Две судьбы - Коллинз Уильям Уилки. Страница 20

Я позвонил. Вошел мой слуга с письмом в руках. Дама, приезжавшая в карете, оставила его часа три назад. Я спал, когда он входил ко мне, между тем накануне он не получал приказания будить меня и потому оставил письмо в гостиной на столе, пока не услышал моего звонка.

Угадав тотчас, кто моя корреспондентка, я распечатал письмо. Что-то вложенное в конверт выпало, но я не обратил внимания. Все мои мысли были сосредоточены на самом письме. Я прочел с нетерпением первые строки. Они содержали сообщение, что написавшая их ускользнула от меня вторично. Она уехала из Эдинбурга рано поутру. Листок, вложенный в конверт, оказался моим рекомендательным письмом к модистке, которое мне возвращали.

Мало того, что я негодовал на нее, ее вторичное бегство я счел просто личным оскорблением. В пять минут я был одет и на пути к гостинице на Канонгетской улице мчался в коляске со всей скоростью лошадиного бега.

Прислуга не могла сообщить мне никаких сведений. Мистрис Ван-Брандт уехала без ведома слуг.

Хозяйка, к которой я обратился затем, преспокойно отказалась содействовать мне в трудных поисках.

— Я дала слово, — объявила эта упрямая особа, — не отвечать на ваши расспросы о ней. Я нахожу, что она действует, как подобает честной женщине, уклоняясь от всякого дальнейшего общения с вами. Я следила за вашим поведением в замочную скважину вчера вечером, сэр. Желаю вам доброго утра.

Вернувшись в свою гостиницу, я все продумал и не упустил из виду ни одного варианта, чтобы разыскать ее. Я разыскал извозчика, который вез ее. Он высадил ее у лавки и был отпущен. Я обратился с расспросами к купцу, хозяину лавки. Он вспомнил, что продал какие-то полотняные вещи даме в шляпе с опущенной вуалью и саквояжем в руках, но больше ничего не знал. Я разослал описания ее внешности по всем конторам дилижансов. Три «изящные молодые дамы с опущенной вуалью и саквояжем в руках» соответствовали моему описанию, но как определить, которая из трех беглянок именно она? Если бы тогда существовали железные дороги и электрические телеграфы, мне еще, пожалуй, посчастливилось бы напасть на ее след. Но в то время, к которому относится мой настоящий рассказ, она могла положить преграду всем моим поискам.

Я читал и перечитывал ее письмо, все еще надеясь, что я подмечу вырвавшееся из-под пера выражение, которое Даст мне ключ к разгадке. Вот это письмо от слова до слова:

"Любезный сэр!

Простите, что я опять уезжаю от вас, как уехала в Перт. После того, что произошло вчера вечером, я могу только, зная собственную слабость и власть, которую вы, по-видимому, имеете надо мной, горячо поблагодарить вас за вашу доброту и проститься с вами. Мое печальное положение должно служить мне извинением в том, что я расстаюсь с вами так неучтиво, что решаюсь вернуть вам рекомендательное письмо. Если бы я воспользовалась им, то это представило бы вам средство общения со мной. Этого не должно быть, как для вас, так и для меня. Я не должна предоставлять вам случай признаться мне еще раз в том, что вы любите меня, я должна уехать, не оставив за собой никаких следов, по которым вы могли бы разыскать меня.

Но я не могу забыть, что обязана моей жалкой жизнью вашему состраданию и вашему мужеству. Вы спасли меня, вы имеете право знать, что побудило меня броситься в воду, и в каком положении я нахожусь теперь, когда (благодаря вам) еще жива. Вы узнаете мою печальную историю, сэр, и я постараюсь рассказать ее как можно короче.

Я вышла замуж, не очень давно, за голландца по имени Ван-Брандт. Прошу извинения, что не вхожу в семейные подробности. Я пробовала описать мой милый утраченный родной кров, говорить о моем дорогом отце, которого не стало. Но слезы навертываются на глаза, и я не вижу строк, когда возвращаюсь мысленно к счастливому прошлому.

Итак, скажу только, что Ван-Брандт был хорошо отрекомендован моему отцу и наша свадьба состоялась. Теперь я узнала, что рекомендации друзей Брандт получил под другим предлогом, излагать который было бы только напрасно утруждать вас подробностями. Не зная ничего другого о нем, я жила с ним счастливо. Я не могу утверждать по справедливости, чтобы он был предметом моей первой любви, но он один остался у меня после смерти отца. Я уважала его, восхищалась им.., и без хвастовства могу сказать, была для него доброй женой.

Так проходило время, сэр, и довольно приятно, когда настал вечер, в который мы встретились с вами у реки.

Я была одна в нашем саду и подстригала кусты, когда горничная прибежала сказать, что какая-то дама, иностранка, приехала в карете и желает говорить с мистрис Ван-Брандт. Я послала девушку вперед, чтобы проводить незнакомку в гостиную, а сама пошла вслед за ней принять посетительницу, как только успею немного приодеться. Гостья внешне была некрасивая женщина с красным, злым лицом и наглыми, блестящими глазами.

— Вы мистрис Ван-Брандт? — спросила она.

— Да я, — последовал мой ответ.

— И вы действительно обвенчаны с ним? — спросила она опять. Вопрос (довольно естественно, кажется) рассердил меня.

— Как вы смеете сомневаться? — вскричала я. Она захохотала мне прямо в лицо.

— Пошлите за Ван-Брандтом, — сказала она. Я вышла на площадку лестницы и позвала мужа, который сидел в комнате наверху и что-то писал.

— Эрнест! — окликнула я его. — Спустись скорее, тут явилась особа, которая оскорбила меня. — Он вышел тотчас, когда услышал мой голос. Незнакомая женщина последовала за мной на площадку, чтобы встретить его. Она низко присела перед ним. Он побледнел как смерть, когда увидел ее. Это перепугало меня.

— Скажите, ради Бога, что это значит? — обратилась я к нему. Он взял меня за руку и ответил:

— Скоро узнаешь. Вернись поработай в сад и не приходи в дом, пока я не пошлю за тобой. — Он имел такой расстроенный вид и так мало походил на себя, что положительно навел на меня страх. Я позволила ему проводить меня в сад. У двери он пожал мне руку и шепнул;

— Сделай для меня то, о чем я тебя прошу, моя возлюбленная. — Я прошлась по саду и села на ближайшую скамейку, ожидая, что из всего этого выйдет.

Сколько времени прошло, я не знаю. Мучительное беспокойство возросло во мне до такой степени, что я наконец не смогла выносить этого дольше. Я решилась вернуться в дом.

Я прислушивалась у входа и ничего не слышала. Я подошла к самой двери гостиной, все то же безмолвие. Я собралась с духом и отворила дверь.

Комната была пуста. На столе лежало письмо. Почерк был моего мужа и адресовано на мое имя. Я распечатала его и прочла. Из этого письма я узнала, что брошена, опозорена, несчастна. Женщина со злым лицом и наглым взором была законная жена Ван-Брандта. Она предоставила ему выбор уехать с ней тотчас или подвергнуться суду за двоеженство. Он уехал с ней — уехал и бросил меня.

Вспомните, сэр, что я лишилась и матери, и отца. Я не имела друзей. Я осталась совершенно одна на свете, не было у меня ни души, чтобы утешить меня или что-то посоветовать мне. Заметьте при этом, что, по свойству моего характера, я глубоко чувствую малейшее пренебрежение или оскорбление. Удивитесь ли вы теперь, что мне пришло в голову то, что я сделала вечером на мосту?

Одно прошу принять в соображение. Никогда бы я не покусилась на свою жизнь, если бы могла зарыдать. Слезы не текли. Тупое чувство оцепенения сдавило мне голову и сердце точно тисками. Я пошла прямо к реке. Дорогой я говорила себе вполне хладнокровно: «Там будет конец всему, и чем скорее, тем лучше».

Что случилось после того, вам известно. Я могу перейти к следующему утру — тому утру, когда уехала от вас так неблагодарно из гостиницы на берегу реки.

У меня была одна побудительная причина, чтобы уехать с первым экипажем, каким я могла воспользоваться, — и эта причина заключалась в страхе, что Ван-Брандт отыщет меня, если я останусь в Перте.