Дуэль сердец - Бритт Кэтрин. Страница 20

Дух Гейл был сломлен его словами. Какое это имело значение, кто будет о ней заботиться в теперешнем ее положении? Все равно кому-то придется это делать. Она опустила веки. Ланс продолжал говорить о делах ее отца, но Гейл слушала его вполуха. Когда он уехал, она уже спала.

Потянулись дни, похожие один на другой. Гейл погрузилась в абсолютное уныние, ей была безразлична жизнь, продолжающаяся вокруг нее. Ее палата ломилась от цветов и подарков, но она не интересовалась ими. Часами она лежала, глядя в потолок, ее чувства оцепенели, как и ее ноги. Боль оставила ее спину и возвращалась только, когда девушка сидела слишком долго.

Получить возможность сидеть и тем самым на время забывать о своей болезни и беспомощности было настоящим облегчением в беспросветном горе ее существования. Но приходилось мириться с фактом, что она не способна даже на одну-единственную прогулку, проделанную самостоятельно. Ее ноги ничего не чувствовали и были недвижимы: Гейл лежала позабытая судьбой.

Друзья продолжали регулярно навещать ее. Они пытались ободрить ее сочувствующими взглядами, приносили огромные букеты цветов и подарки. Их посещения помогали ей скоротать день, но ей было спокойнее, когда они уходили. Гейл перестала, как раньше, радоваться жизни. Ночные боли обострили контуры ее лица, глаза заволокло глубокой печалью.

Ланс не переставал посещать ее каждый день, неизменно улыбаясь, но они не становились ближе друг другу. Когда однажды утром он не появился, этому вскоре последовало объяснение. Днем неожиданно появилась бабушка, похудевшая и сильно загорелая. Она тепло обняла Гейл, расспросила ее обо всем и сказала, что надеется перевезти домой Сэма, как только он будет достаточно хорошо себя чувствовать.

Она выглядела постаревшей и даже усохшей. Она также сообщила Гейл, что поселилась в гостинице поблизости, чтобы побыть с нею подольше и не тратить время на дорогу.

Гейл получила сообщение от Ланса. Он не зашел навестить ее с утра, потому что не хотел утомлять больную перед посещением бабушки. В течение двух дней он не появлялся, очевидно давая им время наговориться и побыть наедине.

Утром третьего дня он, по обыкновению, заботливо ухаживал за Гейл, и его глаза поблескивали из-под челки, упавшей на лоб. Именно этот блеск в глазах, очаровавший Гейл в их первую встречу, теперь сводил с ума всех медсестер клиники. Было невозможно не догадаться об истинных причинах усиленной заботы, которую они проявляли во время его присутствия: бесконечное число раз отворялась дверь, и кто-нибудь из сестер заглядывал под тем или иным предлогом, чтобы лишний раз взглянуть на него.

Не сознавая, какое разрушительное действие он производил в их сердцах, Ланс скрестил длинные ноги, откинулся на спинку стула и произнес:

— Мы обедали с миссис Пемблтон прошлым вечером. Она очень обеспокоена. Мне она сказала, что сразу же займется вами, когда они приедут домой с вашим дедушкой. — Он сделал паузу, ожидая ее комментариев. Но так как Гейл не проронила ни слова, он продолжил: — Лично я думаю, бесчеловечно обременять ее двумя больными. Она не молода, ей это будет трудно.

Гейл серьезно посмотрела на него.

— Что вы предлагаете? — спросила она саркастически. — Бросить меня в Темзу?

Он сощурился:

— Что ж, это бы вывело вас из состояния меланхолии, в котором вы пребываете. Вам пойдет на пользу, если что-нибудь поможет снять слой ваты, которым вас старательно окутывали всю вашу жизнь.

— Возможно, следует проконсультироваться у вас, — сказала она едко.

Он ответил ей исключительно сдержанно:

— А вы продвигаетесь! Несчастья явно не повлияли на ваше остроумие.

Шум у двери привлек его внимание. Появилась медсестра, неся чашечки с ароматным кофе на подносе.

— Кофе, мистер ван Элдин, — сказала она и была вознаграждена очаровательной улыбкой.

— Спасибо, — произнес он любезно.

Чашечка с кофе стояла перед Гейл, но она даже не притронулась к ней. Ланс с удовольствием пил свой кофе. Гейл сейчас желала лишь одного — чтобы с ней не говорили о ее будущем. Она ничего не хотела знать. В то же самое время ей было бы скучно без его посещений. Гейл чувствовала себя несчастной и с ним, и в его отсутствие. Ситуация напоминала случай из ее детства. Когда она еще училась в школе, маленький мальчик, ее одноклассник, послал ей записку, в которой было нацарапано: «Дорогая Гейл, я люблю тебя. А ты любишь меня? Джон».

Она ответила тогда: «Дорогой Джон, я наполовину люблю тебя и наполовину не люблю, но думаю, что та половина, на которую не люблю, все-таки больше. Гейл».

— Пейте ваш кофе. — Бесцеремонная команда прервала ее воспоминания.

Машинально Гейл взяла чашку и отхлебнула остывающий напиток.

— Видите, я уже повинуюсь вам беспрекословно. Скоро вам не потребуется даже приказывать.

Уголки его губ приподнялись в улыбке.

— Это обнадеживает, поскольку я собираюсь заняться вами всерьез. — Сложив руки, он сказал: — Видите ли, я беру на себя заботу о вас. Ваш отец хотел именно этого.

Гейл потеряла дар речи. Меньше всего она хотела быть ему обязанной!

— Вы? — Ее лицо покраснело. — Вы шутите!

— Напротив, я никогда не был настолько серьезен. Вы едете в «Башни ван Элдинов», чтобы там поскорее выздороветь.

Фыркнув, она вызывающе посмотрела на него:

— Я не нуждаюсь ни в вашей помощи, ни в вашей жалости. Конечно, я должна быть благодарна за то, что вы сделали для меня. Однако я не позволю вам дальше заботиться обо мне. Папа хотел бы, чтобы я жила у его родителей, и к ним я и поеду.

— Если бы дело было только в вас, возможен и этот вариант, но дело касается и других, — мрачно сказал Ланс. — Доктора рекомендовали вашей бабушке оберегать своего мужа от волнений. Если вы переедете к ним, он будет переживать.

Ее губы напряглись.

— Я могу жить дома. Бинз и Дженни позаботятся обо мне. Я могу нанять сиделку, если возникнет необходимость.

— Ничего не получится. Ваш дом продается. Нет смысла прерывать торги. Так что альтернативы нет. Вам пора привыкать, что никто не будет вас баловать. Но сначала вам надо опять встать на ноги. Сосредоточьтесь на мыслях о выздоровлении, это поможет вам.

От ненависти и злости у нее перехватило дыхание.

— Благодарю за веселые новости! Что вы собираетесь предпринять? Бить меня, запереть в подвалах ванэлдинской башни, если я не подчинюсь? — разразилась она криком мгновение спустя.

Он сверкнул зубами, рассмеявшись:

— В сущности, я настроен решительно. Вы едете в имение ван Элдинов в качестве моей жены.

Ее глаза широко раскрылись.

— Вы сошли с ума, если хоть на миг решили, что я соглашусь выйти за вас замуж. Ведь мы совсем не любим друг друга!

Он усмехнулся:

— Нам необходим временный брак, чтобы остановить сплетни, иначе вам будет необходима компаньонка. — Он прищурил глаза. — Последнее помешает моим планам относительно вас. А во всем, что касается вас, я хочу иметь развязанные руки. Ваш отец согласился бы с этим. Если мужчина берется за дело, он обязательно преуспеет.

Ланс посмотрел ей прямо в глаза, давая понять, что не заботится о ее согласии. Никто прежде не обращался с Гейл таким образом. Наоборот, это ее требования всегда беспрекословно исполнялись. Гейл уставилась на него и припомнила вечер, когда он обедал у них, и слова отца, сказанные тогда в шутку, приобретали теперь совсем другое значение.

— Итак, вы, кажется, приняли свой жребий, — резюмировал он.

Она не сомневалась — он настоит на своем: это было написано у него на лице и светилось в глубине его темных глаз. Ее мучил лишь вопрос — зачем ему это нужно. Гейл наконец заговорила охрипшим от волнения голосом:

— Женитесь на мне — и я устрою вам ад.

Он коротко рассмеялся:

— Даже в аду можно жить, лишь бы была хорошая компания, — ответил он весело.

Глава 7

Они поженились до отъезда миссис Пемблтон в Танжер. Ланс продумал детали, и все было осуществлено быстро. Он забрал Гейл из больницы уже одетой к свадьбе, которая должна была состояться в имении ван Элдинов. Ее бабушка хлопотала, устраивая маленькое свадебное торжество, так что облачиться в подвенечный наряд Гейл помогла медсестра. Это было длинное платье в романтическом стиле из ярко-белой ткани, с пышными рукавами и глубоким вырезом. Ланс подарил ей бриллиантовый кулон. Гейл повесила его на тонкую золотую цепочку и надела на шею, обнаженную глубоким вырезом платья, что подчеркивало хрупкие линии ее стройного молодого тела. Золотистые волосы были уложены светящимся ореолом, так что она выглядела особенно юной и несказанно прекрасной.