что их скорее интересовало спасение груза и такелажа, чем душ, но он оставил эти циничные мысли при себе.

— Мы обошли утесы, но судно снесло ветром дальше в направлении залива Кум, и к тому времени, когда мы добрались до корабля, он налетел на Каменный Нос у Уотермута. Почти стемнело, но мы нашли его вклинившимся в расселину. Судно было не слишком повреждено, но к следующему дню разломилось под ударами прибоя.

— А мертвец?

— Он был на палубе, у самого трюма, со стороны кормы. Мачта сломалась, и реи свалились вниз, так что его ноги запутались в такелаже. Иначе мы бы никогда не нашли тело — его давно бы смыло за борт, в море.

Допив эль из необожженной глиняной кружки, де Вулф поднялся.

— Ну что ж, пойдем взглянем на него.

И, надвинув на голову заостренный кожаный капюшон, направился к двери, перед которой нагнулся, чтобы пройти под низкой притолокой. Под взглядами любопытных жителей деревни, сопровождавших на расстоянии прибывших гостей и десятника, они направились к пристани. Там Матфей энергично зашагал к сарайчику из нетесаных бревен, с крышей из дерна, придавленного плоскими камнями, чтобы не сдуло ветром. Когда они вошли внутрь через открытый в сторону суши торец, их ноздри наполнила жуткая вонь гниющей рыбы.

Две пожилые женщины и мальчишка стояли у грубо сколоченной лавки, потроша рыбу и кидая ее в плетеные корзины. Кишки бросались на землю, увеличивая вонючую кучу, которую потом лопатами сгребали в гавань, чтобы отлив унес ее в море. Томас де Пейн, единственный

чувствительный член команды, отпрянул назад, прикрывая нос потрепанным плащом.

— Он там, — десятник указал в темный угол сарая.

Гвин прошел вперед и стащил полотнище с неподвижной фигуры у стены.

Де Вулф и десятник подошли ближе и увидели трогательно щуплую фигурку юноши, сжавшуюся на зловонной земле. На парне были темные брюки и короткая туника, затянутая широким кожаным ремнем. Одежда была все еще влажная от морской воды, покойник лежал на боку, словно во сне, лицом к стене. Гвин наклонился, и, бережно, как ребенка, подняв тело, переложил его на спину.

— Он получил смертельную рану, это несомненно, — заметил Матфей, показывая на размытые водой пятна крови на тунике юноши.

В верхней части живота была косая прореха в ткани, окруженная зловещим розовым пятном. Джон присел на корточки у трупа, расстегнул ремень и задрал тунику.

— Острие пики! — моментально воскликнул Гвин, ткнув мясистым указательным пальцем в сторону характерной раны в верхней части живота. На бледной коже под ребром красовалась колотая рана с посиневшими краями шириной с два дюйма, а на одной линии с ней, на расстоянии в пол-ладони, виднелась воспаленная красная царапина, окруженная синяком.

— Откуда вы знаете, что это была пика? — спросил десятник, не имевший никакого военного опыта.

— Острие вошло здесь, — де Вулф глубоко воткнул палец в колотую рану. — А боковой зубец оставил след здесь, — указал он на ссадину.