1952 (СИ) - Алексеев Александр. Страница 17
24 марта 1952 года учреждена золотая медаль им С. И. Вавилова. Академия наук СССР присудила первую награду Гинзбургу за изобретение томографа и выдвинула на премию Эйнштейна в 1953 году в США.
В «Советском сорте» приведены результаты ответных матчей четвертьфинала Кубка европейских чемпионов (в скобках результат первого матча). Мальмё(Швеция) — Хиберниан(Шотландия) 0–1(1–3), Реймс(Франция) — Гонвед(Венгрия) 4−4(4−2), Реал Мадрид(Испания) — Хайдук(Югославия) 4−0(0–3), Торпедо Горький(СССР) — Рапид(Австрия) 7−0(1–2) Лучшие бомбардиры турнира: Милутинович(Хайдук)-8, Пушкаш(Гонвед)-8, Копа(Реймс)-7, Жаров(Торпедо Г)-6.
Далее выписки из нескольких статей про снижение цен.
Эту тему в новом веке и про брежневские времена вспоминают с умилением — стабильность, уверенность в завтрашнем дне. И в краткосрочной перспективе так оно и было, однако в среднесрочной, не говоря уже о долгосрочной перспективе, брежневская эпоха была проеданием будущего, временем упущенных исторических возможностей.
В раздел «Диванный эксперт» начислено два балла.
В статье про советско-китайские отношения промелькнуло, что мою знакомую «Соню» Сунь Вэйши назначили в Москву заместителем посла КНР.
Девушка то растёт. Генеральская должность, между прочим…
В коммуналке вечерний просмотр фильма. Пионера Колю и его сестру Полину за какую-то провинность поставили коленками на горох. Но, пока старшие смотрели телевизор, эти двое засовывали горошины в рот и плевались друг в друга. Короче, весело проводили время…
Засыпаю под клип Наблюдателей про школьные отношения… https://youtu.be/KTbVbz9s2Fs
7 апреля 1952 года. Москва.
С сегодняшнего дня я прекратил пробежки на выносливость, ограничившись разминкой, работой с грушей, скакалкой и боем с тенью. На спарринге, посылая «почтальона»(комбинация ударов «раз-раз-два»), я немного запоздал с работой ног, совсем немного, буквально на доли секунды. А в бою работа ног чертовски важна. Каждый удар быстрый и короткий, обязательно с небольшим синхронным подшагиванием к противнику. Вот здесь я немного замедлился и завалил всю атаку. Об этом, остановив бой, и говорит мой тренер Щербаков.
Возможно, некоторые читатели ждут, когда почти невесомый «мухач» Жаров отдубасит на ринге тяжеловеса, а на закуску ещё одного. Но такой бой — сказка сказочная про попаданца-превозмогатора. А ещё бы наш герой мочил громил-гопников в подворотнях. Такую туфту можно впаривать только совсем уж доверчивым читателям…
На деле же спортсмены и уличные или военные бойцы — это разные категории с разными техниками боя. В боксе действуют совсем другие правила. Если в реальном бою и в подворотне для нейтрализации или убийства противника все средства хороши. То на ринге по другому. Хороший боксёр может легко проиграть зачуханному отморозку, у которого в руках пистолет. А то устраивают на страницах книг и в фильмах махаловки, где один герой мочит огроменную банду по одному, а бандосы подпрыгивают на месте и ждут своей очереди на утилизацию… Или ещё чудней… https://youtu.be/nZj8yq3ABsY?t=2
У меня же тело боксёра, который привык побеждать на ринге. В наследство достались хорошая работа ног и резкий удар. Я разнообразил технику боя и тактику её применения. Научился реагировать на действия соперника с помощью звуков, мимики, циклических движений соперника. Довёл защиту и уклоны до автоматизма.
Днём мать Стахановца собирала бутылки в авоську, чтобы сдать в магазине. Молочные и кефирные прям в «молочке» брали, а вот с лимонадно-вино-водочными только в приемные пункты. Писатель, как то возмущался: почему в вино-водочных магазинах тару не принимают? Непорядок!
С детьми стахановца сегодня после школы в коммуналку пришли одноклассники из более бедных семей. В отличие от моих маленьких соседей, одетых, как с иголочки, их приятели были одеты в заштопанное ношенное-переношенное рваньё… Мода на рванье придёт в молодёжные ряды в конце двадцатого века. Сначала, как подражание панкам, а потом и как прибыльная часть молодёжной моды…
Сейчас же бедность порой была действительно ужасающей. Дети ходили без перчаток и галош, отмораживая себе руки и ноги. Государство, как могло, детям помогало. Ученикам из бедных семей выдавали ордера на дешевую одежду, на галоши, валенки, пальто, ботинки, полуботинки и прочее. Но и эта одежда была для некоторых слишком дорогой. Они возвращали ордера в школу. Для многих выдача ордеров казалась насмешкой. По ним предлагали одежду на пяти-шестилетних малышей. Но и выданная по размеру обувь и одежда были низкого качества и совсем не того сорта: вместо кожаной обуви давали кирзовую или парусиновую, вместо полушерстяных платьев — платья из бумажной вигони. Так что туалеты выбирать не приходилось. Ходили в школу кто во что горазд. Но как ни экономили на одежде, мальчишки любого класса носили брюки. Ходить в коротких штанишках считалось неприличным. Дети донашивали одежду родителей, старших братьев и сестер. Некоторые носили шлемы танкистов, красноармейские буденовки, вместо портфелей — офицерские полевые сумки, а то и просто перевязывали учебники и тетради ремнем. Одежду перешивали, перелицовывали, штопали, на нее ставили заплаты, ее перекрашивали.
Вечер. После футбольной тренировки иду с Сальковым на читку его повести у Апсолона. Перед началом читки мой подставной поэт-песенник дал мне пачку моих «заработанных» денег.
В раздел «Плагиатчик» начислено ещё пять баллов.
Апсолон затянулся сигаретой и, глянув на юного Вову Салькова, протянул:
— Пятнадцать лет? Далеко пойдёшь, если не остановят… Недавно в театр-студию киноактёра приезжал актёр из калининского драмтеата Спартак Мишулин. Про него говорят, что он внебрачный сын Фадеева. Врут, наверное. Александр — он хоть и «участвовал» в чистках, но, человечность ещё не всю растерял… Мог бы своего отпрыска куда-нибудь в Москве пристроить… (Салькову) Если Фадеев одобрит твою повесть, то будешь её дорабатывать в Горьком с Шестириковым. Он же у вас там главный по писателям?
Сальков кивает, мол был у Шестирикова, а тот в Москву посоветовал.
— Повесть про войну?… А что ты знаешь о войне, мальчик? — поглаживая искалеченную осколком руку, спрашивает Апсолон у Вовы Салькова. — У нас в батальоне при кухне была собака, которая во время построения становилась на левый фланг замыкающей, а при прохождении строя мимо неё поднимала переднюю лапу к уху, как бы отдавая честь. Новый комбат в сорок третьем застрелил её по пьяни, когда она его облаяла.
Кинорежиссёр читает первые предложения повести. Я воспринимаю это, словно кальку из известного нам с Сальковым фильма:
— Это дорога в город. И те, кто уезжает из нашего села, и те, кто возвращается потом в родные места, уходят и приходят по этой дороге. Она никого не ждёт… — Апсолон начав очень бравурно, сбавляет обороты и произносит фразы более человечно, — Тот кого она ждала, её сын Алёша, не вернулся с войны. Он похоронен далеко от родной земли у деревни с нерусским названием. Ранними вёснами чужие люди приносят на его могилу цветы. Они называют его Русским Солдатом, Героем-Освободителем. А для неё он был просто сын. Мальчик о котором она знала всё! От самого рождения до того дня, когда он уходил по этой дороге на фронт. Он был нашим другом… И мы расскажем о нём историю, о которой не всё знает даже она… Его Мать. «Баллада о солдате»…
Дальше кинорежиссёр читает про себя, периодически поглядывая на Салькова и качая головой.
— Ну, добре. Придётся снова к Фадееву идти, когда у него запой закончится. — говорит Апсолон, прочитав первую главу «Баллады о солдате», — может в «Юности» и разрешит напечатать, а то Катаев книги на военную тему только с его разрешения печатает…
Кинорежиссёр предлагает мне обмыть это дело коньяком. После моего отказа, он посмотрел на Салькова и вымолвил: