Беременна не от того босса (СИ) - Хард Софи. Страница 32

— Скажи это снова. То, что сказал вчера, — на выдохе прошу я.

Мне нужно это услышать. Убедиться, что мне не показалось и не приснилось. Что я все помню верно. Что он меня…

Волков наклоняется ближе, и его нос едва не касается моего. Его движения ускоряются — я чувствую подступающий оргазм.

— Я полюбил тебя с самого первого взгляда, когда ты еще меня не знала, — говорит он, перемежая слова резкими полустонами. — Я был готов к любым последствиям, лишь бы ты тогда не останавливалась.

Его рука ложится на мой живот и начинает медленно гладить.

— Я люблю вас обоих.

В этот момент я кончаю.

Глава 24. Настя

Пять месяцев спустя

С сеткой мандаринов в одной руке и крепко сжимая Сашину другой, я стою перед знакомым трехэтажным особняком не в силах пошевелиться. На улице холодно, и хорошо бы как можно скорее оказаться в теплом помещении, но я просто не могу себя заставить.

Волков не торопит меня, за что я ему благодарна.

— Может, домой? — спрашиваю я жалобно, хотя прекрасно понимаю, что теперь уже не отступлю.

— Если хочешь, поедем домой, — соглашается муж.

Мы расписались два месяца назад, но не хотели устраивать из этого событие. Сашиным родителям сообщили по видеосвязи, маме я рассказала сообщением. Она, как обычно, возмутилась сразу по нескольким поводам: что не помогала мне выбирать платье и что не познакомила меня с женихом. Это она еще на тот момент все еще не знала, что скоро станет бабушкой. В общем, у меня отлично получалось ее игнорировать ровно до этого момента.

Сделав глубокий вдох, я посмотрела на Сашу и только тогда сделала шаг вперед и нажала на звонок. Так как это загородный дом, сразу никто не откликается, но через минуту на крыльце слышится шевеление. Щелкает металлический замок, и я вижу раскрасневшееся от мороза папино лицо. Вот уж по кому я скучала.

— Настюша! — радуется он, и я падаю в его объятия.

Знакомый запах дешевых сигарет тут же заполняет нос. Мать пыталась перевести его на сигары, но папа был верен привычкам.

— Пойдемте, пойдемте в дом, — зовет отец и отстраняется.

Не знаю, почувствовал ли он мой живот, который сейчас скрывает шубка из искусственного меха, но если почувствовал, то ничего не сказал.

В доме нас встречает мама с лопаточкой для готовки в руках и в изящном белом фартуке. Губы, как всегда, поджаты в какой-то бесконечной обиде на мир, но в глазах тепло.

— Доченька, — выдыхает она, и мне кажется, что она вот-вот заплачет.

— Привет, мам. Мам, пап, это Александр, мой муж, — представляю я. — Саша, это моя мама, Анастасия Петровна…

— Вас что, одинаково зовут? — удивился Саша.

— Настюши у меня женщины креативные, — раздается позади папин голос.

Мама на это только фыркает и оценивающим взглядом проходится по Саше. Только затем ее взгляд падает туда, куда я боялась.

— Ясно, — комментирует она, ни чем больше не выдавая свои эмоции, забирает мандарины у меня из рук, разворачивается и исчезает в кухне.

Я нервничаю еще сильнее, и Саша, словно почувствовав это, крепко сжимает мою руку.

В моем детстве мама почти не готовила — этим в основном занимался папа и делал, как умел. Постоянные омлеты, вареная картошка и жареная рыба — вот в чем состоял мой основной рацион. Именно поэтому открывшаяся передо мной картина так поражает: стол просто ломится от различных салатов, закусок и горшочков с таинственным содержимым.

— Вот это да, — озвучивает мои мысли Саша.

— Проходите, садитесь, — приглашает мама, помешивая что-то в кастрюльке.

Я обмениваюсь с мужем многозначительными взглядами. Его как будто говорит: «Ты забыла сообщить, насколько богаты твои родители». А мой как будто: «Ага, и за каждую копейку с барского плеча мама заставляет плясать чунга-чангу».

Когда все наконец рассаживаются за круглым столом, на мгновение воцаряется неловкая тишина. Затем мама ожидаемо выдает:

— Ну, и когда срок?

— В мае, — хриплю я, вся сжавшись как пружина, готовясь к следующему нападению.

— Получается, вы поженились уже после…

— Мама.

— Настя! — одновременно говорим мы с отцом.

Странно, раньше он меня не особенно поддерживал. И от осознания этого на душе становится теплее.

Саша как ни в чем не бывало наливает всем, кроме меня, шампанского. Новый год как-никак.

— Анастасия Петровна, — встревает он, будто не слышал, что она сказала до этого, — Настя говорила, вы художница. Расскажете?

Мама машет рукой.

— Да что там рассказывать. Мазня, как говорит Ваня.

— Мазня, — подтверждает папа, накладывая маме в пустую тарелку еду. Хоть здесь ничего не изменилось.

— Ну, натюрморт в коридоре просто великолепный. Это ваш? — не отстает Саша.

Я позволяю себе немного расслабиться и отпить апельсинового сока. Раньше я все время напрягалась в мамином присутствии, потому что была одна. Но сейчас я уверена: бояться больше нечего. Если захочу, мы встанем и уйдем, и никто нас не остановит.

И все же с тех пор, как я в последний раз видела маму, что-то в ней неуловимо изменилось.

— Мой. — Мама бесстыдно переводит взгляд на меня. — Настя, как дела на работе?

— Я давно уволилась.

У моей мамы — у этого образца феминистки, мечтающей о матриархате — начинают трястись губы.

— Как это, уволилась? — выдыхает она, впервые за вечер давая трещину.

Я накладываю себе с горкой оливье. Пожимаю плечами.

— Так получилось.

— И что же, ты поэтому вышла замуж? — Саши она совершенно не стесняется — впрочем, чего я ожидала?

— Ничего подобного, — возражает муж. Его левая рука ложится мне на колено и принимается нежно его поглаживать. — Ваша дочь занимается интерьерами в стиле рустик, у нее свое дело. Она, между прочим, довольно популярна.

Да, Коля, местный мастер, создатель того самого шедеврального кресла в нашей спальне, оказался девятнадцатилетним пареньком. Причем у меня немало времени и сил заняло отрывание его от приставки. Тут даже его мама не помогла, которая буквально пошла на сына со сковородкой. После долгих уговоров Коля нехотя показал мне свою «мастерскую» — угол в гараже. Он сказал, что ничем серьезным он не занимается, а так, фигней страдает. Но меня было уже не остановить.

Оказалось, что все в доме Липницких было сделано руками этого лопоухого мальчугана. Столы, стулья, даже сервиз — причем такой тонкой работы, что у меня дух захватило. Я его, наверное, часа два рассматривала и разве что не облизала.

Я сразу же сделала Коле предложение, от которого нельзя было отказаться. Ну, по крайней мере, я так думала. Но он, этот глупый подросток, лишь сказал: «Нэ-э-э, спасибки» — и вернулся к своей приставке.

Пришлось делать несколько заходов. На следующий день я принесла парочку новых игр. Это помогло, только не так, как я планировала. В качестве благодарности Коля засел за приставку на целую неделею. Потом я пыталась подмазаться к его маме.

Сработало то, о чем я должна была догадаться с самого начала. Я озвучила ему примерную сумму, за которую мы можем продать каждый его стульчик. У пацана прямо-таки загорелись глаза. Мать сына больше не узнавала. Он дни напролет проводил в своем уголке и только и делал, что вырезал и строгал. Еще через неделю мне на суд был представлен невероятный комплект из шести столовых стульев с резными спинками. У меня дух захватило, когда я увидела эту красоту.

— Да? — с легким пренебрежением спрашивает мама.

Меня словно втягивает обратно в реальность.

— Кстати, Настась, ты подарок-то куда спрятала? — спрашивает папа, наворачивая картошку с мясом по-французски.

— Подарок? — удивляюсь я.

Мама поджимает губы.

— Сейчас принесу, — говорит она и встает из-за стола.

Я порываюсь пойти с ней, но она останавливает меня жестом. В кухне воцаряется тишина, которую удается заполнить лишь благодаря Саше:

— Так, Игорь Васильевич, чем вы, говорите, занимаетесь?