Армадэль. Том 2 - Коллинз Уильям Уилки. Страница 68
«Что сказали бы вы, — спросила я, — если бы я была богата, а не бедна? Что сказали бы вы, если бы я могла дать вам сто фунтов?»
Он вздрогнул. Я видела ясно, что Мануэль не надеялся получить даже и половины названной мною суммы. Бесполезно говорить, что язык его лгал, между тем как лицо говорило правду, и когда он ответил мне, ответом его было: «Этого недостаточно».
«Положим, — продолжала я, не обращая внимания на то, что он сказал, — что я могу подсказать вам способ получить вдвое больше этого, втрое, впятеро больше, хватит ли у вас смелости протянуть руку и взять эти деньги?»
Алчный блеск опять появился в его глазах. Голос его стал хриплым от нетерпеливого ожидания моих следующих слов.
«Кто этот человек? — спросил он. — И в чём состоит риск?»
Я тотчас все объяснила в самых ясных выражениях. Я бросила ему Армадэля, как могла бы бросить кусок мяса хищному зверю, преследовавшему меня.
«Человек этот богатый молодой англичанин, — сказала я. — Он только что нанял яхту „Доротея“ в здешней гавани, и ему нужен шкипер и экипаж. Вы были офицером в испанском флоте, вы превосходно говорите по-английски и по-итальянски, вы хорошо знакомы с Наполеоном. Богатый молодой англичанин не знает итальянского языка, а переводчик, помогающий ему, ничего не понимает в мореплавании. Он не знает, что ему делать, не может получить помощь в этом чужом городе; он знает жизнь не более этого ребёнка, который вон там копается палкою в песке, и все наличные деньги он носит при себе банковыми билетами. Вот каков этот человек! А риск оцените сами».
Алчный блеск в его глазах разгорался всё сильнее и сильнее при каждом слове, произносимом мною. Он, очевидно, был готов решиться на риск, прежде чем я закончила.
«Когда я могу видеть этого англичанина?» — спросил он нетерпеливо.
Я перешла к носу рыбацкой лодки и оттуда увидела, что Армадэль в эту минуту выходил на берег.
«Вы можете видеть его сейчас же», — ответила я, указывая на Армадэля.
После долгого изучающего взгляда на Армадэля, беспечно шедшего по покатистому берегу, Мануэль отступил опять под прикрытие лодки. Он подождал с минуту, что-то обдумывая, и задал мне другой вопрос, шёпотом на этот раз.
«Когда яхта будет снаряжена, — спросил он, — и англичанин уплывёт из Неаполя, сколько друзей поедут с ним?»
«У него здесь только два друга, — отвечала я. — Тот, другой джентльмен, которого вы видели вчера со мною в опере, и я. Он пригласил нас обоих ехать с ним, но когда подойдёт время, мы оба откажемся».
«Вы за это ручаетесь?»
«Положительно ручаюсь».
Мануэль отошёл на несколько шагов и, отвернувшись от меня, снова задумался. Я только видела, что он снял шляпу и вытер лоб носовым платком. Я только услышала, что он с волнением разговаривал сам с собою на родном языке.
С Мануэлем произошла перемена, когда он вернулся. Лицо его побледнело, а глаза смотрели на меня с плохо скрытым недоверием.
«Один последний вопрос, — глухо сказал он и вдруг подошёл ближе ко мне, а затем заговорил, делая ударения на следующие слова:
— Ваши какие выгоды в этом?»
Я в испуге отступила от него. Вопрос напомнил мне, что у меня действительно есть выгоды в этом деле, которые совершенно ясно сводились к тому, чтобы разъединить Мануэля и Мидуинтера. До сих пор я только помнила, что фатализм Мидуинтера открывал мне дорогу, представить Армадэля постороннему, который мог ему помочь. До сих пор единственная цель, которую я имела в виду, состояла в том, чтобы защитить себя, пожертвовав Армадэлем, спасти от огласки, угрожающей мне. Я не писала не правды в своём дневнике; я не притворялась, заявляя, что не чувствую ни малейшего интереса к кошельку Армадэля или к безопасности его в будущем. Я ненавидела его слишком сильно для того, чтобы заботиться о том, какие пропасти откроет мой поступок под его ногами. Но я точно не видела (пока этот последний вопрос не был задан мне), что, служа своим собственным целям, Мануэль мог бы, если бы он осмелился на все ради денег, служить также и моим интересам. Естественное беспокойство защитить себя от огласки перед Мидуинтером заполняло все мои мысли и исключало все другое.
Видя, что я не отвечаю, Мануэль повторил свой вопрос в другой форме.
«Вы бросили мне англичанина, — сказал он, — как кусок церберу. Сделали бы вы это так охотно, если бы не имели для этого своих причин? Я повторяю свой вопрос: вы имеете в этом выгоду? Какую?»
«Я имею две выгоды, — ответила я. — Выгоду принудить вас уважать здесь моё положение и выгоду освободиться от вас навсегда!»
Я говорила с такой смелостью и дерзостью, каких он ещё не слышал от меня. Сознание того, что я делаю негодяя орудием в своих руках и принуждаю его слепо помогать моему намерению в то время, когда он помогает себе, пробудило моё мужество и заставило меня почувствовать, что я стала опять похожа на себя.
Он засмеялся.
«Сильное выражение в некоторых случаях составляет преимущество дам, — сказал Мануэль. — Сможете вы или нет освободиться от меня навсегда, мы предоставим будущему решить этот вопрос. Но ваша вторая выгода в этом деле приводит меня в недоумение. Вы сказали мне всё, что мне нужно знать об англичанине и его яхте и не поставили условий, прежде чем заговорили. Позвольте спросить, как вы можете принудить меня, как вы говорите, уважать ваше положение здесь?»
«Я скажу вам как, — возразила я. — Вы услышите мои условия. Я требую, чтобы вы меня оставили через пять минут; я требую, чтобы вы никогда не подходили к тому дому, где я живу, и запрещаю вам иметь сношения каким бы то ни было образом со мною или с тем другим джентльменом, которого вы видели со мною в театре…»
«А если я не соглашусь? — перебил он. — Что вы сделаете в таком случае?»
«В таком случае, — отвечала я, — я скажу два слова по секрету богатому англичанину, и вы останетесь хористом в опере».
«Смелая вы женщина, если считаете, что я имею уже планы на англичанина и что преуспею в них. Почему вы знаете…»
«Я знаю вас, — перебила я, — и этого довольно».
Наступило обоюдное молчание. Он смотрел на меня, я смотрела на него. Мы поняли друг друга.
Он заговорил первый. Зловещая улыбка замерла на губах его, и голос звучал хрипло и тихо, почти шёпотом.
«Я принимаю ваши условия, — сказал он. — Пока вы будете молчать, буду молчать и я, конечно, если только не узнаю, что вы обманули меня. В таком случае наше условие не выполняется, и вы опять увидите меня. Я завтра пойду к англичанину с необходимой аттестацией, чтобы войти к нему в доверие. Скажите мне его имя».
Я сказала.
«Дайте мне его адрес».
Я дала и повернулась, чтобы оставить его.
«Одно последнее слово, — сказал Мануэль. — На море иногда случаются несчастья. Настолько ли вы интересуетесь этим англичанином, чтобы, если с ним случится несчастье, пожелать узнать подробности происшествия?»
Я остановилась и со своей стороны стала соображать. Очевидно, я не убедила его, что не имею никаких выгод, отдавая деньги и, как вероятное последствие, жизнь Армадэля в его руки. И теперь стало совершенно ясно, что он довольно хитро старается пристроиться к достижению моей тайной цели, открыв тем самым возможность общения между нами в будущем. Нельзя было колебаться насчёт того, как отвечать ему в подобных обстоятельствах. Если «несчастье», на которое он намекал, действительно случится с Армадэлем, я не имела надобности в уведомлении Мануэля. Стоило только поискать между столбцами английских газет, и я узнаю все, с той дополнительной выгодой, что газеты напишут правду. Я церемонно поблагодарила Мануэля и отказалась от его предложения.
«Нисколько не интересуюсь этим англичанином, — сказала я. — Я не желаю знать, что с ним случится».
Он смотрел на меня с минуту с пристальным вниманием и с таким участием, какого он ещё не показывал.
— «Какую игру ни играли бы вы, — возразил он, произнося слова медленно и значительно, — я не имею претензии узнавать, но я всё-таки осмелюсь предсказать: вы выиграете! Если мы встретимся когда-нибудь, вспомните, что я это сказал».